Улей

– Ну вот, обоссали, можно и на дискач идти, – с философским видом заметила она.

Обалдев от произошедшего, мы тут же бросились наперебой предлагать выход из сложившейся ситуации. Ленка советовала помыть ноги под колонкой, благо до неё было рукой подать.

– Колготки-то в сеточку, всё равно не будет видно, что ноги мокрые, – доказывала она.

– Люся, давай вернёмся домой, и ты переоденешься, а потом пойдём на дискотеку, – предлагала я.

– Люся, ты, может, вообще их снимешь тогда? А? Иди уже без них. Не замёрзнешь, ведь лето на дворе, – продолжала Ленка.

И только Юрас не внёс ценных предложений, ибо был занят своим четвероногим другом, пытавшимся уворачиваться от сыпавшихся на него тумаков.

– Ничего я делать не буду. Так пойду, – резюмировала Люся, надув губки.

И пошла.

Глава 3

Дискотека восьмидесятых

Подобное положение вещей ауру в танцевальном зале ничуть не испортило. Не успели мы переступить порог ДК, как ввалился пьяный Лёха. Любители подвигать тушками под мелодичные звуки Саманты Фокс и Томаса Андерса в тот вечер в буквальном смысле слова познали на себе, что значит словосочетание «пьяный в кал». Лёха, желавший непременно танцевать со всеми и сразу, но больше всего со мной, занял позицию в центре зала. Двигаясь активно, он даже не заметил, что народ, совсем недавно окружавший его со всех сторон, вдруг резко куда-то испарился. Причина была тривиальна: перед тем как выплеснуть адреналин на танцполе, Лёлик на минутку сбегал до ветру, где и «подорвался» на свеженькой «мине». Теперь же «взрывчатка», размазанная по деревянному полу, источала зловоние такой силы, что находиться в зале было совершенно невозможно. Собственно на этой минорной ноте мой кармический день мог бы и закончиться, и я бы никогда не познала всех тех ужасов, что уже обрели первые очертания, проступив на моём жизненном небосклоне. Однако карма не дремала.

Музыкальную «избушку» пришлось закрыть раньше времени, Лёха, аки пёс смердящий, был изгнан с позором, его даже не принял в своё лоно приехавший «банан» (милицейская машина РАФ 977 жёлтого цвета). Н-да-а… если бы не Леха, всё, возможно, вышло бы иначе. Впрочем, о покойниках не принято говорить плохо, а хорошего я ничего сказать о нём не смею. Вспоминая его, я думаю, что не только меня преследовала карма, другой вопрос, что у всякого она своя. Данный персонаж очень долго пытался, как тогда говорили, «стать моим парнем», но все его потуги не принесли ровным счётом никакого результата. Я готова была воспринимать его исключительно как знакомого, но не более.

В году примерно двухтысячном Лёха сотворил страшное. Сотворил такое, от чего до сих пор встают дыбом волосы у всех, кто продолжает жить в том самом подъезде, где некогда жил он. В одну из пьянок в порыве дикой ревности, выхватив шашку (к тому времени наш герой успел стать казаком), он разрубил свою жену пополам прямо в подъезде. Кто-то из соседей, зайдя в темноту с солнечной улицы, сослепу не сразу увидел, на что это такое мягкое он наступил, а когда рассмотрел, пришлось вызывать сразу две машины – «скорую» и милицию. Оказавшись в «трюме», Лёха умудрился вскрыть себе чем-то вены и умер от кровопотери, не дожив до суда.

Впрочем, пора вернуться к исходной точке. Народ после столь неприятно закончившейся дискотеки разбрёлся кто куда. Мы не стали исключением, вконец расстроенные поплелись домой.

Было уже темно. Люсины стройные ноги, облачённые в сеточку, давно просохли. Говорить было совершенно не о чем. Каждая из нас была погружена в свои мысли.

Вдруг где-то сзади прозвучало:

– Девчонки, не подскажете, сколько сейчас времени?

– А? Что вы сказали? – совсем позабыв о своём коронном ответе, выручавшем меня всегда и везде, рассеянно переспросила я.

– Времени, говорю, сколько? – повторил свой вопрос улыбающийся незнакомец.

– Без четверти одиннадцать.

– А вот и неправильно! Сейчас, если быть точным….

Собственно, с этой незамысловатой фразы и началось моё знакомство с моим будущим супругом Кокой. С этого самого мгновения началась моя Великая Одиссея и продолжился мой путь Бабая….

Глава 4

Путь Бабая, или боль моя, ты покинь меня!

В жизни всякого среднестатистического человека есть своя бесконечная хроническая никогда не ослабевающая боль… Боль всей его жизни!

Судите сами: кто-то не живёт, а прямо-таки мучится, видя в зеркале собственные кривые зубы или ноги, а быть может, уши вразлёт, увенчанные тремя волосинками. Кто-то рыдает над грудью первого (девятого) размера. Про горбы, хромоту и прочие «прелести» вообще говорить не приходится…

Кто-то всю свою жизненную энергию направляет на борьбу с лишним весом, а тот, словно бы назло, и не думал таять. А ведь на «зачистку» оного было брошено ВСЁ и дальше больше! Диеты-анализы, фитнесы-пилатесы, массажи-сауны, медитации-аффирмации. Но жир зловеще «улыбается», не собираясь уходить.

Кто-то страдает от того, что он мал ростом, или напротив, чувствует себя палкой-мешалкой. Кто-то безумно хочет детей, но с ними никак не клеится. Если забеременела, то не выносила, а если выносила, то не факт, что живого и здоровенького родила.

Кому-то «повезло» родиться в общаге/деревне, из которых им никогда в жизни не выбраться, сколь ни рвись на британский флажок. Одни маются, ползая по больничкам, другие с ума сходят на зоне, в очередной раз обещая самому себе «уйти в завязку», третьи убегают от кредиторов или скрываются от уплаты алиментов, всей своей широкой душонкой сожалея: ну, на кой я их столько настругал?!

Кто-то, уткнувшись курносым носом в угол, раскачиваясь, молится своим божкам, прося только о единственном: «Ну, дайте, дайте, дайте мне его! Я так его люблю! И больше мне ничего не нужно… Ни-че -го»!

Многие, очень многие, скачут на бровях, пытаясь ухватить лишнюю копейку, а та, зараза, словно мадагаскарская фосса, в руки не даётся…

Вот и у меня, сколько я себя помню, всегда была боль. Боль всей моей жизни. Имя ей – РАБОТА. Или как нынче говорят: поиск предназначения! Оглядываясь назад и пересчитывая количество работ, которые у меня были, хочется запеть, а лучше заорать: «Сколько я зарЭзал, сколько перерЭзал….»

Глава 5

Куда пойти, куда податься, кого найти, кому отдаться…

Дети девяностых, к коим я отношусь, в массе своей не имели возможности получить качественную помощь от родителей, относительно одного из главных жизненных вопросов: какую профессию мне лучше всего выбрать?

Мы, тринадцатое поколение Странников, имеющее революционное сознание (теория поколений Штрауса), словно только что родившиеся котята, бились и продолжаем биться слепыми мордочками об острые углы жизни, мы совершали и совершаем невероятное количество ошибок. С самого рождения мы искали себя, но не находили. Мы и теперь всё ещё себя не нашли.

С детства я мечтала о балете. Моим самым жгучим желанием было желание надеть пачку и встать на пуанты!

Ба-ле-ри-на…. Почти пу-шин-ка… Невесомая. Хрупкая. Непостижимо красивая…

Но в сибирской деревне середины восьмидесятых – начала девяностых (впрочем, как и теперь) даже говорить о балете было совершенно неприлично. После подобных разговоров, «благодарные» слушатели крутили пальцем у виска, а мама, словно заезженная пластинка пилюкала одно и то же:

– Не говори ерунду! Какой ещё балет?! Тоже мне нашла профессию! Бегать, как дурочка, по сцене, это что, профессия? Да танцор – это полный инвалид к тридцати годам! Даже не думай о своём дурацком балете!

К пятнадцати я навеки вечные смирилась с тем, что мне никогда не увидеть ни пачки, ни пуантов, ни сцены, ни оваций, как не увидеть собственных ушей без зеркала. Впрочем, к этому времени у меня возникло новое влечение сердца. Я поняла, что было бы неплохо помогать несчастным больным животным. Таким образом, я твёрдо решила стать ветеринаром. Но и тут не обошлось без маминых пяти копеек, которые она каждый день закатывала в мой «кошелёчек»….

– Нет, ты вообще что ли не в себе? Да ты знаешь, кто такой ветеринар??? Это же адская работа! Всегда по колено в навозе! Будешь яйца быкам в соседней деревне откручивать! Вот что такое ветеринар! Это работа по-твоему? Даже не думай об этом!

Моей маме, кстати сказать, относящейся к поколению Пророков (та же самая теория) повезло куда больше. Она нашла себя сразу и навсегда, получив фармацевтическое образование, в двадцать пять лет стала заведующей аптекой. Никаких мытарств, никаких проб и ошибок, никаких чёртовых советов и тем более запретов от собственных родителей она никогда не знала. Её профессиональная дорога казалась мне широченным автобаном, над которым светит ласковое солнышко, а по обочинам щебечут птички да цветут цветы. Кати себе и кати на любой желаемой скорости.

Закончив школу, я была совершенно деморализована. В моей голове не имелось даже примерного представления о том, кто я, чего хочу и куда мне двигаться дальше. Более того, живя в деревне, мои представления о том, какие профессии в принципе бывают, были весьма ограничены. Ограничены, прежде всего, рамками наших «славных» Залупцов.

На все мое хотелки у мамы были веские аргументы, почему «нет»!!! Но поступать, несмотря ни на что, куда-то было всё же нужно….

– Иди в пед или в мед, а ещё лучше – поступай в фармацевтический! – то и дело повторяла она.

О боги! Ну какой ещё пед? Тем более мед? Вы о чём??? Я же крови боюсь, а детей и вовсе ненавижу. Фармацевтический? Чтобы от меня вечно разило какой-то химозой? Ну, уж нет! Ни за что!!!

Выбирая из трёх предложенных зол, я остановилась на наименьшем: подала документы в Б-кий пединститут, однако, факультет иняза встретил меня совсем не ласково. На экзамене ВДРУГ выяснилось, что в немецком (за который в аттестате у меня стояла твёрдая «пятёра») ТОЖЕ есть грамматика… Ну откуда мне, учащейся сельской школы, было об этом знать, если на уроках дойча нам вслух читали книги об Эрнсте Тельмане да о том, какой страшной была жизнь в концлагере?!

Мой позор при поступлении был недолгим, хотя и глобально-тотальным! Красная, словно рак, я убежала с экзаменов, поминая училку немецкого словом «шайсе», которое знала отнюдь не благодаря ей.

Ближе к осени, взяв меня в буквальном смысле слова за руку, маман отвезла меня вновь в треклятый Б. На сей раз в техникум железнодорожного транспорта.