Обитель Джека Потрошителя

Я продолжала причитать до самой Юркиной машины. Никогда не думала, что могу испугаться до такой степени. Только когда Юрка запихнул меня на заднее сиденье, я немного успокоилась и затихла, сжавшись в комочек. В такой позе я просидела до самого своего дома. Юрий и Наталья проводили меня до дверей квартиры. Я бы предпочла, чтобы Юрка проверил квартиру и изнутри, но постеснялась попросить об этом.

Когда их шаги стихли на первом этаже, я, настороженно вздрагивая, обошла свое жилище, заглядывая в каждый уголок, даже если в нем мог поместиться всего лишь таракан, и только после тщательного осмотра вздохнула свободнее. В квартире я была одна, и впервые меня это радовало. Проверив дверные замки по третьему разу, я решила, что самое лучшее сейчас – принять ванну и выпить снотворное.

Идея так меня вдохновила, что я почти перестала клацать зубами и довольно бодро направилась к ванной комнате. Но тут краешком глаза уловила некую странность и озадаченно замерла посреди прихожей. Чтобы убедиться, что мне не померещилось, я осторожно повернула голову и посмотрела на вешалку, где висело мое зимнее пальто. Еще сегодня вечером, перед театром, это было старенькое пальто василькового цвета с воротником из порыжевшего от времени песца. Песец, возраст и цвет пальто остались прежними, но на рукаве теперь красовалось пятно непонятного происхождения, которое его никак не красило.

– Где же меня угораздило так угваздаться? – с досадой пробормотала я, подходя ближе. Пятно следовало удалить, но у меня в данный момент не было ни сил, ни желания заниматься чисткой. Пообещав себе, что очищу пальто с утра, я без удовольствия покончила с водными процедурами, слопала двойную дозу снотворного, после чего улеглась в кровать с тайной надеждой провести наконец спокойную ночь без кошмаров.

Сон мне приснился весьма странный. Если это, конечно, был сон…

Несмотря на проглоченное снотворное, заснуть не удавалось довольно долго. Я ворочалась с боку на бок, комкала подушку, тяжело вздыхала, пыталась считать слонов, баранов и овец поочередно. И вдруг мне показалось, что потолок в комнате ожил. Он стал подрагивать, вибрировать, как будто на верхнем этаже расхаживал кто-то невероятно тяжелый. Свет не горел, но луна светила сквозь тюль на окне так ярко, что я отчетливо видела эту вибрацию, которая передалась уже и стенам. С опаской приложив ладонь к стене возле кровати, я почувствовала, что оклеенная обоями кирпичная кладка действительно мелко дрожит.

Когда мой старенький диван сдвинулся с места и заскользил по полу, я в ужасе спрыгнула на пол, не замечая ледяной холод застывших половиц. Мне стало страшно. Мне и раньше приходилось испытывать чувство страха – собственно, кто его не испытывал хоть однажды? – но то был обычный, нормальный, если можно так выразиться, страх – перед экзаменами, перед какой-нибудь ответственной встречей и так далее. Сейчас же меня охватил парализующий волю ужас, от которого каменели мышцы и отказывалось повиноваться собственное тело.

Бежать в моей крошечной квартире было особенно некуда, и я ринулась на кухню – просто для того, чтобы удрать подальше от елозящего по полу дивана. Когда я распахнула кухонную дверь, то сразу поняла: что-то не так.

Кухни не было. На ее месте оказалось совершенно незнакомое помещение с обшарпанными стенами, с которых свисали клочья грязных обоев. Пахло тоже как-то странно – сырым подземельем и мышиным пометом. Господи, что происходит? Дрожа, я прижалась спиной к двери, не решаясь двинуться ни назад, ни вперед. Ноги упорно подгибались, не желая держать непослушное тело в вертикальном положении. Я все еще была босиком, ступни заледенели. Передо мной клубился зловещий полумрак – только сейчас я поняла, что кухонное окно исчезло вслед за кухней, а на его месте виднеется едва различимая в темноте шаткая лестница, ведущая куда-то вверх, где, по идее, должны находиться соседи с верхнего этажа. Но сейчас их там, совершенно очевидно, не было.

На мгновение я сообразила, что весь наблюдаемый мною кошмар – всего лишь дурной сон. Я попыталась проснуться и не смогла. Меня неудержимо, несмотря на весь испытываемый ужас, тянуло подняться по лестнице. Это желание не имело ничего общего с любопытством, а было чем-то сродни неотвратимому року, требующему выполнения заданной программы во что бы то ни стало.

Ступени жалобно заскрипели под моими ногами, какой-то мусор, валяющийся на лестнице, царапал ступни, шаткие перила ходили под рукой из стороны в сторону, грозя обвалиться в любую секунду. И все-таки я поднималась. Поднималась до тех пор, пока не уперлась головой в крышку люка. Крышка откинулась от легкого нажатия и стукнулась обо что-то. Помещение, которое я увидела, было похоже на чердак, тихий, мрачный и холодный.

«Этого не может быть! – подумала я отрешенно. – Надо мной еще два жилых этажа. Неужели я схожу с ума?»

Простой вопрос, заданный самой себе, заставил мою спину покрыться капельками липкого пота, который мгновенно пропитал ночную рубашку. В какой-то отчаянной решимости я вознамерилась идти до конца и, стараясь не думать о последствиях, быстро вскарабкалась на пыльный дощатый пол чердака. Старые доски под моей тяжестью угрожающе прогибались, когда я медленно двинулась вперед, озираясь, как попавший в ловушку дикий зверек, и постоянно приседая на ватных ногах от приступов тянущего страха.

Чердак был пуст. Только в дальнем конце его обнаружилась дверь, крепко запертая. Меня трясло от озноба, сердце отчаянно стучало. Я окончательно перестала понимать, что происходит. И вдруг из-за двери раздался вскрик. Я сильно вздрогнула и, широко распахнув глаза, уставилась на дверь. Ждать пришлось недолго. Крик повторился. Теперь я понимала, что голос, зовущий на помощь, принадлежит ребенку, маленькой девочке. Ей было страшно, я чувствовала. От меня ждали помощи, и это заставило меня преодолеть свой собственный ужас. Не думая об осторожности, я бросилась к двери и принялась дергать за ручку изо всех сил.

– Эй! Не бойся! Я иду! Я помогу тебе! – кричала я громко, чтобы девочка могла меня услышать.

Но она вдруг замолчала. Стало так тихо, что у меня заложило уши, когда я это осознала. Замерев, я напряженно прислушивалась, но тщетно. И вдруг совсем рядом что-то отчетливо булькнуло. Потом еще раз. Звук был отвратительным и пугающим. Отпрянув в сторону, я взглянула на дверь и увидела, как темная, густая жидкость начала просачиваться сквозь дверные щели. Поначалу тонкие струйки сбегали вниз поодиночке, безобидными ручейками, но вскоре жидкость потекла сплошным потоком. Она хлынула на пол, пенясь и бурля. Я завизжала и отпрыгнула, когда жидкость залила мне ноги. Внезапно я поняла, что это такое. В нос ударил противный запах, от которого закружилась голова.

Это была кровь. Целый поток крови.

А потом снова раздался душераздирающий крик девочки. Она кричала теперь не переставая. Тонкий голосок визжал на очень высокой ноте, захлебываясь в бесконечном отчаянном крике, врываясь прямо в мой мозг сквозь черепную коробку. Я схватилась за голову руками, пытаясь зажать уши, не в силах выносить этот вопль ужаса, и… проснулась.

Сон мой был настолько реальным, что, даже увидев перед собой сквозь незашторенное окно серенькое зимнее утро – вполне безобидное и обычное, – я не смогла сразу поверить в то, что ужасный чердак мне просто приснился. В углу комнаты надрывался телефон, но я сидела на постели, дыша, как загнанное животное, не в силах даже пошевелиться. Мокрая от пота рубашка прилипла к телу, и мне было холодно. Кожа покрылась пупырышками, которые я ощущала кожей ладоней, поскольку сидела, крепко обхватив себя за плечи руками. Телефон еще раз обиженно всхлипнул и затих.

– Неужели это был всего лишь ночной кошмар? – спросила я вслух и не узнала своего голоса, настолько тихо и хрипло он прозвучал. И звук собственного голоса, такого испуганного, почему-то рассмешил меня. Я нервно хохотнула.

– Всего лишь сон… – снова пробормотала я и всхлипнула.

Мой мозг отказывался поверить в счастливое избавление. Словно желая доказать себе невозможное, я откинула одеяло и придирчивым взглядом окинула свои ноги. Разумеется, они были совершенно чистыми, хотя… да, давно следовало бы обновить педикюр – бежевый лак на большом пальце правой ноги наполовину облез. Но никаких следов ночных похождений я не обнаружила. Ни соринок, прилипших к коже, ни порезов, ни, само собой, пятен крови. Однако я до сих пор чувствовала липкую влагу, которая касалась моих ступней совсем недавно. Воспоминание о кровавом потоке заставило меня содрогнуться – я отчетливо помнила мельчайшие детали своего сна.

Еще не до конца обретя уверенность в себе и в реальности всего, меня сейчас окружающего, я осторожно спустила с кровати ноги и заставила себя подойти к кухонной двери, которая, как и в моем сне, была сейчас плотно закрыта. За дверью, естественно, не оказалось ничего, кроме моей собственной кухни с покрытым клетчатой клеенкой столом, плитой, мирно урчащим холодильником и другими хорошо знакомыми предметами. Даже кастрюлька с недоеденной накануне гречневой кашей стояла на плите, как и положено.

Только теперь я по-настоящему успокоилась. Правда, приснившийся сон не давал мне покоя все утро. Никогда раньше со мной не случалось ничего подобного. Я вообще редко видела сны, а если они мне и снились, то к утру испарялись из моей головы бесследно и навсегда.

Крепкий кофе добавил мне бодрости, и я стала думать, с кем бы посоветоваться по поводу ночного происшествия. Я была так напугана и так хотела докопаться до истины, что готова была на все что угодно, даже на поход к какой-нибудь гадалке. От последнего, весьма неблагоразумного поступка, меня удержало только то, что среди моих знакомых ни одной гадалки попросту не было.

Глава 6

– Агнешка, это был всего лишь сон…

Наталья произнесла эту фразу таким ласковым тоном, что я взглянула на нее с подозрением. Так обычно разговаривают с тяжелобольными или с клиническими идиотами, а я себя пока сумасшедшей не считала. В конце концов, каждый волен видеть такие сны, какие хочет. Мой воинственный настрой, очевидно, отразился на выражении лица, так как Наташка почему-то смутилась и опустила глаза, изображая повышенную заинтересованность в количестве чаинок, плавающих по поверхности ее кружки с чаем.

– Ты считаешь, что я все придумала? – спросила я напрямик.

– Ну что ты! – как-то чересчур быстро ответила Наташка, быстро моргая длинными ресницами. – Просто тебе привиделся кошмар. А что? Обычное дело.

– То есть ты думаешь, что я спятила, – кивнула я.

– Слушай, отвяжись! – рассердилась подруга. – Ничего я не думаю. Просто забудь, и все дела – это же так просто! И вообще, давай пить чай, а то он уже совсем остыл.

Я усмехнулась.

Наташка заявилась минут сорок назад, объявив, что очень за меня беспокоилась. Дескать, мое вчерашнее состояние ей не понравилось, а утром я не отвечала на телефонные звонки. Все эти сорок минут мы потратили на обсуждение моего странного сновидения, совсем позабыв об остывающем на столе чае.

Отхлебнув холодного напитка, я совершенно некстати вспомнила об испачканном рукаве пальто и собралась, чтобы сменить тему разговора, расспросить Наташку о способах сухой чистки драповых тканей, поскольку в хозяйственных вопросах моя подруга могла заткнуть за пояс любого. Правда, я подозревала, что подружка просто посоветует мне отнести пальто на помойку, чтоб не издеваться понапрасну над отслужившей свой век вещью. Она говорила об этом каждый раз, когда с пальто приключалась очередная неприятность. Только я открыла рот, чтобы попросить все-таки совета по поводу чистящих средств, как Наташка, всплеснув руками и едва не опрокинув заварочный чайник, округлив глаза, вдруг воскликнула:

– Слушай, я ж к тебе по делу!

Но она неожиданно умолкла, и в ее глазах появилось сомнение.

– По какому делу? – уточнила я, желая услышать продолжение.

– Ну, знаешь ли… я тут подумала, что… может, не стоит?

– Ничего не понимаю, – нахмурилась я. – Ты чего мычишь? Хотела мне что-то рассказать? Так говори. Думать будешь после.

– А ты хорошо себя чувствуешь? – продолжала сомневаться Наташка.

– Пока еще вполне сносно. Но если ты не прекратишь обращаться со мной, как с выжившей из ума столетней бабушкой, которая пообещала оставить тебе богатое наследство, то я выставлю тебя вон.

– Ладно, ладно! – примирительно замахала руками Наталья. – Раз уж ты злишься, значит, и в самом деле с тобой все в порядке. Ты слышала, что случилось в театре вчера вечером?

– Насколько я помню, вчера в театре был спектакль, – резонно ответила я, не вполне понимая, куда она клонит.

– А вот и нет. Вчера в театре произошло убийство! – выпалила Наташка, глядя на меня со смешанным чувством превосходства и страха. Откуда взялось второе чувство, я поняла несколько позже, когда получила возможность как следует вникнуть в только что услышанную новость.

– Убийство произошло во время спектакля? – спросила я почти машинально.

– Точно. Пока мы приобщались к мировой культуре, совсем рядом человек испускал дух в ужасных мучениях.

– Кого убили? Опять бизнесмена какого-нибудь? Они в последнее время мрут, как мухи, в самых неподходящих местах.

– Нет, – погрустнела лицом Наталья. – Их-то мне совсем не жалко. Убили молоденькую девочку. Балерину из кордебалета. С утра об этом сообщали по всем местным каналам. Я тебе потому и звонить начала в такую рань, чтобы рассказать. Жуть, правда? Бррр… – Наташка зябко передернула плечами и насупилась.

– Где ее убили? – спросила я, пытаясь ухватить мысль, которая мельтешила у меня в голове, одновременно пугая и притягивая. Мысль оказалась верткой и в руки пока не давалась.