Броневой

Перед глазами мелькнуло мертвое лицо Ники. Маляр уже чувствовал ответ. Калмышев захрипел, одновременно дергая кадыком. В первые мгновения Маляр испугался, но затем понял, что старый приятель не задыхается. А смеется. Смеется разбитым ртом с торчащими осколками зубов. Губы автомастера исказила гримаса гнева. Руками так разбить чужой рот нельзя. Похоже, Калмышев встречал обух топора или молоток.

– Он разбился… из-за… нас, – выцедил напарник.

– В смысле, из-за нас? – быстро переспросил Малярийкин.

– Я подшаманил ему… с акватином…

– С двигателем? А зачем?!. Ты что, дурак?! – уже в голос заорал Малярийкин.

– Может… и дурак, – оскалился беззубым ртом Калмыш. – Да не так… Чехи не за байк… заплатили… Ты разве… не догадался?.. Сумма сверху… была за то… чтобы ушлепок этот… Юнга… долго по Сибири… не катал… Ты допер?.. Вот почему… столько лишнего лаве… отвалили… братюнь… Допер?..

Но Маляр не «допер».

– Ты бредишь, – прошептал он. – Зачем им убивать своего же чемпиона?

Калмышев улыбнулся вновь, одновременно выталкивая языком кровь.

– Дурак ты, Маляр… такой серьезный и умный… а все дурак… Чехи делают ставки… на «КТО»… дикие бабки, братюнь… И Юнга… был хорош как игрок… но слишком тупой… для бизнеса… Отказался… сливать бои… На золотую курицу… посягнул… Убить открыто чехи… своего не могли… Не по понятиям… Зритель бы не понял… Допер?.. Вот пацанчик и разбился… на байке… Горячий был… придурок… Гонял…

Напарник закашлялся.

– Я сделал все, сделал… как они хотели… – продолжил, захлебываясь, Калмыш. – А они меня… суки… сам все видишь… братюнь… В мастерню приперлись… скопом… часов пять назад… Ни о чем… не спрашивали… Тупо зашли и… начали мочить… Орали, что я убийца… Причем, знаешь… искренне так… орали… Видать, о задумке… с блокировкой… никто не знал… из простых бандюков… Тока шишки… А может… вообще пара человек… Кто бабки мне… потом… заносил…

Маляр прищурился.

– И кто же заносил?

– Шапрон… Ша…

– Что Шапрон?.. Я не слышу!

Но Калмыш не отвечал.

Малярийкин грубо толкнул бывшего приятеля в плечо. Потом, приблизив ухо к лицу напарника, послушал.

Калмыш сдох.

* * *

Некоторое время Малярийкин сидел перед трупом «братюни» неподвижно. Это было глупо, учитывая наличие двух мертвецов в том же здании, открытых настежь ворот, а также «муравейки», возвращения которой могли с нетерпением ждать убийцы. Глупо – с точки зрения сохранения собственной жизни. Где-то в подкорке, без всякого анализа и долгих размышлений, Маляр понимал, что ему самому с этой секунды грозит страшная опасность стать объектом многочасовых пыток и уже потом мертвецом. Причем опасность в максимальной степени – именно здесь, в «наш-ангаре». В месте, где его только и могли искать озверевшие бандерлоги из северо-западного района.

Вопрос «почему?» перед Малярийкиным не стоял.

То, что сказал мертвый напарник (другом сейчас назвать его не поворачивался язык), казалось бредом только на первый взгляд. Все это могло быть правдой. Кроме того, иных версий не было. Как ни пыжился, Маляр не смог придумать ни одного варианта, который бы отличался от слов старины Калмыша. Разве что случайное ограбление. Какой-нибудь нелепый и дикий налет таежных отморозков. Но нет. Это действительно сделали чехи. Грабители-колхозники своих жертв не пытали. Только мочили и грабили. Они могли изнасиловать и убить Нику. Могли пристрелить или зарезать Калмышева. Но оставлять его в петле на много часов не стали бы. Вот и вся дедукция, братюнь.

Итак, чехи.

Юнга чемпион. Отказался сливать бои. Убить сами не могут. Не комильфо правильным пацанам валить «своих» из-за бабок. Тем более – игрока за хорошую игру. Нашли идиотов в лице случайных реммехов. Идиота Калмыша. Идиота Малярийкина. Идиот Калмыш мандячит с движком. Это легко: поставить датчик на скорость, чтобы блокировал движение после 100 или 150 каэмче. И все! Чехи – лихие байкеры. Тем более чемпион Юнга. Принимая машину, он не полезет копаться в электронике. Убить Юнгу – просто. Как два пальца. Только решиться! Калмыш – решился. Имбецил. Впрочем, о мертвых плохо…

Виноват ли он сам, Малярийкин? Мог ли догадаться?

Конечно, мог. Больше того – до-га-дал-ся. Сразу было видно, здесь что-то не так. Не бывает такой вот прухи. Лотерейный билетик выигрышный, купюрки из рукава, бриллианты из воздуха. Не бывает!

Но почему именно «наш-ангар»?

Как там прошамкал Калмыш?

Шапрон…

А ведь действительно – Шапрон! Кто мог в принципе придумать подобный зверский расклад, кроме долбанутого топ-танкиста, суперклассного механика и водилы? Кому, кроме чехов, угрожал Юнга более всего, если не чемпиону игр «КТО»? Кто посоветовал чехам – криминальным лидерам северо-западных окраин – их убогую, ничтожную мастерню? Как вообще они с Калмышем могли поверить, что элита – буквально элита «КТО» и уголовного мира – может разместить у них заказ для потенциального чемпиона?

– Сука! – тихо прогундел под нос Малярийкин. – Вот же ты сука, товарищ Шапронов. С-сука! С-ссссу-у-ука!!!

Эхо отразилось от кровли. Эхо показалось зловещим. Нет, надо сдерживаться. Эмоции делу только вредят. Только какому вот на хрен делу? Все кончено.

Дело. Бизнес. Бабло и будущее. Авторемонт. Дружба. Тайная любовь к чужой девушке. Все.

Маляр обернулся. Взгляд автоматически уперся в дверной проем с распахнутой настежь дверью и оттого очень белый и светлый от проникавших через него солнечных лучей. Однако глаза сквозь распахнутую дверь видели не солнечный свет. По телу медленно и тяжко, словно бульдозер, прокатилась вязкая, обжигающая волна. Маляр вдруг ясно и как бы даже пронзительно осознал: это самое «все» было ничем по сравнению с единственной настоящей потерей. В дверях разрушенной мастерни лежала ласковая девочка Ника. И сверлила пустыми глазками пустой потолок.

Шапронов, ну как же так?!

Сильно захотелось сдохнуть.

Лечь рядом с корешем и подругой на бетонном полу. И валяться так. Долго-долго.

Но для ничтожного человечка из ничтожной автомастерской подобные желания были слишком уж понтовиты. Чай не бандюк, статусом не вышел.

Маляр тягуче, словно через силу, выпрямил скрюченную горем спину. Она не выпрямилась полностью – мешала травма позвоночника, полученная еще в детстве, при родах. Однако в пол он уже не смотрел. Только вверх и вперед!

Пошарив рядом, Малярийкин нащупал рукой брошенный обрез. Из мастерни надо валить. И валить быстренько – это подсказывала не только логика, но и собственный подпотевший зад.

В любой момент могли вернуться мстители-отморозки и «отморозить» уже Маляра – по полной схеме с ударами битами по челюсти, выдавленными зенками и прочими «чешскими» чудесами вроде многочасовой удавки, совмещенной с бдением в собственной моче на раздробленных коленях. Этот мир, как и все прочие, делил людей на тех, кто пугает, и тех, кто пугается. Чехи пугали. Ну а работяги, вроде Маляра с Калмышем, могли только ссать под себя да хорониться где-нибудь в очкурах, коли уж впали в гангстерскую немилость. Селяви, как говорится, доунт край.

Да и чем его смерть поможет мертвому товарищу с почившей подругой? Ничем. Разве что Шапрона лишний раз насмешит. Калмышев пока дох, вероятно, забавно слюни пускал. И рожа интенсивно краснела над удавкой. Смешно, оборжаться! Так что чехи с Шапроновым здесь не только мочили. Но и весело провели время. Наверняка. Бандерлоги – бандерлоги и есть…

– Не-ет, гады, только не в этот раз, – пообещал сам себе Маляр, имея в виду, что дохнуть здесь и сейчас он точно не собирался.

И все же, перед тем как ретироваться, следовало потратить несколько минут. Вытащить деньги из тайника. Собрать личные шмотки – их, слава богу, было совсем немного. А также еще более немногочисленные ценные вещи, которые можно было продать. Например, легкий, но дорогостоящий инструмент, измерительные приборы, кое-что из электроники. Все это вповалку летело в рюкзак и распихивалось по карманам. Наконец, собрав все, что необходимо, Маляр снова склонился над телом мертвой любимой девушки. Чужой мертвой, любимой девушки. Или просто любимой девушки – тут уж как понимать.

Хотел поцеловать в губы. Посмотрел в остекленевшие глаза. Маляр помнил, какими красивыми они были. Теперь напоминали мутные куски пластмассы. Все же сучья жизнь вокруг, верно? Маляр вздохнул. На поцелуй не хватало решимости. Ника была мертва.

Маляр накрыл труп девушки покрывалом. Калмыша он почему-то не накрыл. Поднял с пола слепленную Никой глиняную фигурку самого себя, вытер от крови, сунул в карман. Зачем – не знал сам. Может, из ностальгии.

На этом прощание с мастерской закончилось.

Сев в «муравейку», Маляр быстро укатил в ночь.

Ночь