Холостяк

Мошкин (плюет). Тьфу, какой ты! Я не с тобой говорю.

Маланья (вдруг входя из передней). Михайло Иваныч!

Мошкин (круто оборачиваясь к ней). Чего тебе?

Маланья. Денег на корицу пожалуйте.

Мошкин. На корицу? (Хватаясь за голову.) Да ты меня погубить собираешься, я вижу! Как же ты мне сказывала, что у тебя всё, что нужно? (Роется в жилете.) На тебе четвертак. Только смотри, если обед не будет готов через (смотрит на часы)… через четверть часа… я тебя… ты у меня… Ну, ступай же, ступай. Чего ты ждешь?

Стратилат (вполголоса уходящей Маланъе). Ай да куфарка!

Маланья. Ну, ну, фуфыря!

Мошкин. Поди сюда, ты, зубоскал, подай мне фрак. (Надевает фрак; Стратилат обдергивает его сзади.) Ну, хорошо, ступай. Да лампы что ж ты не зажигаешь? Вишь, смеркается. (Стратилат выходит в переднюю.) Что за притча? Не много я, кажется, сегодня ходил… во всяком случае, не больше вчерашнего, а ноги у меня так и подкашиваются. (Садится и глядит на часы.) Четверть четвертого. Что ж это они нейдут? (Оглядывается.) Кажется. Всё в порядке. (Встает и сметает платком пыль со стола. Звонок.) А! наконец!

Стратилат (входит и докладывает.) Петр Ильич Вилицкий и господин фон (заикается)… фон Фокин.

Мошкин (шёпотом Стратилату). Что это? он велел так докладывать?

Стратилат (тоже шёпотом). Оне-С. (Стратилат выходит.)

Мошкин (шёпотом). А, а! (Громко.) Проси, проси.

(Входят Вилицкий и Фонк во фраках. Вилицкий бледен и как будто смущен; Фонк держит себя необыкновенно важно, строго и чинно.)

Вилицкий (Мошкину). Михайло Иваныч, позвольте вам представить моего приятеля, Родиона Карлыча фон Фонка. (Фонк чопорно кланяется.)

Мошкин (не без смущения). Мне чрезвычайно приятно и лестно… Я столько наслышался о ваших отличных качествах… Я очень благодарен Петру Ильичу…

Фонк. Я также с своей стороны весьма рад. (Кланяется.)

Мошкин. О, помилуйте-с!.. (Небольшое молчание.) Покорнейше прошу присесть… (Все садятся. Опять воцаряется молчание. Фонк с достоинством оглядывает всю комнату. Мошкин, откашлявшись). Какая сегодня, можно сказать, приятнейшая погода! Холодно немножко, а впрочем, очень приятно.

Фонк. Да; сегодня холодно.

Мошкин. Та-ак-с. (Вилицкому чрезвычайно мягким голосом.) Что это тебя сегодня не было, Петруша? Здоров ты? (Фонк делает едва заметное движение бровями при слове «тебя».)

Вилицкий. Слава богу. А что Марья Васильевна?

Мошкин. Маша здорова… Гм. (Фонку.) Изволили сегодня гулять-с?

Фонк. Да, я прошелся раза два по Невскому.

Мошкин. Весьма приятная прогулка; такое всё благовидное общество; ну, песочек тоже по тротуарам… Магазины… всё это очень удобно. (Помолчав немного.) Можно сказать, Петербург – первейшая столица мира сего.

Фонк. Петербург прекрасный город.

Мошкин (не без робости). Ведь за границей-с… ничего подобного не имеется?

Фонк. Я думаю, ничего.

Мошкин. Вот особенно когда Исакий будет окончен;[2 - Вот особенно когда Исакий будет окончен… – Строительство Исаакиевского собора в Петербурге шло 90 лет – с 1768 по 1858 год.] вот уже тогда точно… преферанс будет значите льный-с.

Фонк. Исакиевский собор превосходное здание во всех отношениях.

Мошкин. Я совершенно с вами согласен-с. А позвольте узнать, его высокопревосходительство как в своем здоровье?

Фонк. Слава богу!

Мошкин. Слава богу! (Помолчав опять.) Гм. (С улыбкой.) А вот, Родион… Родион Карлыч… Вы, надеюсь, нам сделаете честь… через две недели вот… его свадьба… (указывая на Вилицкого), удостойте своим присутствием.

Фонк. Мне будет очень лестно…

Мошкин. Помилуйте, напротив, нам… (Помолчав немного.) Вы не поверите, Родион Карлыч, как я счастлив, глядя на них на обоих… (Неопределенно указывая на Вилицкого и на дверь налево.) Для старика, холостого человека, как я… можете себе представить… какое это… неожиданное…

Фонк. Да-с. Брак, основанный на взаимной склонности и на рассудке (он значительно выговаривает это слово), есть одно из величайших благ человеческой жизни.

Мошкин (с благоговением выслушивая Фонка). Так-с, так-с.

Фонк. И потому я, с своей стороны, вполне одобряю намерения тех молодых людей, которые с обдуманностью (он поднимает брови) исполняют этот… этот священный долг.

Мошкин (еще с большим благоговением). Да-с, да-с; я совершенно с вами согласен-с.

Фонк. Ибо что может быть приятнее семейной жизни? Но обдуманность при выборе супруги – необходима.

Мошкин. Конечно-с, конечно-с. Всё, что вы говорите, Родион Карлыч, так справедливо… Признаюсь… вы меня извините… но, по-моему, Петруша должен почесть себя счастливым, что заслужил ваше… благорасположение.

Фонк (слегка жмурясь). Помилуйте!

Мошкин. Нет, уверяю вас, я…

Вилицкий (поспешно перебивая его). Скажите, Михайло Иваныч… я бы желал видеть Марью Васильевну… мне нужно ей сказать слова два…

Мошкин. Она у себя в комнате… должно быть, теперь одевается… Впрочем, ты можешь постучаться.

Вилицкий. А! Я сейчас вернусь. (Фонку.) Вы позволите…

Фонк. Сделайте одолжение. (Вилицкий выходит вдверь налево.)

Мошкин (глядит ему вслед, пододвигается к Фонку и берет его за руку). Родион Карлыч, вы извините меня, я человек простой… у меня что на сердце, то и на языке… Позвольте еще раз от души, именно от души поблагодарить вас…

Фонк (с холодной учтивостью). За что же, помилуйте…

Мошкин. Во-первых, за ваше посещение, во-вторых… я вижу, вы любите моего Петрушу… У меня не было детей, Родион Карлыч… но я не знаю, можно ли к сыну больше привязаться, чем я к нему… Так вот это-то меня и трогает, просто так трогает, что и сказать нельзя… (У него слезы навертываются.) Вы извините меня… (Понизив голос, словно самому себе говорит.) Что это? как не стыдно… (Смеется, достает платок, сморкается и украдкой утирает глаза.)

Фонк. Мне, поверьте, очень приятно видеть такие чувства…

Мошкин (оправившись). Вы извините откровенность старика… но я столько об вас наслышался… Петруша отзывается об вас с таким уважением… Он так дорожит вашим мнением… Вы увидите мою Машу, Родион Карлыч: вы увидите… как перед господом богом говорю, она составит его счастие, Родион Карлыч; она истинно прекрасная девушка!