Этап. Nous

Судя по крикам и рёву, в соседних квартирах тоже не всё в порядке. Ладно, на улицу – стучать в двери не хотелось. Ботинок соскользнул – весь в крови – и Николаев крепко приложился затылком о стену. А когда понял, что встаёт, держа бластер в руке – вверх по лестнице, навстречу, бежал ещё один человек с безумными глазами и окровавленным лицом. Дальше было инстинктивно – направил бластер в лицо и нажал на крючок. Ослепить, выгадать ещё секунду, ударить ногой…

Вспышка, запах грозы. Человек, или что это было, медленно свалился навзничь, и Николаев успел увидеть сквозную дыру в его голове. И понять, что человек не мог бегать: из шеи вырвано столько, что виден позвоночник.

Что за…

Николаев посмотрел на бластер. Тот выглядел совсем по другому. Выглядел, как настоящее оружие. Тёмного цвета металл, удобно ложится в руку, никаких тебе винтиков и отсека для батареек. Выглядит очень похоже, но другой. И тяжёлый какой!

Николаев не стал смотреть в дуло – в переливающийся серебром кристалл – на этот раз. Прицелился в дерево, в открытое окно, и снова нажал на крючок.

Ярко-белая вспышка, и в стволе появляется сквозное отверстие.

Николаев понял, что ему жарко, страшно жарко – и жар этот внутренний. Он сжёг слабость ног и рук, выгнал страх. Остались злость и пронзительная ясность чувств.

Кошка мяукнула. Там, на лестничной площадке – она, Кошка. Успела выскочить, смотри-ка!

– Что же делать с тобой? – Николаев чуял всем, чем можно, что нельзя медлить. Вот-вот явятся другие любители поесть свежего мяса – а сможет ли бластер выстрелить ещё хотя бы раз, неясно. Спасаться надо!

Он поднял кошку на ладонь, и та громко замурлыкала, вцепляясь когтями в руку.

– Чёрт, зараза! – Николаев сунул зверька в карман куртки. – Сиди тихо! Будешь царапаться – выброшу!

Удивительно, но Кошка поняла его. Едва её сунули в карман, умолкла и не дёргалась.

На улице Николаев первым делом увидел дворника. Потом уже понял, что это был дворник: он сидел на коленях, спиной к двери в подъезд, и издавал странные звуки. Что-то жадно ел.

– Что… – и дворник обернулся. Очень резво обернулся, и крайне резво бросился на Николаева.

Снова вспышка, снова запах озона, снова сквозное отверстие в голове. И тут Николаев увидел, что на улице творится ровно тот же кошмар. Эти, искусанные и окровавленные, были повсюду. Крики в отдалении, звуки выстрелов – некогда стоять и глазеть!

А на дорожке, у соседнего подъезда, шагах в двадцати от Николаева, стоял… Петрович. Точно, он! На плече – аккордеон без чехла, в руке трость. Стоит и смотрит на Николаева. И непохоже, что ранен.

– У нас там… – начал было Николаев, но Петрович молча указал тростью за спину Николаева. Верно: ещё двое живых мертвецов выбежали из-за угла. Странно, но Николаев не потерял голову, действовал ясно и чётко – два нажатия на крючок, оба лежат. Это сон, подумал он. Вот это точно кошмарный сон. Бластеров, или что это, не бывает. И этих, живых мёртвых, тоже.

Петрович как стоял, так и остался стоять. Просто смотрел на Николаева. А за спиной Петровича появился ещё один – бежал в их сторону от поворота дороги. Николаев бросился к старику, держа бластер наготове, а Петрович, невозмутимо, поднял свою трость, развернулся, и огрел ею живого мертвеца – или кем ещё можно быть с такими ранами на горле и руках.

Мертвец рассыпался в пыль. Николаеву захотелось даже протереть глаза. Точно, рассыпался – от удара трости превратился словно бы в груду пепла или песка. Так и рухнул. Петрович кивнул, и посмотрел Николаеву в глаза.

– Сам цел? – поинтересовался он.

Николаев быстро осмотрел себя. Укусов нет, в крови почти не перепачкался. Вроде цел.

– Нам туда, – указал Петрович за угол. Судя по крикам, сиренам и выстрелам, повсюду творится одно и то же.

– Что… – начал было Николаев, очень уж странно вёл себя старик. Слишком спокойно и уверенно. Понятно, что фронтовик, многое пережил, но чтобы такое?

– Подержи. – Петрович отдал трость, и сдвинул аккордеон вперёд – чтобы играть, понял Николаев. И заиграл – то самое, «На сопках Маньчжурии». И пошёл, в указанном им самим направлении.

Николаев шёл, озираясь, готовый стрелять. Странно: перед тем, как старик заиграл, к ним двоим бежало трое или четверо зомби (слово пришло на ум неожиданно) – но, едва только Петрович заиграл, как мертвецы потеряли интерес к добыче, и поспешили в другую сторону. Что всё это значит?

– Держись рядом и береги заряды, – посоветовал Петрович. Так и пошли. Идти оказалось недалеко, к школе за углом, и сколько вокруг бегалоэтих – словами не описать. Много. Но на них с Петровичем внимания не обращали, хотя пробегали иногда совсем рядом. Конец света, подумал Николаев. Я наблюдаю конец света. Самый настоящий.

Дверь школы открылась перед ними – там стояла девушка в чёрном плаще и чёрной же повязке на лбу. Что-то она сжимала в руке, но не было времени приглядываться. Петрович, не переставая играть, кивнул ей – и получил ответный кивок. Девушка отошла в сторону, и махнула Николаеву: проходи, мол.

Он и прошёл. Девушка заперла за ними дверь. Петрович не переставал играть, и они втроём шли и шли, по пустынным коридорам и лестницам. Ну хоть здесь нет крови или тел.

– Заходите, – указала девушка на дверь в учительскую.

– Ого! – трое человек поднялись на ноги. Два парня, лет двадцати, и пожилой мужчина – как написали бы раньше, кавказской национальности. На лицах их читались удивление и радость. Тот из парней, что был немного выше, первым протянул руку. – Одиннадцатый! Ну, Петрович, ты даёшь!

– Стараюсь, – степенно ответил Петрович и прекратил играть. – Знакомьтесь, это Сергей. – Он принял у Николаева трость, и взял его за руку. – Здесь все свои, не бойся. Это Мария, – девушка кивнула, – это Валера, – указал на парня повыше, – это Степан, – кивнул на второго, – а…

– Чёрт! – воскликнула Мария, и в комнате словно вспыхнул магний. Кошка выпрыгнула из кармана куртки и, Николаев успел заметить, увернулась от чего-то ярко-синего, похожего на плеть. – Отойди! – крикнула девушка, глядя на Николаева. – Отойди, придурок!

Николаев обернулся – Кошка забилась в угол за его спиной, и шипела оттуда. Шипела, глядя на девушку. А та сжимала меж двух пальцев диск – музыкальный или видео, не понять – обод диска светился синим.

– Отойди! – приказала девушка. Остальные тоже уже стояли, у каждого в руке что-нибудь, да было. После того, что Николаев успел сегодня увидеть, он не удивился бы, если всё это оказалось оружием.

– Она мне жизнь спасла, – холодно ответил Николаев, и поднял свой бластер – ни в кого не целясь, просто приподнял. И осознал, что остальные предметы в руках собравшихся смотрят ему в лицо. Николаев медленно присел, протянул левую руку за спину и поманил кошку. Она тут же подбежала и потёрлась о ладонь, громко мурлыча. Николаев поднял её в горсти, и так же медленно встал.

– Маша, – позвал Петрович – так и стоял, опираясь на трость, с сигаретой в зубах. – Всё в порядке.

– Идиот! – заметила Мария, убирая диск куда-то под куртку. – Чтоб больше не мельтешила, ясно? Попадётся мне под руку – пришибу!

– Маша, – пожилой, не названный пока, тоже убрал что-то в карман. – Не волнуйся. Петрович кого попало бы не привёл.

– Ладно, – буркнула Мария, и протянула Николаеву руку. – Извините.

– Всё в порядке. – Николаев убрал бластер в кобуру (никто и глазом не моргнул), и принял руку. – Что происходит?

– Конец света, – отозвалась Мария. – Дядя Гоша, что вокруг?

Пожилой достал из кармана небольшой прозрачный шар – с кулак размером – и посмотрел в его глубины.

– Чисто, – сообщил он. – Всё в порядке.

Говорит без акцента, понял Николаев, а на лицо грузин. Ну и ладно.

– Что мы тут делаем? – Николаев осознал, что ноги еле держат, и опустился на один из стульев. – Чёрт!

– Ждём, – Мария скользнула по нему взглядом. – А вот оружие не убирай пока. Есть хочешь?

– Я – нет. – Николаев достал из кармана Кошку – та явно оживилась, услышав вопрос. – Кусок в горло не полезет. А она, похоже, будет.

– Корми её сам. – Мария поставила на стол перед ним банку консервов и одноразовую тарелку. – Дядя Миша, больше никого не было?

– Никого, – подтвердил старик, доставая сигареты. – Теперь просто дождаться остальных.

О многом хотелось расспросить, Николаеву по-прежнему казалось, что он спит. Но Кошка уже смотрела ему в лицо, и резко мяукала – требовала еды.