Мужик

– А все-таки театр этот твой – затея пустая… Вот разве для ребятишек устроишь в нем, как обещал… разное там, веселое… ну и пение духовное тоже…

– И детям и взрослым от этой затеи только польза будет, а вам – памятник на сто лет… Хороший памятник, поверьте! Выше всякой колокольни… От колокольни только звон, а из театра свет… Ведь вы согласились со мной, что чем больше человек видит, тем больше умнеет?

– Слыхал я это от тебя. И очень понимаю, что от ума человеку вреда не состоится… ежели ему воли не давать… Первее всего нужно, чтоб человек во всем сдерживать себя умел, да! И уж коли театр – пускай его! Дуй тебя горой!..

Чечевицын развеселился, глазки у него довольно заблестели, и даже его желтые щеки стали бурыми от оживления, а может быть, от воздуха весны и блеска солнца.

– Ну, я поеду на биржу… Поедем? Завтраком накормлю…

– Минуточку подождите, Марк Федорович, – озабоченно сказал Шебуев. – Есть у меня к вам большая просьба…

– Ну-у опять… Чего еще?

– Вот что – дайте мне денег…

– Э! А я думал – насчет этого всё…

Он кивнул головой на театр и, расстегнув сюртук на груди, сунул руку за пазуху, говоря:

– Сколько же тебе денег-то этих? Смотри, многого со мной нет…

– Мне нужно тридцать восемь тысяч… – спокойно сказал Шебуев, но скулы у него покраснели и глаза сузились в ожидании.

Чечевицын вынул руку из-за пазухи, тщательно застегнул сюртук, поглядел на архитектора и – удивленно протянул:

– Ого-го! Это ты… тово… ничего! Это, знаешь, кусок немалый… На кой те ляд такую уйму? Это на первый раз голому человеку можно шубенку сшить… да-а!

– Мне нужно тридцать восемь тысяч, – повторил Шебуев, понизив голос и не глядя на купца.

– Слыхал… цифра хорошая!.. В аккурат тридцать восемь? А не тридцать пять и не сорок? Верно счел?

В глазах купца искрился острый смешок, и губы у него вздрагивали.

– За тридцать пять я куплю здесь в уезде имение…

– Чье это?

– Скуратова…

– Мм… Сорок две он желает взять… Тридцать пять – это цена законная… Ничего цена… Только не тово, неважное это дело, помещичать-то. Какой ты помещик?

– Мне для ценза нужно…

– А! Вон оно что! Да ты, чудак, болотце у меня купи… У меня хорошее болотце есть – десятин около двухсот… лесок еловый… клюква, грибы-козляки там… вот те и поместье будет! По чину… хо-хо! И Скуратову будешь сосед притом же!

– Мне, Марк Федорович, необходимо Скуратове купить… Оно сразу в земство меня пустит…

– Пустит, – это что и говорить! Верно рассчитал, пустит… Ах, голова!

Верно всё у тебя… и очень ты этим побеждаешь!

– Дальше я соображаю так: болото ваше вы тоже мне продайте…

– Мм… И болото? Ах ты… пострели те горой! На что оно при Скуратове?

– Я завод сухой перегонки дерева устрою, лес сведу, а болото высушу…

– Правильно!.. Н-да-а… Вот оно как… Это будет… братец ты мой… это, Аким Андреевич, выйдет так, что Скуратово-то тогда тыщ около двухсот оценится… мм!..

Шебуев сложил руки ладонями вместе и, сунув их между колен, крепко стиснул колени. Чечевицын внимательно и серьезно поглядел на его широкую согнутую спину, на крепкую шею и покачал головой. Потом поджал губы, потрогал себя за бороду и, сбоку глядя на архитектора, заговорил, как бы рассуждая сам с собой:

– Земля там наклонна к реке… м-да… Ежели через большую дорогу канавочку проковырять – вода сбежит, верно! А я вот – дурак… Семнадцать лет владел, а не догадался… Вот она, наука-то… Нет, в ней тоже есть применимость… Что ни говори… Пес те возьми, а? Правильно! И заводишко у места будет… хм! Подвел рекой дощаничишко и грузи себе полегоньку… а в половодь – к самому заводу подъедешь… ловко! Эх, кабы не пора мне умирать! Кабы у меня печенки покрепче были… Взял бы я тебя, Аким Андреевич, в управляющие – получи двенадцать тыщ!

– А я пошел бы? – спокойно спросил Шебуев, не изменяя своей позы.

– Н-да-а… ты бы не пошел… хо-хо! Где тебе чужим делом править? Ах ты… сделай милость! Обидный для меня твой план, Аким Андреевич! Очень обидный… так вышло у нас, что вроде как ты меня дураком обругал… да-а… А я должен чувствовать, что правильно ругаешься…

– Ну так как же? Даете денег, Марк Федорович? – спросил Шебуев, выпрямившись и глядя купцу прямо в глаза.

– Денег-то? Это так нельзя… Это непорядок… так сразу и дай тебе!

Надо подумать… Надо очень подумать…

– Да ведь дело правильное!..

– Ну что ж? Твое дело… а деньги мои. Н-да… Так сразу нельзя…

«Дай!» – «Изволь!» Нет, этак не ведется…

Шебуев вдруг весело и искренно расхохотался.

– Да ведь дадите же!

Купец чмокнул губами и, как бы сам себе не веря, вскричал:

– А… дам! Ну те к лешему! Дам… живи! Вали! Не могу не помочь умному парню… Стыдно не помочь. Ах ты… Как не дашь? Только ты погоди… я подумаю… для прилику… Ну и прощай… прощай, брат! Уйти от тебя скорее, а то мильон выпросишь – хо-хо!

Чечевицын смеялся, щеки у него вздрагивали, и, встав со скамьи, он как-то нерешительно переступал с ноги на ногу. Но в глазах у него было что-то пораженное, какое-то смятение. Он похлопывал Шебуева по плечу большой пухлой лапой, и глазки его беспокойно бегали по твердому лицу Шебуева.

– Иду… еду на биржу… скоро двенадцать… уж не зову тебя: некогда завтракать-то, – говорил он, усмехаясь, и вдруг как бы против своего желания закончил свою речь; – А… а опасный человек, Яким Андреич… охо-хо какой!

М-много ты нагрешишь на земле… ей-богу, правда!

– Ничего, не бойтесь! – сказал Шебуев, спокойно тряхнув головой.

– Да я… не боюсь! Не сын ты мне… не сын… Прощай же!

– До свиданья!