– Зачем говоришь так? Я ведь… – дрогнули губы, и Красавчик не договорил.
Митьке стало жалко товарища.
– Пошутил я, Миша, – хмуро вымолвил он, – не сердись… А насчет стрельбы это я верно сказал, – продолжал он. – Коли не стырить, так выскулить по рубахе придется. Надо будет к дачникам пойти. Пострелять… Я уж надумал, как…
Слова Митьки неприятно подействовали на Красавчика. Точно взял кто-то вдруг его радостную, ликующую душу и погрузил во что-то мрачное и холодное. Он точно сразу перенесся к Крысе, в прежнюю постылую обстановку. Красавчик даже кинул вокруг недоумевающий взор: не пропали ли яркая зелень, теплая ласка майского дня и веселый беспокойный птичий гомон? Стремясь на свободу, он мечтал о другой, неведомой, но счастливой жизни, в которой даже тенью не проскользнет печальное прошлое. Он думал зажить с Митькой совершенно по-новому и, вырвавшись из тюрьмы, ни разу не вспомнил о своем прежнем ремесле. Слова друга камнем легли на душу. Красавчик вздохнул и пригорюнился, как человек, которого безжалостно вырвали из области фантазии и кинули в скучную, серую действительность.
От Митьки не укрылась подавленность приятеля. У отчаянного питомца Крысы – Митьки-Шманалы – была чуткая душа. Он понял друга, хотя и странной показалась ему причина его печали.
– Эх, Красавчик, – почти с досадой вымолвил он, – да ведь один раз пойдем только! Потом уж не будем стрелять. Так разве, если на табак да на хлеб понадобится… А когда ягоды да грибы пойдут, то ни стрелять, ни шманать не нужно будет – собирать будем и продавать. Чего ты? Да и теперь-то, когда будем ходить, – я буду говорить, а ты только ходи со мной… Тебе-то и дела будет, что ходить со мной да молчать. Понятно, если спросят о чем, то ответишь – я научу тебя, как. Понял?
– Понял. Да это все равно, ходить или говорить… Думал я, Митя, что не нужно этого будет… Вот я почему… А уж раз нужно, то пойдем…
– Ну вот и молодец! – оживился Митька, – ты хороший парень! Не пойти ли нам сегодня за рубахами-то?
Красавчику было безразлично, когда идти. Мечты его все равно потерпели крушение. Его утешало только, что в недалеком будущем все-таки не нужно будет собирать милостыню.
– Мне уже все равно, – вздохнув, проговорил он.
– Ну и ладно. А не искупаться ли нам? – предложил Митька, чтобы развлечь приятеля. – Айда, брат, к ручью.
– Пойдем, – оживился Красавчик.
Вода в ручье оказалась холодная: долго купаться не было возможности. Друзья скоро снова забрались нагишом на площадку. Обоих била дрожь от студеной воды и приятно было подставить горячему солнцу иззябшее тело.
– Брр… – вымолвил Митька. – И холодная же вода! Не иначе, как ключевая.
Он шлепнул по плечу Красавчика:
– Сойдемся, что ли?
Красавчик, смеясь, согласился. Оба сцепились в клубок и с хохотом покатились по поляне. На белом теле Красавчика смугло выделялись упругие члены Митьки, шутя перебрасывавшего и катавшего по траве приятеля. Громкий смех наполнил полянку, спугнув птиц с кустов.
– Что это у тебя? – прекратил Митька борьбу и, отдышиваясь, уставился пальцем в левое плечо Красавчика. – Что это?
– Где? – еле вымолвил тот сквозь одышку.
– Да на плече.
– Ах, тут! Родимое пятно…
– Впервые вижу такое родимое пятно. Посмотри-ка, ну ровно бабочка коричневая… Вот крылышки, хвостик, головка… Усы даже… Ей-ей, как вырисовано… Совсем бабочка…
– А раньше ты не видал его у меня? – усмехнулся Красавчик. – Ведь сколько времени вместе жили.
– Не пришлось. Эх, да! – вспомнив воскликнул Митька. – Колька-Палач говорил мне про бабочку у тебя на плече. Ты с ним на Бабьей речке купался, так видел он, правда! И бывают же такие штуки… Только неспроста это…
– Почему неспроста?
– Да так, – уклончиво заметил Митька. – Только уж запомни, что неспроста, – уверенно добавил он, надевая белье.
Одеваясь, Красавчик задумался. Почему-то вспомнились вдруг Крыса, Колька-Палач и другие ее питомцы. Почему-то уверенность Митьки, что «неспроста» у него родимое пятно приняло форму бабочки, выдвинуло в памяти горбунью и старых сотоварищей. До этого он не говорил с Митькой о Крысе, а теперь почему-то захотелось потолковать о ней. Когда оделись и улеглись на солнцепеке, он спросил:
– Ты знал Крысу до того, как стал жить у нее?
Тема разговора даже Митьке показалась странной. Он с недоумением взглянул на Красавчика.
– Знал. Чего это ты о ней вспомнил? Красавчик пожал плечами.
– Не знаю. Может, не к добру это…
– Понятно, не к добру. Разве чертовки вспоминаются к добру? – наставительно заметил Митька.
Красавчик мысленно согласился с ним. Однако старуха продолжала занимать мысли и он не мог удержаться от дальнейших расспросов.
– Когда же ты узнал ее? Митька фыркнул.
– Я то, братец, знаю ее года четыре, а слыхал про нее много от людей, знавших ее и по двадцать лет. А ты мало что ли знаешь ее? Племянник ведь… И мало ли она колотила тебя? Забыл, что ли?
В воспоминаниях этих было мало приятного. Красавчик съежился…
– Спасибо тебе, – тихо вымолвил он. – Ты вступился.
– Чего там, – махнул Митька рукой, и что-то хмурое, угрюмое, почти волчье скользнуло в его взоре. – Сволочь она, вот что!
Он отвернулся, как бы отказываясь от дальнейших разговоров, но, минуту спустя, снова повернул лицо к товарищу. Оно было хмуро и в глазах горели искры ненависти.
– Ведьма она! – каким-то глухим голосом заговорил он. – Ей бы давно в каторгу надо… Знаешь ты, что она делала раньше, когда ты-то и на свет не родился?