Просто глоток кофе, или Беспощадная Милость

Карл: Да конечно готово! Так что, это не имеет отношения к вопросу, который вы мне задаете: «Как можно стать этим?» Вы не можете не быть этим. Поскольку вы никогда не покидали того, что вы есть, вы не можете вернуться. Поскольку вы никогда не забывали, чем являетесь, вы не можете вспомнить его. Так что же делать?

Франческо: Ага, что же делать? Каждый день два часа спустя я не понимаю вообще ничего! (смех)

Карл: О, это звучит хорошо.

Хуан: Карл, у тебя было это переживание света, верно? Опыт поглощения пустотой и все такое, и после этого тебе было легко постичь это – Сердце бытия.

Карл: Нет, это было «между прочим», вопреки ему.

Хуан: Но ощущение такое, что я отождествляю себя с телом и умом, а ты хочешь, чтобы я прыгнул прямо в То.

Карл: Я не хочу, чтобы ты что-то делал. Я только говорю тебе, что ты есть вопреки тем переживаниям, а не благодаря им. Ты можешь пройти через эти переживания или не пройти, но они требуют того, кому это важно, а тебе это важно только потому, что ты думаешь, что существует путь, ведущий к этому. Тебе хочется пережить тот опыт, который поможет тебе снова стать… ля-ля-ля.

Это может произойти или не произойти, но ты есть, несмотря на это – не благодаря этому. Так что ты не можешь избежать жажды следующего шага, садханы или тапаса или тех упражнений, которые ты выполняешь. Они будут сделаны. Но, несмотря на них, ты будешь тем, что есть, – не благодаря им.

Так что, несмотря на это, я сижу здесь и говорю, что совершенно не важно. Это то, о чем говорил Будда в «Алмазной сутре». Он предельно ясно дал понять, что на земле никогда не было никакого Будды и никогда не будет. Он сказал, что учил сорок лет, но не сказал ни единого слова. Поэтому, совершенно не важно.

И даже Рамана сказал это, когда его спрашивали, в чем заключалась реализация Раманы. Он сказал, что нет такой вещи, как Рамана, который когда-либо реализовал Я. Я – всегда реализовано, так что остается реализовывать?

Никогда не будет образа, реализовывающего То, которое есть сам Источник. То, которое есть Источник всякого образа, всегда реализовано. Ему не требуется никакой реализации.

Так что вам лучше быть Тем, которое никогда не может быть реализовано, потому что оно уже реализовано. Вы не можете добавить больше реализации Тому, которое есть реализация того, чем вы в любом случае уже являетесь. Вы не можете сделать это большим – или меньшим. Ни одно понимание, ни один инсайт, ни одно отдельное знание не добавит ничего тому абсолютному знанию, которым вы являетесь.

И подобно тому как у последней рубашки не будет карманов, все, что вы получите в этой жизни, исчезнет, когда исчезнет это тело. Вы так гордитесь своей коллекцией инсайтов, и переживаний, и пониманий, а все это исчезнет в тот самый момент, когда исчезнет это тело. Исчезнет действие памяти, вот и все. Мы так гордимся. «У меня за плечами двадцать пять лет випассаны, тра-ля-ля!» (смех) А что потом? «У меня черный пояс, девятая степень!» Ну так и что?

Тогда я держусь за подпорки. По-немецки мы говорим: у последней рубашки нет карманов. Просто живите таким образом – ничего не имея, ничего не приобретая; нечего приобретать, нечему приходить – потому что у последней рубашки нет карманов. И вас ждет сюрприз. Когда это тело исчезнет, вы по-прежнему останетесь тем, что вы есть. Нравится вам это или нет, конца не будет, когда это тело исчезнет.

Пит: Когда тело исчезнет, это по-прежнему останется? [выставляет вперед кулак, поднимает большой, указательный и средний пальцы, затем снова сжимает их в кулак, затем поднимает большой палец и т. д.]

Карл: Да, да, это всегда начинается заново.

Лиз: Даже когда тела больше нет? Я думала, что смерть – это выход.

Карл: Нет. (смех) Единственный выход – это понимание, что ничто не рождалось. Единственный выход из этой идеи – это понимание, что никто не рождался. Единственное, что может умереть, – это идея «смерти». Когда понимаешь, что ничто никогда не рождалось, ничто никогда не умрет, – выхода не существует, дорогая моя. «Я просто надеялась, может быть, еще лет десять, и я покончу с этим!»

Лиз: Бывают дни, когда это сильно выбивает из колеи, а бывают дни, когда все в порядке.

Карл: Фантастика.

Лиз: Так что же, я не знаю. Или, может быть, все-таки знаю? Или, может быть, я есть?

Карл: Ты должна знать, что не знаешь, что не знаешь этого.

Лиз: Иногда просто отказываешься от всего.

Карл: Да? Ты никогда не можешь ни от чего отказаться, потому что не от чего отказываться. Невозможно отказаться от того, чего вообще нет. И ты не можешь отказаться отказываться.

Аико: О, ты безнадежен!

Карл: Но по-прежнему улыбаюсь! (смех) Поверь, безнадежность – это громкий смех, смех вселенной, хохочущей над шуткой о том, что ты когда-либо мог подумать, что можешь убежать от Того, чем являешься. Это на самом деле абсолютная шутка, что у тебя когда-либо могла возникнуть идея, что ты можешь умереть, что можешь убежать оттого бытия, которым являешься. Ну и идейка!

Лиз: Ну, идея заключается в том, что даже когда мы говорим, что не рождены и не умираем, то, когда мы умираем, мы прекращаем поиск, потому что прибыли на место.

Карл: Вы что сделали?

Лиз: Моя концепция в том, что, когда мы умираем, мы можем распрощаться с этим желанием познания, потому что достигаем его.

Карл: Ты не можешь прекратить влюбляться в себя.

Лиз: Ладно. Но я не хочу всего остального, вопросов.

Карл: Ага, только та любовь – это желание познать себя. Посредством этой любви ты хочешь знать, что ты любишь. Влюбляясь в себя, ты создаешь образ возлюбленного, и его ты хочешь познать, потому что хочешь знать, что ты любишь. Выхода нет. И ты не можешь не влюбляться в себя.

Ты не можешь вообразить себе, чем являешься. Поэтому воображение – это реализация того, что ты есть, и ты не можешь не реализовать себя. Ты не можешь не воображать себе себя. И благодаря воображению ты воображаешь себе любящего и возлюбленного. Этого ты не можешь избежать.

Вопреки любящему и возлюбленному, ты должен быть тем, что ты есть. Вопреки появлению и уходу, любящему и возлюбленному и всем тем идеям, – ты есть то, что ты есть, – не потому, что что-то должно исчезнуть. Ничему не требуется исчезать, потому что нечему исчезать.

Лиз: Я верю в это в данный момент, но в следующий – это снова вернется, как змея, вползающая обратно.

Карл: Да. Поэтому ты здесь сидишь.

Лиз: И изматываю тебя.

Карл: Не думаю, что это возможно. Многие уже пытались. (смех) Часами. Неделями. День за днем они пытаются высосать мне кровь, но высасывать нечего, нечего изматывать.

Лиз: Хорошо. Не буду чувствовать себя виноватой.

Карл: По-другому и невозможно.

Тишина, которой ты являешься, не может быть нарушена шумом Индии

Аико: Значит, ты мог бы делать это на протяжении восьми часов, а не двух?

Карл: О, я это делал. Как это было в Санта-Фе? С девяти до пяти, а потом с семи до девяти. Я это делаю неделями. Каждый день.

Франческо: О Боже.

Карл: Да, о Боже мой.

Франческо: Хороший мальчик.

Карл: Хороший мальчик? Мне жаль слушателей! (смех) Мне не надо слушать то, что я говорю. Поэтому я это говорю.

Маттиас: Поэтому люди и говорят.

Карл: Ага, так что им не нужно слушать.

Моника: Поэтому Рамана не говорил.