Арабские звезды сияют ярче

– Не знаю, Полина… привычка, наверное. Я другая, ты другая, мир другой, не такой, каким нам казался. А помнишь, как я бегала за тобой и просила участвовать в дурацком конкурсе красоты?

– Принуждение ты называешь – просила?! – округлила глаза Полина-Сурия, после напомнила шутливо: – Ты заставляла. Нет, вынуждала согласиться. И угрожала.

– Других претендентов на институтскую корону я не видела, а вечер висел на мне, вот и пришлось тебя заставлять всеми доступными способами.

– И я победила.

– Угу. Это при том, что ты отказалась от конкурса в купальниках!

– Моя картонная корона с приклеенными блестками и стразами была твоей заслугой, – рассмеялась Полина. – Признайся хоть сейчас, сама клеила корону?

– Конечно. Потратила два вечера, но ведь красиво получилось.

– Очень, – улыбнулась Полина. – А как повеселились…

Пауза, пауза… Много есть вопросов у обеих, есть о чем поговорить, но всегда, когда развивался диалог, вдруг между ними образовывался невидимый тормоз, отсекая друг от друга. Виновата Маша – так ей чудилось, ведь она отвыкла от общения тем более на родном языке, часто ловила себя, что больше слушает звучание слов Полины, чем вникает в их смысл. Следовало взять себя в руки, но не хватало моральных сил, да и не физических не хватало. Поставив пустой стаканчик на поднос, она спросила, только чтобы возобновить диалог:

– Сколько прошло лет? Я не о конкурсе, а… когда мы расстались?

На самом деле Маша могла не только количество лет назвать, но и полностью цифру прожитых дней в этих годах, исключая последние десять дней, потому что они – счастье. Между тем Полина помрачнела и ответила через паузу, правда, небольшую, а ответила незнакомым голосом, словно старуха из склепа:

– Тринадцать. Чертова дюжина, говорят, несчастливое число.

– Чертова? Для меня этот год самый лучший в моей жизни. Я живу. И сколько бы еще не прожила, это будет все равно больше, чем если бы я осталась там… откуда ты меня вытащила.

– Не я, – снова улыбнулась Полина, став прежней, а не мрачной.

– Твой шейх… Он правда шейх?

– Шейхами сейчас называют не только правителей и членов их семьи, но и богатейших людей, проявивших недюжинные способности, мудрых, заботящихся о народе. Ашраф соответствует всем этим качествам, но он к тому же принадлежит одному из королевских родов, однако трона ему не видать, да он и не стремится туда. Ашраф занимается бизнесом по всему миру, обладает гигантскими знаниями и трудоспособностью, конечно, никогда не бедствовал, но огромное состояние сколотил самостоятельно. Да, его называют шейхом. Ой, я совсем забыла за болтовней! Пятнадцать минут прошло, а Дамира сказала, надо точно соблюсти интервал приема.

Полина налила из кувшина настой в тот же стаканчик, протянула Маше, та безоговорочно выпила и, отдавая стаканчик, при этом потупившись, поинтересовалась:

– А ты своему шейху жена?

– Нет, – беспечно ответила Полина. – Меня ему подарили на день рождения. Это случилось одиннадцать с половиной лет назад.

Нет, Маша не округлила глаз, не подняла в изумлении бровей, она следила за своими эмоциями, чтобы не обидеть Сурию-Полину, помнившую о ней эти долгие годы. А ведь они не были близкими подругами, они даже ругались перед конкурсом.

– Не думала, что шокирую тебя, – рассмеялась Полина, понимая глубокомысленное молчание Маши правильно.

– Я просто… – смутилась та. – На рабыню ты не похожа.

– А я не рабыня.

– Кто же тогда?

– Женщина, которую Ашраф ибн-Ахмад Аль-Сауд любит.

Не посмела Маша задать, по ее мнению, бестактный вопрос, вертевшийся на языке, но Полина легко читала ее мысли:

– Что, неловко спросить, а как же я к нему отношусь? Хорошо.

На этот раз Маша если и не округлила глаз, то опустила их, чтобы скрыть свое замешательство. Полина поняла, что ответ не устроил гостью, она забрала поднос, отнесла его к двери и позвала Дамиру, когда та забрала поднос и ушла, она вернулась на свое место и сначала поинтересовалась:

– Как себя чувствуешь?

– Отлично. Правда, правда.

Полина покивала, мол, верю, затем задумалась, отведя взгляд в сторону и собираясь с мыслями, чтобы дать Маше полный ответ, но чтобы та при этом поняла ее:

– Я часто думаю, как мне повезло тогда. А могла моя жизнь сложиться иначе, как у тебя, как у девчонок. Но сначала было страшно, очень страшно… Да что я! Тебе этот страх известен лучше, чем мне, ты прожила с ним все эти годы, а я только полтора года…

– И за год можно с ума сойти, – вздохнула Маша.

Неожиданно Полина вышла из состояния грусти, посмотрела на подругу, на лице которой застыло страдальческое выражение, и рассмеялась:

– Машка, ты-то чего переживаешь? Тебе противопоказано, только положительные эмоции разрешены. А знаешь, что меня спасло?

– Что?

– А не скажу! – И Полина снова рассмеялась, запрокинув голову назад. – Ой, не могу… Машка, смени мимику, а то я заплачу.

Куда там заплачет! Хотя да, слезы выступили, но от смеха. А что смешного нашла в ней Полина? Но она так заливисто смеялась, что невольно и Маша, улыбнулась, потом отмахнулась:

– Да ну тебя! Лучше ответь: ты одну меня вытащила или?..

– Конечно, или.

– Лайму тоже?

Вот с кем действительно крепко дружила Маша, так это с однокурсницей Лаймой, она же и уговорила ее поехать в Эмираты подработать. Хотелось красиво одеться, купить персональный комп, брендовую косметику, гаджеты – в те времена все стоило баснословных денег, а девчонки молоды, да и за границу поехать разве могли себе позволить студентки? А тут не просто туризм, а работа на все лето, бесплатные жилье и еда, куча впечатлений и, разумеется, кровно заработанные деньги – ух, как повезло! Но… не повезло, крупно не повезло. Видимо, Полина думала о том же, поэтому, заметив тень на лице Маши, подхватилась:

– Так, воспоминания долой, поднимайся. Ты даже не умылась, но болтаешь. Тебе завтракать пора, а потом нас повезут в горы, там такая красота, воздух…

– Горы? – спустив ноги с кровати, спросила Маша. – Здесь же пустыня.

– Это Фуджейра, милая, здесь есть горы, море… и пустыня.

Маша умылась, переоделась, завтрак ей принесли в комнату, Полина составила компанию, правда, ограничилась чашечкой кофе, развлекая подругу рассказами о Фуджейре. Беззаботный тон не разгладил морщину озабоченности между бровей Маши, хотя слушала она внимательно, а перед самым выходом, у двери, взяла свою спасительницу за руку, настойчиво потребовав:

– Скажи, что с Лаймой? Меня беспокоит твое молчание.

– Ладно, – повернулась к ней Полина. – Лайма здесь…

– Здесь? То есть…

– Да, здесь, в этом доме.