Алекс стоял рядом и тоже ничуть не походил на призрака. Джинсы у него грязные. И кроссовки тоже. А мама – мама-которая-знает-про-всех – говорит, что Алекс – зажравшийся мажор. И его изолировать надо, чтобы не влиял плохо. А Юленьке было не понятно, как и на кого он влияет, если держится в стороне ото всех?
– Может, и умерли, – ответил Алекс. – Техника точно сдохла.
Подбросив на ладони айпод, он сунул его в рюкзак, а потом руку протянул.
– Вставай, Крышкина-Покрышкина, пойдем.
– Куда?
– Куда-нибудь. А поездочка-то зачетная вышла… мой папашка от злости скопытится. Рвет и мечет… ну и фигли ему.
Серый камень простирался во все стороны. Иногда он был чуточку более темным, иногда – более светлым, словно бы поседевшим. На проплешинах прорастали деревья. Снежно-белые, они походили на торчащие из-под земли руки, и невидимый ветер шевелил ветви-пальцы. Тогда казалось, будто они скребутся в небо.
Юленьке это место жуть как не понравилось. Она вообще недолюбливала странные места, тем паче такие мрачные. Алекс же, оглядевшись, бодро зашагал прочь, и Юленьке не осталось ничего, кроме как идти следом.
– Ты… ты знаешь, куда идешь?
– Не знаю.
– Тогда почему идешь?
– Потому что иду, – он перепрыгнул через упавшее дерево, которое больше не походило на руку, скорее на огромного червя. Гладкая кора просвечивала, позволяя разглядеть тонкие трубки, похожие на провода. Только это провода еще и дергались, точно живые.
Прыгать Юленька не решилась – обошла дерево. И бегом бросилась догонять Алекса.
– Ты… ты постой! Может, нам лучше на месте? Подождать.
– Чего? – он остановился и глянул на нее. А смотрел Алекс всегда с насмешечкой, будто знал, что все-все в этом мире будет в точности так, как ему захочется.
– Ну… – Юленька растерялась. – Спасателей. Ведь придет кто-нибудь! Придет. А если мы уйдем, то… то никто нас не отыщет.
– Крышкина-Покрышкина, нас никто не будет искать.
Будут! Папа! Мама! Спасатели! Полиция! Кто-нибудь… это ведь не бывает, чтобы живой человек и пропал. Или бывает?
– Мы здесь, – пояснил Алекс, поправляя лямку рюкзака. – Я не знаю, где это, но точно не на Земле.
Тогда Юленька заплакала. Она плакала горько и самозабвенно, размазывая слезы по лицу и всхрюкивая от огорчения. Врет! Алексу нравится ее мучить, вот он и придумал способ… кто-нибудь появится… кто-нибудь обязательно появится… нужно лишь подождать.
– Ну? – крикнул Алекс. – Ты идешь?
Глава 3. Кошка-которая-гуляет-между-мирами
Кошка сидела на валуне и вылизывалась. И пусть была она не черной, а белой, яркой, Воробей сразу понял, что кошка та самая, с парапета.
– Эй ты! – крикнул Воробей. Сначала он думал подобраться и схватить тварь, но после сообразил – не выйдет. Кошки чуткие и быстрые, куда быстрее человека. – Слышишь? Ты еще разговариваешь?
Левое кошачье ухо повернулось и отвернулось.
– Если есть о чем.
– Где я?
– В Ниффльхейме, – ответила кошка, и хвост ее скользнул вправо, сметая снежинки. – Добро пожаловать, Джек. И будь добр, выбрось камень. Здесь от него больше вреда, чем пользы.
Воробей мотнул головой и спрятал камень в карман. Уж больно удобным тот был: круглым, гладким и увесистым. А в этом месте, про которое Воробей понял одно – оно не похоже на свалку – лучше быть с камнем, чем без.
В любом месте лучше быть с камнем.
– И больше ты ничего спросить не хочешь? – поинтересовалась кошка, потягиваясь. Серебристые коготки скользнули по граниту, оставляя глубокие царапины. Пожалуй, ловить ее и вправду было глупой затеей. – Совсем ничего?
Она ловко спрыгнула, оказавшись вдруг рядом с Воробьем. Кошачий хвост больно ударил по ноге, а круглая голова коснулась ладони, напрашиваясь на ласку.
– Неужели, ты такой нелюбопытный, Джек?
– Я не Джек! – Воробей оттолкнул кошку, точнее попытался, но та увернулась и снова оказалась рядом, только с другой стороны.
– Ты Джек… имя – хороший подарок. Не стоит отказываться от подарков. Особенно, от таких.
– Почему?
– Просто поверь мне.
Кошка одним прыжком взлетела на плечо, когти ее пробили куртку, но до плеча не добрались. Хвост петлей обвил шею.
– Еще чего.
– Недоверчивый детеныш. Ты потерялся. Тебе страшно. Но я тебе помогу… – она рокотала, была теплой и легкой. Кончик хвоста гладил щеку, а мокрый нос упирался в самое ухо, и когда кошка говорила, Воробью становилось щекотно.
Внутри разливалась ленивая теплота, хотелось закрыть глаза и слушать, слушать этот голос.
Также Воробей слушал и песни матушки Валы. И чем все закончилось?
– Кто ты? – он затряс головой, как если бы пытался вытряхнуть воду из ушей.
– Я – Кошка-которая-гуляет-между-мирами, – сказала Кошка. – Ты можешь называть меня Снот. Или Советница. А можешь никак не называть и оставить тут, если мои советы тебе не нужны. Но они нужны, потому что без моей помощи ты, глупый детеныш, не протянешь и дня. Или ночи… хотя здесь не бывает ночей. И дней тоже не бывает. Зато есть отливы. И приливы.
Она тихонько засмеялась и, выпустив когти, царапнула плечо. Легонько. Нежно. Куда нежнее, чем камень.
– Ниффльхейм – страна туманов и сумеречных тварей. Мир, где нет настоящего огня. Ни искорки… ни уголька… Ты же хочешь вернуться домой, Джек, который отказывается от подаренного имени? А я тебе помогу.
– И чего взамен?
Хвост тронул затылок, скользнул по жестким волосам, которые больше не пахли шампунем, да и вообще, кажется, ничем не пахли.
– Не «чего», а «что», детеныш, – поправила Снот. – Взамен ты станешь со мной разговаривать. В этом мире совершенно не с кем поговорить.
Она лгала – в этом Воробей не сомневался. И думал, стараясь отрешится от мурлыканья и подаренного тепла, пытаясь понять, в чем же подвох, но все равно не понимал.