Букет кактусов

Феликс, как всегда по выходным, торчал на заводе допоздна, его ждали только к вечеру. Ольга, которой недавно исполнилось двадцать девять, была замужем за главным инженером уже пятый год – срок вполне достаточный, чтобы в ее точеном теле возникла острая, сосущая жажда новых ощущений. Собираясь на озеро, она задумчиво наблюдала из окошка, как ее ладно скроенный пасынок подтягивается на самодельном турнике. Насчитала раз тридцать – и сбилась.

Уже давно она с интересом – и не без удивления – присматривалась к подросшему Борьке. Тот за целый день, бывало, ни слова не скажет своей молодой мачехе, кроме хмурого «здрасте». Но ее опытный глаз все чаще подмечал, как при малейшей женской вольности с ее стороны штаны у парня предательски встают «палаткой»...

Пухлые капризные губки Ольги Геннадьевны тронула игривая улыбка. Она приняла решение. А почему нет?

«Сынок» оказался таким способным учеником, что «мамочка» только удивлялась. Но не огорчалась, о нет! За все шесть лет их близости – с перерывом на Борькину армию – у Ольги Геннадьевны не было повода обидеться на своего пасынка в постели. И вот однажды, таким же летним субботним утром, безоблачным и многообещающим, все разом кончилось... Ее «двоемужество», прочное материальное положение, машина и даже дача. Дачу пришлось продать: ни Борька, ни она сама не могли после всего случившегося бывать в Сосновке.

В тот роковой день Феликса тоже ждали под вечер, как обычно. А его, на грех, принесло в неурочный час! Надо же: бедняга ни о чем не догадывался, пока своими глазами не увидел свою жену и сына, так сказать, при исполнении. Они так увлеклись, что даже не услышали, как подъехала машина... Не мудрено, что обманутый муж и отец отреагировал неадекватно: как полоумный прыгнул в «Жигули» и помчался не разбирая дороги. А тут – сердечный приступ...

«Да, скверно все вышло с Феликсом. Роковое стечение роковых обстоятельств!»

А с другой стороны... Если б не это «роковое стечение» – как бы все они выбрались из патовой ситуации? Развод, только развод! И пришлось бы ей, Оле Жемчужниковой, начинать свою борьбу с нуля. За все – кроме разве что фамилии...

После похорон Феликса Михайловича пасынок удостаивал ее лишь холодным презрением. Ольга бесилась, но в конце концов ей пришлось смириться. Настолько, что она стала думать: такова ее карма. «Мы разошлись, как в море корабли...» Что ж, еще не вечер. Ей тогда было только тридцать пять. А не заглядывать в паспорт, так больше четвертака не дашь. Она еще очень, очень недурна, и она просто обязана позаботиться о себе! У нее все получится. А этот сопливый ублюдок, возомнивший себя суперменом, пусть катится ко всем чертям! В конце концов, он не единственный мужик на свете. реалистка!

Когда городские окраины сменились величественными зданиями Плехановской, большая часть которой была застроена после войны в стиле «социалистический ампир», над крышей Вадимовой «Лады» впервые полыхнуло, а потом и крепко громыхнуло. Будто испугавшись, дождь на несколько мгновений притих, а потом с новой силой обрушился на город. Редкие прохожие на тротуарах помчались бегом под зонтами-парусами, наполненными бурей.

– Ну вот тебе и гроза, лисичка-сестричка! Что я говорил? Ч-черт, какая пробка... Наверное, что-то там с трамваем впереди.

Кривицкий озабоченно взглянул на часы.

– Ладно, Вадик, высади меня здесь, – милостиво разрешила Ольга Геннадьевна. – Тебе же сейчас направо. А то потом не пробьешься обратно, еще полчаса потеряешь.

– Ну что ты, Олюшка: льет как из ведра! Промокнешь!

– Это за полквартала-то? Не бойся, растаять не успею: кое-что тебе останется!

Она игриво провела ладонью по его бедру – от колена к паху, и Вадим судорожно вцепился в руль сразу ослабевшими руками.

– Прижмись поближе к тротуару, я выскочу. – Ольга достала из сумки зонт и чмокнула любовника в щеку. – Чао, милый, до завтра! Спасибо за чудесный уик-энд.

«Какая женщина! – смятенно думал Вадим, провожая глазами изящную фигурку под розовым зонтиком.

Когда Ольга Геннадьевна, бегом преодолев свои полквартала, вскочила в просторный подъезд, выложенный кафельной плиткой, ее текстильные полукеды были мокры насквозь, а с ветровки и брюк – не говоря уж про зонт – ручьями стекала вода. Снаружи бушевала настоящая гроза с ливнем. А здесь, за двойными дверями подъезда, стихия отдавалась лишь слабым шумом дождя и редкими приглушенными раскатами. Каждый шаг, каждое движение рождали гулкое эхо. Было пустынно, таинственно и совершенно темно – как ночью. Разумеется, никто из соседей не догадался включить свет: ведь из-за грозы стемнело средь бела дня!

Чертыхаясь и отфыркиваясь, Ольга Геннадьевна пошарила сбоку на стене, щелкнула кнопкой выключателя, но светлее не стало. Вот дьявол! Наверное, пацаны опять лампочку выкрутили. Или из-за грозы что-то с электричеством?.. Этого еще не хватало!

А, черт с ним, с этим светом! Не так уж тут и темно – разве у самой двери... Не споткнется же она, в самом деле! Осторожно выбрасывая вперед ноги, Ольга преодолела широкий лестничный пролет – самый первый. Здесь действительно было посветлее: сквозь пыльное окошко на лестницу проникал сумрачный свет, размытый потоками дождя.

В этот миг ослепительная вспышка молнии на доли секунды выхватила из мрака каждую трещинку в ступеньках, каждую букву «настенной росписи»... Вслед за этим грохнуло так, как если бы снаружи обрушилась на землю вся Вселенная. Скорее! Скорей к себе, на четвертый этаж, укрыться от этой ужасной стихии... Почему-то этот всегда сумрачный, но такой знакомый подъезд, в который она ежедневно заходит столько лет подряд, сегодня вызывал у Ольги Геннадьевны смутную, необъяснимую тревогу. Какое-то противное сердечное дрожание... Вот что значит – гроза! Пожалуй, лучше все-таки, чтобы Борька оказался дома...

Но его не было. В квартире, которую ей пришлось отпирать всеми тремя ключами, было почти так же, как в подъезде: темно, сыро и абсолютно тихо – если не считать светопреставления за окнами. Ольга нажала спиной на тяжелую старинную дверь из натурального дерева, услышала, как слабо щелкнула собачка английского замка, и неуверенно позвала:

– Борис?..

В ответ, как и следовало ожидать, не раздалось ни звука. Вздохнув – не то разочарованно, не то, наоборот, с облегчением, – хозяйка щелкнула выключателем в прихожей. Слава Богу, со светом все в порядке! Лампочка под круглым матовым плафоном едва заметно моргала, но в квартире сразу стало уютнее. «И где его только носит в такую грозищу, Господи?..» А, черт с ним. Пора ей привыкать к тому, что скоро Борьки здесь совсем не будет. Между ними все уже выяснено, точка! Скоро здесь, на этих тридцати восьми квадратных метрах, воцарится Вадик Кривицкий – окончательно и бесповоротно. Уж тогда-то у нее всегда будет рядом надежное плечо, где можно спрятать испуганное личико от грозы.

Пристроив раскрытый зонт у самой двери, Ольга Геннадьевна расшнуровала и с отвращением сбросила с себя мокрые кроссовки, стряхнула с плеч куртку. Сунула ноги в теплые домашние тапочки и обошла всю квартиру – удостовериться, что Бориса действительно нет дома. Заглянула в его комнату, прошла на кухню, где на подоконник сквозь двойную раму протекла дождевая лужа, даже проверила зачем-то ванную и туалет... В ванной она задержалась: открыла оба крана, отрегулировала струю так, чтобы та была толстой и достаточно горячей, и заткнула пробкой белоснежную никелированную емкость.

В этот момент резкий телефонный звонок прорезал шум воды за окном и в квартире, и женщина от неожиданности вздрогнула.

– Алло?.. Алло, вас слушают!.. Да говорите же, черт возьми!

В трубке явно чувствовалась жизнь, но она не проявила себя ни единым словом. Потом раздался щелчок, и Жемчужникова услышала короткие гудки. Она с ожесточением швырнула трубку на рычаг: «Придурок!» Наверное, какой-то идиот понял, что не туда попал, и решил не затруднять себя извинениями.

Ольга Геннадьевна прошла к себе в комнату, открыла створку шифоньера – так, чтобы видеть себя в большом зеркале, – и стала раздеваться. Стянула влажные, прилипшие к телу джинсы, не спеша расстегнула батник, сняла черный полупрозрачный французский лифчик – недавний подарок Вадима. Вадик, бедняга, просто «тащится» от черного белья, с ума сходит... впрочем, Борька тоже. Последними пали маленькие трусики – того же цвета и той же кондиции, что и «анжелика».

Еще несколько минут она деловито обследовала свою обнаженную фигуру на предмет загара, потом достала с полки чистое белье и отправилась в ванную. «Что-то затянулась эта проклятая гроза... Просто невероятно, до чего долго длится!»

По давней своей привычке Ольга Геннадьевна, отправляясь в ванную, прихватила с собой телефон: так она поступала всегда, когда оставалась в квартире одна. Ведь она любит плескаться долго, а вдруг в это время позвонит кто-нибудь важный и нужный?.. В этот раз привычка пришлась кстати: не успела рыжекудрая русалка занести ножку над краем ванны, как телефон опять затрезвонил. Чертыхнувшись, Ольга потянулась к нему.

– Алло, здравствуйте, – услышала она сквозь шум льющейся воды далекий женский голос. – Я могу поговорить с Борисом?

Этот голос она никогда не слышала.

– Его нет дома! – рявкнула Ольга Жемчужникова, которая вовсе не собиралась быть любезной с Борькиными девками.

– А когда он появится?

– Понятия не имею, он мне не докладывается.

Она хотела уже швырнуть трубку, но трубка неожиданно возвысила голос, заторопилась.

– Простите, я бы тогда хотела... Ведь это его... это Ольга Геннадьевна, да?

– Вы очень догадливы. А вы кто, собственно?

– Я Александра. Саша Александрова... Я понимаю, это не то имя, которое... которое способно вызвать радость у вас в голосе, но только... Мне надо с вами поговорить!

– А мне с вами – не надо! – Ольга Геннадьевна даже задохнулась от такой наглости. – Честно говоря, совершенно не представляю, о чем мы с вами можем беседовать. После всего...

– О Борисе, – твердо ответила трубка.

– Ну нет, эта тема меня больше не интересует. Всего хорошего, маленькая бесстыдница!

– Постойте, минуточку! Пожалуйста, мне очень нужно! Можно мне сейчас зайти к вам, ненадолго? Вы не волнуйтесь, я только...

– Ах, вот даже как?! Еще чего не хватало... «Не волнуйтесь»! Да с какой стати я буду волноваться у себя дома?! Я тебя просто не впущу, вот и все! И вообще, – Ольга Геннадьевна перешла на визг, – я занята, понятно? Оставьте меня в покое! Я не желаю ни видеть вас, ни говорить с вами!

Жемчужникова наконец-то бросила трубку. Хамка бесстыжая, она еще звонит сюда! Да еще после того, как Борька дал ей отставку!

Дрожание лампочки под потолком и отдаленный раскат грома очень убедительно проиллюстрировали праведный гнев голой фурии. Ольга Геннадьевна осторожно попробовала ногой воду в ванне, которая все еще наполнялась: ага, нормально. Сейчас она заберется в эту теплую купель, расслабится и успокоится. Будет думать о Вадиме!

Она поставила в ванну одну ногу, потом вторую. И тут только впомнила, что наружная дверь закрыта на одну «собачку». Ну да ладно, не вылезать же теперь... Черт! Это, оказывается, еще не все, что она позабыла – из-за этого отвратительного звонка. Пена для ванны!

Ольга Геннадьевна обернулась, потянулась к полочке за любимым лавандовым ароматом. В это время ее левая рука инстинктивно ухватилась за змеевик уже отключенного отопления, проходящий по задней стенке ванной: очень удобно держаться, когда садишься и встаешь. Ольга Жемчужникова всегда боялась поскользнуться в своей сверкающей ванне...

И тут произошло невероятное, немыслимое! Молния с ужасающим треском пробила крышу, ворвалась в это уютное царство белоснежной сантехники и голубого кафеля, прошла сквозь Ольгу Геннадьевну и ее наполненную водой ванну. Она еще успела увидеть, как все это – и кафель, и ванна, и она сама! – вспыхнули ослепительным синеватым светом, мертвым светом. Успела ощутить, как волосы у нее встали дыбом, глаза вылезли из орбит, и кровь закипает в жилах... Она кричала – так, что лопались связки, – но не слышала своего крика.