Сказки русского мира (беспощадные, но со смыслом)

– Так я же даю гарантию! А не выгорит – деньги назад возвращаются. Ну что, приступаем?

– Приступаем, – кивнув головой, Волочкова соглашается.

Разворачивает тогда колдунья всю свою ведьминскую машинерию. Режет кошку черную да собаку пегую, берет шарфик, на котором Березовского повесили, гвозди из гроба Юрия Андропова, топленый жир, отсосанный из бедер Аллы Пугачевой, слюну Владимира Жириновского, собранную в различных телевизионных студиях, перхоть председателя коммунистической партии России Геннадия Зюганова, ногти Дмитрия Медведева, анализы мочи Иосифа Кобзона и, страшно сказать… фекалии самого царя-батюшки Владимира Владимировича Путина, привезенные с Давосского экономического форума еще до конфликта с Западом.

Смешивает все это в черепе невинно убиенного оппозиционера (фамилию называть не будем, дабы не тревожить душу неисповеданную). Связывает балерине руки шарфиком, вкалывает гвозди прямо в волосы, заставляет принять непристойную позицию, в книгах мудреных «поза нижнего мира» называется, и льет на промежность из черепа жидкость теплую вонючую, при этом слова заклинания приговаривая:

– Миры нижние и миры верхние, все видимые и невидимые существа и материи, все люди русские и нерусские, в прошлом общность «советсткий народ» составлявшие, а также их верховные и не верховные правители, зеки, менты и прочие госслужащие, свободные мелкие предприниматели, деятели российского шоу-бизнеса и обычные пролетарии, домохозяйки и рекламные криэйторы, строящие свои рекламные кампании по принципу дебилизации общества, и иже с ними телевизионные продюсеры, ведущие новостей и прочая сволочь мелкая, множащая в эфирах брехню и страдания, немые, глухие, но зрячие, иные инвалиды ущербные, не исключая борцов за свободу Новороссии, ублюдки и мародеры, поэты и писатели, младшие научные сотрудники, профессора и академики всякие, искусствоведы, работники музеев, библиотекари, но в первую очередь артисты балетные, режиссеры-хореографы, антрепренеры, меценаты и радетели о балете русском классическом, как узреете это место причинное, так и накроются им все ваши старания по разработке новых эстетических и художественных форм в хореографии, сценографии, музыке и иных отраслях искусства чинимые. И не вспомнит никто о ваших экспериментах, метаниях, о творческих кризисах, о ваших взлетах и о ваших падениях. Ибо затмит их пизда балетная одним только фактом своего существования! Да будет так, пока пресса желтая бульварная в России существует и размножается. Да будет так, пока народ тупой да малообразованный только интимной жизнью, блудом да грязным бельем артистов интересуется! Да будет так!

Трижды эту фразу произнесла. А потом череп оппозиционера Волочковой под нос сунула:

– Пей, – говорит, – чтобы желание твое исполнилось!

Воняет, тхнет жидкость мерзкая, да делать нечего. Очень уж хочется посрамить врагов да завистников.

Собралася с духом балерина русская, зажала нос пальцами да несколько глотков полных сделала. Испила, так сказать, свою чашу горькую, после чего необычным духом силы плотской исполнившись.

С той поры и повелось на Святой Руси, что о балете да постановках новых, о творческих экспериментах да премьерах классических пишут и говорят гораздо меньше, чем о причинном месте балерины Анастасии Волочковой.

Думаете, это просто так? Нет! Пиздою вся русская балетная действительность накрывается, потому что тут чары крепкие на весь русский народ наложены. Очень за последние годы в России упал уровень общественного образования и культуры на пошлых сериалах да пропагандистском бреду основанный. Вроде и двадцать первый век на дворе, да политика партии и правительства опять люд русский в средневековье тянет. Снова ведьмы, колдуны да знахари, снова трупы творческие из прошлого – все эти кобзоны, винокуры да лещенки, будто зомби по концертам да телеэкранам шароебятся. Снова гербы советские да нафталиновые пионерские праздники! Снова цветет, буяет геронтология, снова фильмы про войну да освободителей.

Вот такая печальная ситуация.

Но бывало и хуже в русской истории. Когда хуй народный невъебический с легкостью вышибал мозги инакомыслящим.

Только чу! Одному ли мне это кажется, что вновь он над Россиею дыбится? Ведь, гляди, уж многие писатели русские, художники всякие, творческая, так сказать, интеллигенция из страны тикает, ховается. Знать опять грядут времена темные, практически неосталинской имперской инквизиции.

– Пастернака не читал, но осуждаю! – зазвучит над Россией-матушкой, и умоется она слезою горючею.

Ну а сказку сию пора заканчивать. Правды в ней процентов на восемьдесят. Остальное же ложь несусветная. Так всегда ведь бывает, товарищи. Кому нужно поймет, а кому не нужно – так и понимать не обязательно.

На этом, пожалуй, и откланяюсь.

    Трускавец, июль 2015 г.

О казанском гопнике Сереге и Сандре Баллок

Жил-был в славном городе Казани самый что ни на есть простой гопничек Серега Ильхамов.

Жил он, как и положено, в печально известном с конца семидесятых своими ОПГ (организованными преступными группировками) микрорайоне «Жилка» на улице Химиков, 13, с матерью и отчимом в однокомнатной квартире на седьмом этаже обычного девятиэтажного панельного дома брежневской застройки.

Отчим, что служил в местном супермаркете охранником сутки через двое, бухал без просвету да часто поколачивал мать, которая в последнее время все больше и больше распухала от сладких слабоалкогольных напитков, коими травила свой организм от отчаяния.

В свете последних европейских санкций, спровоцированных возвращением Крыма в лоно России, и гражданской войны на Украине, ее уволили с родного нефтеперерабатывающего предприятия, где она работала заместителем отдела кадров. Так что домой хоть не показывайся!

Как и все нормальные гопнички, Серега носил китайский адидас, кепочку и мягкие кроссовки той же фирмы. Была у него барсетка и ключи от несуществующего автомобиля, которыми он замолаживал симпатичных телочек в процессе совместного распития пива на детской площадке или в межэтажном пространстве собственного дома.

Но была у Сереги мечта заветная. Искренняя и глубокая, как воды священной для каждого полутатарина реки под названием Волга, что несла неподалеку широкие свои, слегка мутные воды. Ибо мечтал Серега, ни много ни мало, а выебать саму Сандру Баллок – известную американскую актрису, очень похожую на Светку Джанабаеву из 11-го «Б», которая теперь вышла замуж за Петруху Малофеева, так как, похоже, от него залетела.

Хотя тут история тоже мутная, ибо там еще Тагат Валиев замешан, с которым она одновременно шуры-муры крутила. И очень может быть, что ребенок не от Петрухи, а от наглого татарина, который СТО «Пионер» на проспекте Дзержинского держит. Потому как Петруха, хоть и устроился четко заправщиком на бензоколонке, но все равно сам не свой становится, когда харю наглую этого Валиева увидит, что на белой бэхе пяточке по району расшивает, весь такой расфуфыренный, и Тимати у него в салоне из всех динамиков звучит. Короче, Джанабаева та еще блядь! Но это к делу не относится.

Так о чем это я? Ах да! Выебать Сандру Баллок…

Ну не то, чтобы выебать, а хотя бы дать в рот!

С еблей у Сереги как-то не складывалось, хотя дрочить он начал регулярно лет эдак с двенадцати. Дрочил и на Наташу Королеву, и на Ирину Аллегрову, и даже на Пугачеву раз пробовал ради эксперимента подрочить, ибо в телевизионной программе «Зведный час» услыхал рассказ Ильи Резника и Раймонда Паулса, какая Алла была классная телка в молодости, что у всех на нее, мол, стояло.

Но с Пугачевой не сложилось, и тогда, перелистнув несколько страниц журнала «Все о звездах», он наткнулся на фотографию Лолиты на отдыхе в Тайланде, и только тогда уж более-менее удачно кончил.

Это уж потом, когда предыдущий отчим лет пять тому назад купил в дом первый подержанный компьютер и подключил его к Интернету, чтобы играть онлайн в покер, он освоил разные там порносайты и погрузился в пьянящую своими запретами жизнь рядового казанского подростка, вступающего во взрослую сексуальную жизнь вместе с героинями своих эротических фантазий. Особенно нравились Сереге разделы: «Ученик трахает зрелую училку», «Тугие попки», «Чулочки», ну и «Кончилово на лицо».

И хоть было нашему герою уже полных восемнадцать, но, по правде сказать, полноценного секса у него в жизни еще ни разу не было. Так, как-тот раз по пьяне после выпускного в комсомольском парке уже было забрался в трусы Аньке Гулиевой, посадил на колени и начал бешено целовать. Член из дешевых блестящих штанов, купленных мамкой на вьетнамском рынке по случаю окончания школы, так и рвался наружу, да и Анька была вся мокрая и сладкая. То ли от шампанского с водкой, то ли от страсти. А между ногами – вулкан. Он это чувствовал своей вздыбленной плотью, через шершавую ткань какого-то уебищно-розового выпускного платья с уродливым цветком на правой груди, который в пьяном угаре напоминал ему то ли осьминога, то ли профиль артиста Александа Баширова с растрепанными волосами, который сыграл отличную роль в культовом фильме Сергея Соловьева «Асса». Помните? «ВВС – военно воздушные силы. Универсальные машины…».

Был цветок с одной стороны какой-трепетный и наивный, а с другой – жесткий и мерзкий, какими бывают дети старшего подросткового возраста.

Кстати, Серега обожал все, что связано с авиацией, и мечтал поступить в Казанское военно-авиационное училище. Но провалил экзамены и теперь вот почти год слонялся без работы, изредка отжимая у малолеток мелочишку и мобильные телефоны. Тырил детали на радиорынке, сливал бензин у зазевавшихся мажоров, а еще подрабатывал на СТО у Талгата Валиева мойщиком.

Аньку тогда он так и не выебал. Хотя член достал и начал им тыкать в ее горящие бедра, но как-то очень быстро нервно-нервно задышал, напрягся и замычал, орошая пылкой юношеской росой ее розовое платье, которое тут же покрылось вязкими пятнами, удивительно напоминавшими черные космические дыры, в которых исчезает все!

– Вот урод, обкончался! – возмутился Александр Баширов Анькиным голосом. Платье зашуршало, цветок исчез, а сам Серега, перевалившись через спинку лавки, начал долго и мучительно рыгать водкой, шапанским, пивом, заварными пирожными и бутербродами с сыро-копченой колбасой, которыми они весь вечер закусывали в школьном буфете под песни группы «Дискотека Авария». Кусочки хлеба и колбасы застревали в носоглотке и мучительно пекли слизистую. Где-то неподалеку звучал бессмертный хит Миши Круга «Владимирский централ». Начиналась страшная и непредсказуемая, полная чудовищных ловушек и опасностей взрослая жизнь.

В тот день ничто не предвещало счастья. Проснувшись рано, когда отчим уже отправился на работу, а мать, которая до трех ночи смотрела сериал «Бедная Настя», еще спала без задних ног, Серега решил сходить на рыбалку.

Первый отчим, с которым они прожили совсем недолго, подарил Сереге на его десятилетие спиннинг. Старый советский прут «Ленинград». «Гост 31654, цена 10 руб. 00 коп» – написано на зеленой пластиковой ручке. С «Невской» катушкой и набором кормушек, крючков, поводков и прочей рыбацкой дребедени, которая так тешит романтические детские грезы об огромном леще, сазане или, чего доброго, настоящей стерляди, которая, несмотря на катастрофическую экологическую ситуацию, еще водится в не до конца умершей Волге.

Сегодня Серега решил порыбачить неподалеку от Арского кладбища на Казанке. С детства любил эти места, да и память об утонувшем тут первом отчиме каким-то щемящим мистическим холодком приятно теребила душу. Ничего особенного. Напился с друзьями, и ночью решил поплавать. Искали неделю. Нашли возле ближайшего шлюза. Раки уже сожрали нос. Неприятное зрелище. Хороший был мужик. Николаем звали. Из тамбовской бригады. Пять лет за вооруженный грабеж под Нарымом зону катал. Вышел по амнистии, остепенился, решил семью завести. А тут, вишь, какой облом. Именно у Николая Серега научился по-блатному цыкать зубом, сплевывать через губу, материться, характерным голосом говорить: «Малой, дай рубасик!», специфически, как гусак, гоготать горлом, немножко «ботать по фене», ну и сидеть по-тюремному «на птице».

Его похоронили на Самосыровском кладбище. После Николая остались еще два спиннинга, куча снастей и несколько фотографий в семейном альбоме. Мать прилежно сохраняла о нем память и ухаживала за могилой, ибо друзья Николая время от времени присылали ей денег, раз в год приезжали на поминки и даже установили черный гранитный памятник с обломанной по первому плану березой, церквушкой с пятью как-то чуть криво нарисованными куполами, колючей проволокой в верхнем правом углу и надписью «Жил, как умел. Ушел не так, как хотел. От тамбовской братвы. Помним. Скорбим».

По-быстрому, запарив кипятком «геркулес» на прикормку, Серега кинул в старый советский рюкзак пару бутербродов с докторской колбасой, набрал из-под крана бутылку воды и, прихватив из мамкиной пачки «Мальборо» штук пять сигарет, спустился в обосцанном лифте вниз и вступил в самый удивительный и волшебный день в его жизни!

Клевало тогда так себе. Серега примостил спиннинги на кирпичики, повесил колокольчики, а сам растянулся на теплом бетоне покатой набережной. Дорогой он заскочил на рыболовный рынок на Фатыха Амирхана и купил на последние деньги пол порции навозных червей. Пока старая толстая Фатима ковырялась в перегное и запаковыла наживку в газету «Вечерняя Казань», он незаметно умыкнул порцию свежей гороховой мастырки. На то и ловил.

До девяти утра клева вообще не было. А потом, когда открыли шлюзы, и вода начала двигаться, один раз бренькнул колокольчик и затих.

Умиротворенно шумела автострада за спиной. Над старыми кладбищенскими вязами и березами поднималось солнце. В эту утреннюю пору на покатом парапете он был один. В оба края, куда не глянь – пусто. Среда. 19 мая. День рождения советской пионерии. Рабочий день. Казань трудится вовсю после майских праздников, и только Серега отдыхает.

Вытащив из нагрудного кармана майки сигаретку, он с наслаждением закурил, глядя на лоснящуюся от света, радужно переливающуюся воду. Еще в апреле ему пришла повестка в армию, но он ее тут же порвал и выбросил. Через две недели пришла повторно. С ней он проделал тот же трюк. И только неделю назад военком лично подстерег его в подъезде и, заручившись подписью в листе регистрации о вручении, хлопнул по плечу, хохотнул и поздравил очень даже своеобразно:

– Гуляй, салага, на полную! Двадцать пятого жду в военкомате. Не придешь – срок получишь. Гарантирую! – На том и откланялся.

Забухал с того дня Серега люто.

Денег наодалживал, а отдавать – хрен его как знает? Может, забудется. Теперь был на абсолютной мели. В армию идти не хотелось по одной очень щепетильной причине. Как бы это пояснить… Вот представьте себе: отслужит Серега полгода, а потом и год. Станет старослужащим. Отрастит усы, расслабит ремень, закинет кепку армейскую на затылок, в подшивной материал завернет пружинку, чтобы лучше смотрелось, в погоны вставки загонит и будет по части гоголем ходить. А как-то вечером в клубе соберутся старослужащие, накатят водочки, запьют «Буратино», колбаской магазинной закусят да, поскидав кителя, закурят. Под водочку и сигаретку разговор сам собою на баб повернет.

Одного телка в Наро-Фоминске верно ждет, каждый день СМС-ки целыми простынями строчит. У другого – целая жена настоящая, да малой уже родился. У третьего – несколько беспорядочных контактов, но хоть есть что вспомнить. В такой компании Сереге не комфортно будет. Можно, конечно, набрехать с три короба, но все поймут, что брешет, ибо всякое там устройство женское только на мониторе компьютера и разглядывал, а как оно там на правду – не знает. Негоже, одним словом, в армию целомудренным идти. Вот какая проблема Серегу мучает, сердце гложет, дух выхолащивает, уверенность в себе подрывает. «Выебать кого-то оченно мне нужно!» – думает Серега думу свою вязкую, полную туманной неопределенности. Затянулся сигареткой поглубже, заложил окурок под средний палец и далеко ним в воду выстрелил. Пшикнул в воде бычок, тонкую, прощальную струйку дыма пустил, да по водной глади медленно в сторону Саратова отчалил.

И вдруг «бам-бам», «дилинь-дилинь»! Запрыгал, забился в истерике кончик того самого спиннинга ленинградского, что отчим покойный подарил.