Аттестатор

Возникал закономерный вопрос – как так вышло, что ни в чем не повинный человек оказался замешанным в убийстве Юрия Николаевича?

Все дело в том, что сразу после появления в Интернете скандального видео высшие чины из МВД поставили на уши весь ОВД, начальником которого до недавнего времени был Чиж. Не в смысле того, что нагрянули туда с инспекцией, чтобы проверить озвученную в «исповеди подполковника» информацию о беспределе, там творящемся, а приказали подмосковным оперуполномоченным в кратчайшие сроки отыскать виновного, заставить его признаться во всем, чтобы затем наказать его по всей строгости закона, в противном случае грозили, что полетят погоны. И переполошенные опера взялись за дело. Но так как на поиски настоящих преступников ушло бы время, да и не факт, что их удалось бы найти, бравые правоохранители пошли путем наименьшего сопротивления. Они нашли подходящую кандидатуру, этакого «козла отпущения» – Алексея Сергиенко. Почему подходящую? Да потому, что грузчик уже некогда сидел за убийство мента, причем которого не совершал. Просто тогда еще капитан Чиж, ставший впоследствии с легкой руки своего влиятельного тестя подполковником, сфабриковал в отношении его уголовное дело, чтобы избавиться от «висяка» и немного улучшить статистику раскрываемости преступлений в родном ОВД.

Вот опера и отрапортовали вышестоящему начальству, что задержали «убийцу». А пресс-секретарь МВД, в свою очередь, тут же сообщил об этом прессе. Но первые и последний явно поспешили, так как Сергиенко всячески отпирался и не хотел брать вину на себя. Впрочем, один из оперуполномоченных ОВД – капитан Волошин, которому и пришла в голову идея «повесить» убийство Чижа на грузчика Алексея, нисколько не сомневался, что тот рано или поздно сломается, сознается в том, чего не совершал…

…Шумно и натужно гудел на тумбочке старомодный вентилятор с металлическими лопастями, такие обычно шоферы самосвалов вешают у себя в кабинах. Клубился, возносясь к потолку, едкий табачный дым. Капитан Волошин затушил в переполненной пепельнице очередной окурок, забросил ноги на письменный стол, как это любят делать в вестернах американские шерифы, и буквально выстрелил в Алексея Сергиенко своим властным и надменным взглядом. Но тот даже не шелохнулся, лишь демонстративно сделал вид, будто собирается сплюнуть на пол, как бы говоря этим – зря стараешься, все равно ничего не подпишу.

– …Да, знаю, что ты никого не убивал. Но пойми – это никого не волнует… – в который раз за сегодняшний вечер повторил опер. – Ни-ко-го! – произнес он по слогам.

– Меня волнует… – отозвался грузчик.

– Опять двадцать пять, – эмоционально всплеснул руками Волошин. – Да пойми же ты, наконец, своей тупой башкой, что чем раньше ты чистосердечное напишешь, тем здоровее будешь. Или ты кайф получишь, когда я тебя резиновой дубинкой в анус трахну, в позу «ласточки» поставлю? А это, между прочим, еще цветочки, так сказать, разминка. И вот на этой самой разминке я предлагаю остановиться. Ты берешь ручку, чистый лист бумаги и аккуратным почерком выводишь под мою диктовку простой текст. После чего расписываешься, и все, твои мучения окончены, – талдычил опер, придирчиво разглядывая носки своих лакированных туфель. – Но если ты пошлешь меня нах… – в ход пойдет одно из моих любимых орудий пыток, против которого еще никто не устоял. Все до одного ломались. И ты сломаешься. Так что решай. Только не тяни с ответом, а то мне с любовницей созвониться надо. Да, и учти, она у меня барышня капризная, не любит, когда я на работе задерживаюсь, – и тут отозвался рингтоном, вернее, припевом из известной песни «наша служба и опасна, и трудна…» навороченный смартфон. – О, а вот, кстати, и она, – напрягся он, но прежде, чем принять входящий вызов, гаркнул на Сергиенко: – Ну? Я жду ответа!

– Иди в жопу! – прозвучало злобное и смелое одновременно.

– Зря… зря… – вздохнул капитан, отвернулся от грузчика и прижал трубку к уху. – Дорогая… ты меня извини, но я не смогу сейчас приехать… Что случилось?.. Опять дел навалилось… Ты только не обижайся… да люблю я тебя, люблю…

Пока Волошин выяснял по телефону отношения со своей любовницей, доведенный до ручки грузчик решился на отчаянный шаг – сломать самому себе большой палец сначала на одной руке, а потом на другой, как это сделал его любимый голливудский киногерой в одном из старых добротных боевиков. В том фильме культовому американскому актеру, сыгравшему роль этакого народного мстителя и борца за справедливость, в одной из сцен предстояло выбраться из сложной и кажущейся на первый взгляд безвыходной ситуации – освободиться от наручников, которыми колумбийские мафиози приковали его к сточной решетке на дне стремительно заполняющегося водой бассейна. Тогда ему удалось спастись, но ценой двух больших пальцев, сломав которые он без особого труда протащил кисти рук через браслеты. И был таков.

Однако это кино. А в жизни все несколько иначе. Тем не менее Сергиенко, обе руки которого были прикованы наручниками к трубам отопительной батареи, собирался повторить этот опасный трюк. При этом он отдавал себе отчет в том, что убежать из ОВД, кишащего ментами, ему не удастся. Но Алексей и не ставил перед собой такой цели. Единственное, что им сейчас двигало, – месть. Месть за те унижения и издевательства, которым подверг его и еще собирался подвергнуть Волошин. Но для начала нужно было избавиться от пут, «развязать» себе руки.

– …Котик, солнышко, зайчик, прости… – продолжал умасливать любовницу опер, все сильнее и сильнее прижимая мобильник к небритой щеке. – Ну, не могу я к тебе сейчас приехать… у меня и вправду неотложные дела… Что?.. Могу вообще не приходить?.. Никогда, никогда?.. Говоришь, незаменимых нет?.. Постой, не бросай трубку… – взмолился он, но на том конце линии наступила тишина.

Капитан хмуро посмотрел в экран смартфона, оказалось, что соединение не прервалось, просто любовница молчала.

– Не молчи, скажи, что пошутила… – пытался он вновь уговорить женщину.

И тут за его спиной что-то приглушенно и противно хрустнуло. Поначалу занятый разговором Волошин проигнорировал этот странный звук. Мало ли – послышалось? Однако через несколько секунд непонятный хруст вновь повторился.

Опер напряженно обернулся, исподлобья глянул на грузчика. Единственное, что выдавало Сергиенко, который к этому времени уже успел избавиться от «оков» и по-прежнему сидел на полу у батареи, держа руки с переломанными большими пальцами за спиной, – это его лицо: бледное, вспотевшее и перекошенное от нестерпимой боли. Но капитан не придал этому особого значения, посчитав, что Алексею просто стало хреново. Вот и корчит гримасы.

– Ну, вот и хорошо, что ты меня понимаешь. Я позже перезвоню, – опер отложил смартфон и ухмыльнулся Сергиенко. – Что? Отбитые почки дают о себе знать? – уже позабыв о странном хрусте, оскалился Волошин. – И это хорошо, – он выдвинул верхний ящик письменного стола и извлек оттуда обычный противогаз с тянущейся от него короткой гофрированной трубкой. – А вот, как я и обещал, мое любимое орудие пыток. «Слоником» называется. Слыхал о таком? – и в его глазах заплясали адские язычки пламени.

– Да пошел ты, – еле слышно процедил сквозь стиснутые зубы Сергиенко – ему не терпелось набить морду своему обидчику, но он не торопил события – выжидал подходящего момента.

– Значит, не слыхал, – пропустив «послание» грузчика мимо ушей, продолжал капитан. – Жаль. Ну, ничего, мы восполним этот пробел. Но для начала выслушай небольшую лекцию о принципе действия «слоника». Так, для общего развития, – набрав в легкие побольше воздуха, мент дунул на запыленные «глазницы» противогаза и с ностальгией молвил: – Да уж, давненько я им не пользовался… ладно, проехали. Не об этом сейчас пойдет речь. А о том, что я натяну эту штуковину на твою тупоголовую башку и сдавлю в кулаке «хоботок», то есть трубку. Одним словом, перекрою тебе доступ к кислороду. При этом задохнуться не дам. Так как в самый последний момент, когда ты уже будешь готов откинуть копыта, я разожму пальцы, и через трубку снова начнет поступать воздух. А поступит его совсем немного. Знаешь почему? Да потому, что я опять сдавлю «хоботок». И так будет продолжаться до тех пор, пока ты не согласишься взять убийство подполковника Чижа на себя и не черканешь под мою диктовку чистосердечное признание. Вот тогда я от тебя и отстану. Хотя… – он задумался и перевел взгляд на мобильник, – нет, не отстану. Поиздеваюсь над тобой еще пару часиков – в качестве компенсации за то, что из-за твоего упрямства, говнюк, я задержался на службе и, как следствие, рассорился с любовницей, которая только и ждала, чтобы ее оттрахали по полной программе. Что ж, хватит болтать, пора и к делу переходить.

Но к делу Волошин так и не перешел. Сергиенко, который в его понимании до сих пор был намертво прикован наручниками к батарее и не мог оказать ему никакого сопротивления, вдруг вскочил на ноги и вмазал застигнутому врасплох оперу кулаком в челюсть. В этот удар грузчик вложил всю свою ярость и гнев, накопившиеся за время пребывания в негостеприимном ОВД, который своими методами работы мало чем отличался от НКВД или того же гестапо.

В общем, удар получился таким убойным, что капитана отбросило на письменный стол. Тот, старый и расшатанный, тут же сложился под ним карточным домиком.

– Убью, бл… – харкая кровью, прошипел Волошин и потянулся растопыренной пятерней к упавшей на пол резиновой дубинке.

Но не тут-то было – подоспевший Сергиенко отфутболил ее в дальний угол кабинета и навалился своим грузным телом на опера. У того даже дыхание захватило.

– Сейчас ты за все ответишь! – и грузчик схватил с тумбочки включенный на полную мощность вентилятор – ткнул его прямо в рожу капитану.

Бешено вращающиеся металлические лопасти забили по носу Волошина. Да что там забили! Заколошматили – причем с такой силой, что во все стороны моментально полетели брызги крови и ошметки содранной кожи. Они липли к оконному стеклу, к стенам и к лицу самого Сергиенко, который находился в так называемом состоянии аффекта и уже не отдавал отчета своим действиям.

Неизвестно, чем все это закончилось бы, если б на дикие вопли опера в кабинет не вломились двое сержантов, проходивших в это время по коридору. Несмотря на нестандартную ситуацию, они сориентировались быстро. Один из них отключил вентилятор, выдернув шнур из розетки. А другой оттащил от Волошина разошедшегося не на шутку грузчика, подсечкой уложил его на пол и принялся ожесточенно месить дубинкой.

Когда Сергиенко потерял сознание, обессиленный и запыхавшийся сержант плюхнулся на тумбочку и покосился на своего коренастого напарника, который пытался нащупать пульс на шее не подающего никаких признаков жизни капитана.

– Ну что, Володька? – прозвучало напряженное.

– Да вроде живой, – раздалось в ответ осторожное. – Но изуродовал его, гад, конкретно. Мать родная не узнает.

– Так вроде или живой?

– Живой, живой. Я пульс нащупал.

Глава 3

Когда Волошин пришел в себя и приподнял веки, то первое, что увидел – белоснежный потолок без единого пятнышка, подтека или развода. А когда он начал осматриваться по сторонам, разглядел такие же стерильные стены и мебель. От всей этой чистоты и вылизанности веяло холодом и казенностью. Единственное, что оживляло безликий интерьер больничной палаты, привносило в него динамику, так это открывающийся из окна урбанистический пейзаж. Дымящаяся труба какого-то завода, похожая на гигантскую кубинскую сигару. Капитан даже мысленно затянулся ею – так ему хотелось курить.

Странное дело, но опер абсолютно ничего не помнил. Ни того, как он по приказу начальства копался в архиве ОВД, выискивая подходящую кандидатуру на роль убийцы подполковника Чижа. Ни того, как арестовывал с целой группой захвата Алексея Сергиенко, словно тот был особо опасным преступником. Ни того, как доведенный до отчаяния грузчик напал на него. В общем, у мента по непонятным причинам случился провал в памяти, этакий пробел. И чтобы восполнить его, мозг Волошина стал выстраивать логическую цепочку:

«Ты находишься в больнице. Причем в палате, кроме тебя, никого нет, а это значит, что она не общая, а платная. Почему тебя положили именно в нее? Ясный пень, что кто-то лаве забашлял. Любовница не станет, слишком жадная. Жена еще та б… Сослуживцы? Возможно. Тогда это может быть только майор Петрогородцев, у него денег мама не горюй, да и бизнес мы с ним совместный мутим. Так, это выяснили. А теперь главный вопрос – какого хрена ты здесь делаешь и почему тебе так плохо, что даже головы от подушки оторвать не можешь? Инсульт? Да ты ж здоровый как бык. Короче, отметаем. Подстрелили, ранили? Вот это уже больше похоже на истину. Тогда получается, что на месте извлеченной пули должен был остаться свежий…»

И, сбросив одеяло на пол, капитан принялся скрупулезно осматривать свое тело. Но свежего хирургического шва на нем так и не обнаружил. Только старый, уже давно зарубцевавшийся – от аппендицита. У опера уже было отлегло от сердца, однако он тут же напрягся, обнаружив, что практически вся его задница заклеена пластырями. Места живого нет. Это открытие было странным и пугающим одновременно. И мозг Волошина вновь заработал, на этот раз со сбоями и глюками:

«Жопа… пластыри… жопа… пластыри… да что же со мной произошло?..»

И тут в палату заглянула миловидная дежурная медсестра в слепяще-белом халате. Девушка нисколько не смутилась, увидев лежащего на больничной койке мужчину, одетого лишь в семейные трусы. Даже, наоборот, понимающе вздохнула.

– И вам жарко? – сочувственно произнесла она. – Вы уж извините за причиненные неудобства. Понимаете, автоматическая централизованная система кондиционирования сломалась, а ремонтники не скоро приедут. Но вы не волнуйтесь. Я могу сейчас сбегать и вентилятор принести. Увы, не новый, так как я их уже другим пациентам раздала, а старый, советского производства, который у нас на посту стоит. Ну, такой с металлическим пропеллером, без защитного кожуха. Кстати, не хуже импортных дует. Так что – нести?

– Вентилятор? – напряженно переспросил капитан и сам не понял, почему это слово вызвало у него такое отторжение. – Послушайте, девушка, тут у меня такая проблема… даже не знаю, как вам сказать…

– Вы не стесняйтесь, говорите. Что вам надо? Нижнее белье в стирку отдать, носки?.. – затараторила юная особа.

– Да какое, на хрен, белье? – раздраженно оборвал ее Волошин. – У меня с памятью что-то непонятное. Никак не могу вспомнить, как я здесь оказался. А главное – что со мной произошло?

Девушка озадаченно хмыкнула себе под нос и ответила:

– К сожалению, ничем помочь не могу. Когда вы поступили – не моя смена была. Людка дежурила. Вот завтра у нее и спросите, или у хирурга, – и, не подумавши, ляпнула: – Но, судя по вашему лицу, вы попали в настоящую передрягу. Такое ощущение, что вам его ножиком искромсали, – правда, сразу же спохватилась: – Ой, извините, ради бога. В общем, я за вентилятором побежала, – и она скрылась в коридоре.

Через несколько минут медсестра вернулась с обещанным совдеповским вентилятором. Но переступать порог платной больничной палаты так и не решилась – замерла в дверном проеме и часто захлопала ресницами. Растерялась, в общем. Еще бы не растеряться. Капитан стоял на коленях перед раковиной и держал в окровавленном кулаке осколок разбитого зеркала. В нем отражался уродливый монстр, настоящее чудовище Франкенштейн.

Все лицо Волошина буквально бугрилось от хирургических швов. Более того, оно было неоднородного цвета, отчего складывалось впечатление, что его сшили из кусочков кожи, взятых с разных частей тела. И с каких именно, опер уже догадывался. Не зря же вся его задница была заклеена пластырями.

Вдруг медсестра чихнула, чем привлекла к себе внимание мента. Капитан зыркнул на девицу, державшую в трясущихся руках вентилятор. И тут у него в мозгу что-то щелкнуло. С этим щелчком к нему стала возвращаться память. Сначала из ее глубин всплыл прикованный наручниками к батарее Сергиенко. Потом эмоциональный телефонный разговор с любовницей. А затем вновь тот же Сергиенко, который ткнул ему в лицо…

– Вон! Катись! Убирайся вместе со своим чертовым вентилятором! – заорал он на остолбеневшую девушку.

Та испуганно передернула плечами и поспешила ретироваться. Волошин же еще раз глянул на свое отражение в осколке зеркала, прикусил до крови залатанную хирургом щеку и озлобленно прошипел:

– Сергиенко – ты труп!..