Ангел Бездны

– Миша еще слишком маленький, чтобы идти туда, – в голосе его матери звякнула неуверенность.

Она быстро повернулась к Миру спиной, не заметив, что даже здесь, на площадке перед собором, появление Красавицкого произвело обычный фурор. Часть выходящих и спешащих в храм светских богомолок застыли, напрочь забыв про Бога при виде прекрасного, как языческий бог, темноволосого и темноглазого юноши с голубоглазым и беловолосым малышом на руках.

– Не знала, что Мадонны бывают мужского пола, – сказала своей спутнице девушка в шифоновом платке с серебристыми блестками.

– Я вообще не знала, что такие мужчины бывают, – отозвалась вторая. – И явно не голубой!.. А эта рыжая с ним, неужели жена? Ой, где она?

– Именем Отца моего велю, дай то, что мне должно знать, – вымолвила Ковалева и, сделав шаг, прошла сквозь столетие.

…Владимирский Собор был новым и ярким. Маша перекрестилась, купила две свечки, поставила к иконе и прочитала молитву, но не за упокой – за покой. Здесь, в конце XIX или в начале XX века, отец ее сына – Михаил Врубель – был еще жив.

Мир знал, что, перешагнув порог собора, Киевица перешагнет сто лет, оказавшись в Прошлом – в только-только построенном, открытом и освященном Свято-Владимирском. Но не знал, что она мечтает встретить здесь другого. И прося «дай то, что мне должно», надеется: Город сочтет должным дать ей час, когда расписывавший этот собор Врубель будет здесь.

Сейчас Маша почти не помнила своих смятенных чувств к нему – лишь знала, что когда-то любила его, и от этой любви появился их сын[2 - Об отношениях Маши с художником Михаилом Врубелем (1856 – 1910) читайте в книгах «Киевские ведьмы. Меч и Крест», «Киевские ведьмы. Принцесса Греза».]. Но с тех пор ей довелось прожить еще одну жизнь, обрести покой и мудрость… Мудрость и покой царили в душе до тех пор, пока ее шести с половиной месячный сын Миша не сказал в первый раз «Ма…». А еще не произнесенное «Па…» повисло в воздухе без адресата.

Сжимая вторую свечку в руках, Маша поднялась на хоры. С детства она любила любоваться храмом с «балкона» второго этажа – здесь всегда было тихо, покойно. Здесь она была с самым прекрасным в мире Владимирским собором один на один. Над головой сияло сотворенное Вильгельмом Котарбинским «Преображение Господне» – стоящий в яйце сверкающего света Иисус являл ученикам свою истинную небесную суть.

Она тоже преобразилась – стала иной, Киевицей, властительницей Вечного Города. И теперь подумала вдруг: «Как это странно…» Она могла разговаривать с Киевом, воскрешать мертвых, и сама умирала и воскресала, карала и миловала. Она дважды спасала мир, победила Змея… И любая загадка мироздания, над которой ломали умы сотни лет сотни мудрецов, казалась ей нынче простой в сравнении с вопросом… Кому мой сын должен сказать «папа»?! Миру? Или своему настоящему отцу? Стоит ли рассказать ему об отце, умершем за сто лет до его рождения? И должна ли она рассказать его отцу о сыне?

Больше всего Маше хотелось, чтоб на вопросы ответил кто-то другой, чтобы она почти случайно столкнулась здесь с Врубелем и не смогла не сказать ему правды…

Но на ее тайную просьбу Киев ответил ей «нет». Она не знала, какой нынче год и день, но точно знала, что в этот день Михаила Врубеля не было в соборе, – она ощущала его отсутствие всем телом. И оттого ей вдруг страшно захотелось поступить против воли Отца – по воле своей щелкнуть пальцем, увидеться с Мишей и открыть ему все…

«Именно так я и сделаю…» – Ковалева подняла повелительную руку, подняла глаза вверх, – ее взгляд ласково коснулся щедро изукрашенных стен. Врубель написал здесь только орнамент (единственную написанную им композицию «5-й день творения» заставили позже переписать Котарбинского!). Но теперь собор кичился его именем, и никто из историков не забывал помянуть: Владимирский расписывал не только Васнецов, Нестеров, Котарбинский, Сведомские, но и гений серебряного века – Михаил Врубель. Хотя на деле его эскизы не приняли. Да и не могли принять…

Маша вспомнила, что здесь, во Владимирском, ночью в крестильне сумасшедший гений нарисовал Божью Матерь с изуродованным лицом, с когтями, как у кошки, а потом закричал…

Ковалева вздрогнула: «Нет, я не хочу… не хочу, чтоб мой сын!..»

– …Вы уже слышали? – раздался чей-то насмешливый голос. Два человека поднимались на хоры. – Она пришла в собор под черной вуалью. Никому не сказала ни слова. И вуаль не подняла… Так и ушла. Вот такая у него жена – никто ее лица не видел. Он ни с кем ее не знакомит. Ходит всюду как черный дух… Видно, его супруга – такая рожа, что стыдно людям показать. – Голос вдруг запел на разудалый бульварный мотивчик:

Жена моя, красавица,
По улицам шатается.
Извозчики ругаются,
Что лошади пугаются…

– Полагаете, она так дурна собой? – откликнулся его спутник.

– Что же еще? Ну, разве эта кузина и впрямь некий незримый дух… Как раз в его вкусе! – засмеялся рассказчик.

Они были совсем рядом, и, не желая встречаться с людьми, Маша щелкнула пальцами, чтоб вернуться в свой ХХІ век.

* * *

– Ты – Киевица! И все беды, происходящие в Киеве, имеют к тебе отношение. И если ты хочешь эту беду поиметь, кто вправе запретить тебе? – поддержала Дашу Акнир.

Дочь предыдущей Киевицы и первая помощница Главы Киевских ведьм была рада ее приходу.

– Хочешь, – предложила юная ведьма, – приворожим сбежавшего отца тройни обратно? Выберем и сварим Присуху прямо сейчас…

– Присушим к жене! Землепотрясная мысль! – Чуб достала из сумки газету. – Правда, жена сказала, – она заглянула в статью, дабы убедиться в собственной памятливости, – «…даже если он вернется назад, после такого поступка я его ни за что не приму». Но бабы обычно только так говорят.

– А если и правда не примет, – подпела Акнир, – будет ему по заслугам. Пусть присушенный всю жизнь вокруг бегает и все желания ее исполняет. Так и вину искупит, и у детей все же будет отец.

– Здорово, – настроение Чуб мигом улучшилось. Она кокетливо поправила на шее новый черный платок с черепами – на носу маячил Хэллоуин! – Ты правда-правда-правда думаешь, я могу это сделать?

– Ты – Киевица. Ты можешь все, что не противоречит 13 Великим запретам.

– Ага, Киевица… – настрой Чуб вновь рухнул вниз. – Мы сегодня даже на Горе не дежурим. Киев сказал Маше, что у нас отпуск… Две недели! Даже 14 дней. Выходит, он сделал ей отпуск в подарок ко дню рождения. А почему он не сделал отпуск ко дню рождения мне? Выходит, я хуже?

– Не о том заморачиваешься. – Акнир никогда не нужно было объяснять слишком долго. – Ты тут вообще ни при чем, и твоя Маша тоже. Дело не в ней, а в том, когда она родилась. 21 октября – на ваши Деды?.

– На наши… кто-кто?

– Деды?. Так слепые называют день поминовения усопших. Мы, ведьмы, называем их Бабы? или Мамки. Вы празднуете их в ближайшую субботу к 21 октября. Мы в женский день – пятницу. Соблюдение обряда занимает 14 дней. А поддерживать хорошие отношения с родом очень важно – в любую минуту Киевице может понадобиться сила предков. Вот почему Город счел себя не вправе отвлекать вас…

– Отвлекать от чего? Что нужно делать?

– Сидеть дома, принимать гостей, угощать их ритуальной едой. Да не переживай, Василиса зайдет к вам сегодня и все расскажет про кормление Душечек.

– В смысле – хорошеньких девушек? – перестала понимать ее Чуб.

– Душечки – души милых тебе людей, – растолковала дочь Киевицы.

– Это такой древнеславянский языческий праздник?

– Не только славянский и не только языческий. Все отмечают его в конце октября – начале ноября, хотя и называют по-разному. Христиане празднуют родительскую Дмитриевскую субботу перед 26 октября. А древние кельты, как и современные люди, отмечали в ночь с 31 октября на 1 ноября. Только первые называли этот праздник днем мертвых – Самхейн. А вторые – Хэллоуином. Ты знаешь, в этот день в Америке дети переодеваются во всякую нежить, ходят по домам и клянчат: «Trick or Treat!»

– «Проделка или угощение!»

– И не знаю, как американцы, а наши предки, славяне, точно знали, если на Бабы? да Деды? не угостить своих Душек, они устроят тебе дурную проделку. Обидятся на невнимание, нашлют на тебя хворь и тоску, беду на дом, падеж на скотину…

– На скотину? – вмиг запаниковала Даша. – А кошки считаются?

– Кстати, о кошках. На Мамки их удаляют из дома. Они не выносят ни духов, ни призраков, бросаются на них, как на мышь. Это инстинкт…

– Наши кошки уже ушли.

– Значит, к вам уже приходили…

– Белая Дама! – подорвалась Даша Чуб. – А мы ей вместо угощения – дулю. Что же теперь?

– Ничего. Я сказала, на исполнение обряда 14 дней и Василиса вам поможет. Вы ж все равно собирались готовить что-то на день рождения Маши. Кстати, – резко снизила пафос Акнир, – что ты ей подаришь?

– Еще не знаю…

– И я, – на этот раз обеспокоенной стала юная ведьма. – А я ведь Помощница Главы Киевских ведьм, я обязана принести дар Киевице. А Катя уже придумала?

– В процессе пока. Пошла на аукцион покупать картину художника, который расписывал Владимирский.