Дождался

– Вы, конечно, проводите такие же смелые взгляды и в ваших, вероятно, интересных книгах, которые, к сожалению, не могу прочесть.

Польщенный комплиментом, Ракитин вспыхнул и, казалось, не заметил насмешки.

И, понижая голос, ответил уже без заносчивости:

– Не совсем!

Тогда рантье-француз с еще большей любезностью спросил:

– Но, вероятно, вы так же смело и остроумно указываете на… на несовершенства русской жизни, как сейчас указывали на банкротство нашего строя?.. И не сомневаюсь, что вашим общественным деятелям так же достается, как достается от наших журналистов нашим министрам?

Ракитин нервно воскликнул:

– Мы в других условиях…

И благоразумно не продолжал.

Старый француз, по-видимому, вполне удовлетворился ответом и тотчас же заговорил со своим соседом о превосходной рыбе и попросил подать ее еще.

Окинув взглядом общество, Ракитин мог убедиться, что пансионеры достаточно “огорошены” и достаточно неприязненны.

– Небось, они остались довольны… Не правда ли? – обратился торжествующе к Неволину Ракитин.

Неволин равнодушно ответил:

– Охота была вам, Василий Андреевич, кипятиться.

VII

На следующее утро хозяйка постучала в комнату Ракитина. Она вошла торжественно и серьезная в полном своем обычном “параде” и, после изысканных извинений, что осмелилась помешать его вдохновению, “позволила себе” заметить, что несомненно возвышенные мнения г.Ракитина, которые так понравились ей самой, к сожалению, взволновали и испугали пансионеров и вредно подействовали на больных…

– Да вы присаживайтесь, госпожа Шварц…

И Ракитин пододвинул кресло хозяйке…

– О, не беспокойтесь, monsieur… Я на одну минуту.

Однако хозяйка присела и продолжала:

– И многие выразили мне неудовольствие на громкие споры за столом. А мой принцип: полное спокойствие жильцов, которые делают честь пансиону. Вы, как необыкновенно умный человек, конечно, согласитесь с этим принципом? – любезно и твердо прибавила хозяйка.

– А не то, госпожа Шварц, вы захотите лишиться такого необыкновенно умного человека? – ответил, улыбаясь, Ракитин.

– К сожалению, я поставлена в тяжелое положение…

– А комната здесь отличная… Не жарко…

– И какой вид с балкона…

– И вид… И работается хорошо… И кормите порядочно…

– Я стараюсь! – вставила госпожа Шварц.

– Вы образцовая хозяйка и – примите вполне заслуженную дань – такая интересная женщина, что присутствие ваше за столом может только доставлять эстетическое удовольствие… Одним словом, пансион мне нравится.

И с серьезным видом прибавил:

– Простите нескромный вопрос, милая хозяйка: вам лет – тридцать?.. Или нет еще?

– Что вы?.. Вы смеетесь?.. Я старуха… Мне сорок два! – скромно промолвила госпожа Шварц, внезапно оживляясь, словно старый парадер, заслышавший трубу.

– Неужели?.. А какой же у вас, значит, живительный воздух… Моложавит… Без шуток говорю! – воскликнул Ракитин, который по привычке старого юбочника говорил до дерзости невозможные комплименты, самодовольно уверенный, что хоть долю из вранья женщина примет за правду.

– Я когда-то была недурна, а теперь…

И госпожа Шварц вздохнула и тоже по старой привычке сверкнула когда-то многообещающими глазами.

– Так вы извините, что я вынуждена была передать вам неудовольствие пансионеров…

– Какие извинения!.. Можете быть спокойны, что больше я не поставлю вас в неприятное положение и ваших пансионеров не огорчу спорами.

– Как приятно иметь дело с таким умным человеком! Нет слов благодарить вас…

Госпожа Шварц не уходила.

И, принимая серьезно-грустный вид, с искусственно печальной торжественностью произнесла:

– Считаю своим долгом сказать, что ваш соотечественник очень плох.

– Бедняга! Еще вчера вечером я сидел у него, и он бодрился.

– Милый наш доктор только что был у Неволина…

– И что же сказал?

– Он предупредил меня, что бедный молодой человек более недели не протянет.

– Неволин и не догадывается?

– Почти все чахоточные не догадываются. А кажется, так легко догадаться… Я сейчас навещала Неволина… Он не встал сегодня с постели и наверно уж не встанет… И как слаб, как взволнован!..

– Отчего взволнован?

– Рано утром получил телеграмму… О, как жестока его хорошенькая жена! Как жестока! Бывают бессердечные женщины, но такие, как она, редки. Не правда ли? Вы, как писатель, знаете нас. А Неволин не знает. Он все еще надеется… А я, признаюсь, думаю, что эта дама совсем не приедет… К чему ей умирающий муж? Она, верно, забыла священный долг жены… А он так ждет, так любит! – И госпожа Шварц поднесла к глазам носовой платок. – Мне так жаль молодого человека, который так хочет увидеть жену и умирает один, на чужбине, что я посоветовала ему сейчас же ехать в Петербург…

– Умирающему? – воскликнул Ракитин.

“И какая же ты стервоза!” – подумал он.