Первая мировая война

Наиболее многочисленная и наиболее весомая социал-демократическая партия II Интернационала – СДПГ – в день вступления в войну Великобритании практически единогласно проголосовала за предоставление милитаристскому правительству военных кредитов. При этом депутаты говорили, что Германия и ее союзники якобы ведут оборонительную войну (особенно ярко этот тезис, наверное, проявился в оккупации Люксембурга и сожженных деревнях Бельгии, в уничтоженной библиотеке Лувена, оправдание чему давали такие ученые как Макс Планк или Вильгельм Рентген), а главным врагом был объявлен российский царизм. Факт того, что семь восьмых германской армии, где треть личного состава являлась членами СДПГ[69 - Последняя война Российской империи. М., 2006, с. 175.], в начале конфликта разрушали Бельгию и Францию, а вовсе не Россию, как бы канул втуне.

Социал-демократия Германии вполне справедливо видела в русском царизме своего основного врага, стоящего на пути торжества марксистских идей. Российская монархия неизменно твердо встречала грудью любую революцию. Ссылка на русское «варварство» вкупе с «деспотизмом» должна была завуалировать именно это опасение. Вероятно, именно поэтому немцы поспешили сначала объявить войну как раз России, нежели Франции, чтобы рейхстаг охотнее проголосовал за военные кредиты, хотя любой понимал, что Большая Европейская война не может вестись между двумя государствами и вступление в войну Франции и Великобритании на стороне противников Центрального блока есть лишь дело времени.

Как представляется, союз немецкого милитаризма и германской социал-демократии, видевшей главное препятствие на дороге к европейской гегемонии в Российской империи, от века в век встававшей на пути любого европейского агрессора, складывался полюбовно, а не в якобы имевшем место противостоянии монархистов и марксистов. Немецкий исследователь П. Ян отмечает по этому поводу: «Эта страна считалась опасной и угрожающей. К непредсказуемому взрывному характеру ее народа приплюсовывались неизменное стремление государства к экспансии и постоянно растущая современная армия, становившаяся все опаснее для Германии. А на какие разрушения способен “русский”, показала, как считалось, революция 1905 года»[70 - Родина, 2002, № 10, с. 38—39.]. О собственной агрессии, имевшей целью ни много ни мало, как господство в Европе, ни кайзеровское правительство, ни социал-демократы, ввергая нацию в войну, старались не вспоминать.

Разумеется, старшие партнеры в коалиции немедленно поддерживались своими сателлитами. Но и здесь не все так просто. Надо сказать, что в какой-то степени великие державы оказались привязанными к деятельности своих младших партнеров по коалициям и союзническим отношениям. Как считает один из исследователей, «можно сказать, что обе державы стали в какой-то мере жертвами заключенных ими союзов с третьими странами: Германия – с Австро-Венгрией, Россия – с Сербией и Францией. После сараевского убийства, когда стало ясно, что в Вене намерены во что бы то ни стало примерно наказать Сербию, Германия была вынуждена поддержать своего союзника, так как разрыв с дунайской монархией грозил бы Берлину политической изоляцией. В свою очередь, Россия, оставаясь на протяжении четверти века верной союзу с Францией, обрекла себя на неприятельские отношения с Германией, поскольку разрешение германо-французских противоречий мирным путем после 1870 г. не представлялось возможным»[71 - Шимов Я. Австро-Венгерская империя. М., 2003, с. 445—446.].

Русская артиллерия: переправа через реку

В тот же день, когда началась Первая мировая война, император Вильгельм II стал сомневаться: в принципе он не хуже других понимал, что проигрыш Большой войны будет стоить короны ему лично, а немецкому народу – массы испытаний и крови. Кайзер запросил Генеральный штаб о возможности переноса главного удара на Восток, против России, чтобы удержать Францию и Великобританию от вступления в войну. Этот факт также означает, что германский император плохо понимал суть предстоящего противоборства и геополитического расклада сил на Европейском континенте.

Несмотря на то что такой вариант технически был возможен, он напрочь ломал единственный шанс Германии победить в войне на два фронта – тот самый блицкриг графа А. фон Шлиффена, который мог быть осуществлен только против Франции. Кроме того, было сразу ясно, что французы не смогут остаться в стороне уже хотя бы потому, что в случае разгрома Российской империи они оставались бы с Германией один на один. В этом случае у Франции не было ни малейшего шанса на победу. В конце-то концов, разве для того так тщательно создавался военный союз Франции с Россией ради французских реваншистских устремлений, чтобы ломать его в самый ответственный момент? Да и миллиарды франков, данные русским в долг, также пропадут?

Немцы все это превосходно понимали: граф Шлиффен и не рассматривал войну против Франции отдельно от войны с Россией, и наоборот. Поэтому начальник Генерального штаба ген. Х. Мольтке-младший, еще в 1913 году отменивший даже теоретическую подготовку войны против России один на один, так отвечал колебавшемуся кайзеру, неожиданно для всех пожелавшему перенести удар на Восток: «Сосредоточение милиционной (то есть не постоянной кадровой. – Авт.) армии нельзя импровизировать, оно – результат огромного, многолетнего тяжелого труда и... будучи раз установлено, не может быть изменено. Если его величество настаивает на том, чтобы вести всю армию на Восток, то он не будет иметь боеспособной армии, а дикое скопище недисциплинированных вооруженных людей»[72 - Цит. по: Мировые войны XX века. Кн. 1: Первая мировая война. Исторический очерк. М., 2002, с. 116.]. Эмоциональное преувеличение здесь не слишком велико.

Последующие события нарастали лавинообразно. Казалось, что предельно милитаризованные государственные машины всех европейских стран вышли из-под контроля собственной верховной власти. С 16 июля Австро-Венгрия находилась в состоянии войны с Сербией, а Германия с 19 го числа – с Россией. Требования Германии к Франции (передача под немецкий контроль пограничных крепостей в качестве «мирного залога» наряду с отводом французских войск от границы) и ультиматум Бельгии (о беспрепятственном пропуске германских армий через бельгийскую территорию) теперь были уже не чем иным, как стремлением сохранить хорошую мину при плохой игре. Агрессия стран Центрального блока была налицо: как ни крути, но именно они выступили инициаторами развязывания войны в июле 1914 года.

Как отмечает большинство ученых, все европейцы готовились к войне, но никто не желал ее теперь же, в данный конкретно взятый момент, и потому никто и не мог ожидать, что война начнется именно в июле 1914 года: главы всех стран к началу Сараевского кризиса преспокойно отдыхали от государственных забот. Но многолетняя подготовка к «Большой войне» всех европейских государств, соответствующая предварительная обработка массового сознания населения, мощь и влияние «военных партий» во всех без исключения государствах – великих державах – все это не могло наконец когда-нибудь не сказаться. Агрессивный германский милитаризм, упрямый французский реваншизм, несомненное британское господство практически на всех континентах, полудикие русский и австрийский национализмы стали движущими силами войны.

В первый день войны немцами было занято великое герцогство Люксембургское. 21 июля Германия объявила войну Франции, 22 го числа немцы вторглись в Бельгию, после чего Великобритания объявила войну Германии. 24 июля Австро-Венгрия наконец-то объявила войну России, после чего сама оказалась в состоянии войны с Францией (28 июля) и Великобританией (30 июля). Также вскоре в войну на стороне Антанты вступили Черногория и Япония. Первая мировая война началась...

Император Вильгельм и начальник Генерального штаба фон Мольтке на передовых позициях

Глава 2

Россия на фронтах войны

Развертывание

В начале XX века среди всех стран мира, Российская империя имела самую большую армию мирного времени. К началу Первой мировой войны численность русской армии определялась в 1 423 000 чел. (Германия – 760 000 чел., Франция – 863 000 чел.). С объявлением мобилизации в вооруженные силы Российской империи было призвано 3 115 000 запасных и 800 000 ратников 1 го разряда. Таким образом, в начале войны Россия выставляла около 5 340 000 чел.

Разумеется, что вся эта махина живой силы отнюдь не попадала немедленно на передовую в действующую армию, как назывались войска, находящиеся на театре военных действий и непосредственно ведущие борьбу с врагом. Тщательно укомплектовывались тылы, а часть призывников отправлялась на переподготовку в запасные батальоны пехоты, разбросанные внутри страны. Да и не все эти люди сразу могли попасть на западную границу: эшелоны шли через всю Россию далеко не один день.

Непосредственно армаду первого эшелона вторжения (русское военно-политическое руководство, как и противники и союзники, намеревалось вести только наступательную войну, дабы окончить войну за шесть-восемь месяцев с начала открытия военных действий) составляли перволинейные части (войска мирного времени), пополненные мобилизованными запасными. Именно эти дивизии и корпуса немедленно распределялись между фронтами и армиями, разворачиваемыми против неприятеля.

Характерно, что при укомплектовании дивизий и корпусов, следующих на театр войны, русское военное ведомство совершенно не учитывало того обстоятельства, что на войне, как и везде, «кадры решают все». Те люди, что прежде прочих прибывали на пункты сбора запасных внутри Империи, соответственно и первыми отправлялись в войска: не разделяли военного опыта рядовых и унтер-офицеров. Напротив, усиление рядового состава перволинейных дивизий унтер-офицерским составом запаса должно было повысить ударную мощь русского кулака в первых операциях. Также вся без исключения масса призванных в начале мобилизации людей состояла из запасных, то есть уже ранее служила в армии (не служившие зачислялись в ополчение II-го разряда, призыв коего на фронт вообще не предусматривался).

Объявший страну патриотический подъем был столь велик, что явка на призывные пункты не падала ниже девяноста процентов, а во многих местах для прохождения военной службы явилась масса добровольцев, превысив тем самым запланированный военным ведомством лимит. Такое положение наблюдалось даже в Польше, где русские военные власти рассчитывали на большой недобор призывников-поляков. В связи с тем, что перед военными властями оказался выбор, первыми в действующую армию отправлялись лица, еще недавно служившие в армии (то есть в последние годы перед войной), и «кадры»: унтер-офицеры запаса.

Подразумевалось, что эта мера до возможного максимума усилит перволинейные войска, «разбавляемые» запасными. Озаботиться сохранением унтер-офицерского (сержантского) и фельдфебельского (старшинского) состава русское военное ведомство не удосужилось. В итоге в тех полках, что 7 – 12 августа перешли государственную границу с Германией и Австро-Венгрией, огромное количество унтер-офицеров оказалось на должностях рядовых.

Подобный момент наблюдался во всех государствах. Однако в Германии значительное количество унтер-офицеров запаса отправлялось в резервные корпуса и в запасные части, предназначенные для подготовки резервов. Но в любом случае, надо сказать, что процент унтер-офицеров и фельдфебелей (что запаса, что сверхсрочнослужащих) в Российской империи всегда был гораздо ниже, нежели в прочих великих державах Европы. Так, по сравнению, например, с Германией, число сверхсрочнослужащих в России было меньшим в шесть-восемь раз. Это обусловливалось как более низким уровнем дохода в армии, так и положением военных в российском обществе, которое сильно пошатнулось после 1905 года.

Пехота выдвигается к границе

Понятно, что именно те люди, что должны были бы составить костяк вооруженных сил в солдатском составе и были выбиты в первые же полгода войны (в 1914 году, еще до периода тяжелейших поражений 1915 года, русская армия потеряла более миллиона человек). В то же время в Германии и под ее влиянием в Австро-Венгрии часть унтер-офицеров запаса сразу отправлялась в тыловые части, дабы готовить пополнения для войск на передовой. В России же обошлись тем штатом, что предусматривался для запасных батальонов пехоты, согласно военному законодательству. В результате уже в ноябре 1914 года действующая армия будет получать отвратительно подготовленные пополнения, которые явятся скорее балластом, нежели усилением сражающихся войск.

Причина такого положения дел, когда русские сразу выставили в поле всю массу уже подготовленных людей, не оставляя почти ничего «про запас», объясняется, во-первых, тем, что русское командование жаждало раздавить неприятеля в первых же сражениях, несколько забыв о том, что помимо доблести войск требуется еще и воинское искусство их командиров. Во-вторых, как уже говорилось, в России полагали, что война продлится сравнительно недолго, а значит, фактически хватит и тех людей, что были призваны в вооруженные силы по мобилизации. В-третьих, действующая армия в пять миллионов штыков и сабель, пусть даже не выставленная в поле вся разом, а постепенно подходившая из глубины империи, представлялась столь чудовищной, что, как казалось, ее просто не могло не хватить для безусловной победы.

Между тем русские второочередные дивизии (то есть составленные в подавляющем большинстве из запасных военнослужащих), как правило, распылялись по крепостям и важным пунктам. Сделав один шаг, русские генералы позабыли о втором: вместо того, чтобы, согласно собственному же планированию, бросить в бой все, что только будет под рукой, часть войск заведомо исключалась из борьбы, позволяя, следовательно, противнику добиваться равенства в силах на большинстве участков военных действий, а то и превосходства на решающих направлениях. А ведь именно такие дивизии, действительно уступающие в своей боеспособности перволинейным частям, должны были прикрывать коммуникации, охранять тылы, служить ближайшим источником пополнения для понесших большие потери подразделений. Лишь в одной только 3 й армии Юго-Западного фронта перволинейные армейские корпуса сразу же получили по третьей второочередной дивизии (всего в начале августа на российской западной границе оперировало шесть, а затем семь армий). Эта армия и одержала первую победу против австрийцев.

Конечно, придача лишних людей не могла повысить артиллерийской мощи армейских корпусов (артиллерийские батареи и даже пулеметные команды во второочередных дивизиях в начале войны, как правило, отсутствовали), но во встречных боях, которыми изобиловали первые операции, каждый штык был на счету. Кроме того, второочередные дивизии могли быть вполне использованы на пассивных участках, либо же при блокаде укрепленных пунктов неприятеля, для штурма которых не было или сил, или времени. Об этом также не подумали. Итог – в первых наступательных операциях русская действующая армия потеряла то, что невосполнимо в короткие сроки времени и, как правило, вообще вряд ли восполнимо в ходе самой войны – кадры.

Его Императорское Высочество Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич

Вследствие медленности русского сосредоточения последовательная готовность русской действующей армии определялась в пятьдесят процентов всех сил и средств на 15 – 20-й день мобилизации, семьдесят пять процентов – на 20 – 27-й день, сто процентов – на 36 – 40-й день. Войска с Дальнего Востока и из Восточной Сибири подходили на 60 й день. Между тем требовалось оказать помощь Франции как можно быстрее: немцам требовалось всего полтора месяца, чтобы разгромить Францию. Таким образом, русские были обречены на начало военных действий и наступление в неприятельские пределы, не дожидаясь окончания развертывания. Как видим, в первых операциях первоначально должна была принять участие не более половины предполагаемой численности русской действующей армии, и еще четверть могла быть влита в сражающиеся войска уже в ходе этих операций.

Развертывание русских армий против Германии и Австро-Венгрии предусматривало создание двух групп армий – называемых в России фронтами, – сосредотачиваемых для вторжения в германскую Восточную Пруссию (Северо-Западный фронт) и австрийскую Галицию (Юго-Западный фронт). Сосредоточение русских армий близ государственной границы прикрывалось войсками прикрытия. А именно – пехотными дивизиями тех армейских корпусов, что дислоцировались близ границы, а также конницей. Русские кавалерийские дивизии в мирное время содержались в полном составе, то есть конница вышла в поход практически без пополнения ее запасными. Это и обусловило высокие боевые качества русских кавалерийских дивизий. Участник войны говорит, что прикрытие сосредоточения – это «работа двадцать четыре часа в сутки; десяти– и двенадцатичасовые передышки – лишь исключения, случавшиеся разве в неделю раз»[73 - Цит. по: Суворов А.Н. Тактика в примерах. М., 1926, с. 325.].

Борьба с двумя противниками сразу и география западной российской границы (Полесье, разделявшее театр военных действий на две части) позволили русскому военному руководству еще задолго до июля 1914 года предусмотреть более удобную и управляемую организацию – фронты. Именно этой организации не хватит немцам в августе 1914 года в период вторжения во Францию, так как германская Ставка, располагавшаяся в 250 км от правофланговых армий, не сумеет скоординировать организационно разобщенные действия сразу семи германских армий, действовавших на Западном фронте. Итогом станет проигрыш битвы на Марне и всего шлиффеновского блицкрига.

Походная кухня

Организация русских армий в два фронта в связи со слабостью рокадной (меридиональной) железнодорожной инфраструктуры на театре военных действий предполагала, что фронты будут действовать изолированно друг от друга и разрозненно. Поэтому каждый из фронтов, полагаясь на расчеты Генерального штаба, должен был иметь превосходство над противником. Линия Средней Вислы при этом совершенно оголялась, так как признавалось, что неприятель не сможет провести здесь контрудар, будучи скован боями в своих восточных провинциях.

Приоритетной целью ставился удар по австрийцам, наряду с мощным вторжением в германские пределы. Таким образом, русские военачальники преследовали сразу обе цели: и разгром австрийцев, и оказание помощи французам посредством сильного удара по немцам. Силы распылялись, но, так или иначе, все равно русская западная граница разделяла Российскую империю сразу с двумя врагами – великими державами.

Соответственно поставленным задачам распределялась и живая сила. Группировку частей русской действующей армии с началом войны составили восемь армейских объединений, в том числе два – в составе Северо-Западного фронта (1 я и 2 я армии), четыре – в составе Юго-Западного фронта (3 я, 4 я, 5 я, 8 я армии), и два – «обсервационные» (6 я армия на побережье Балтийского моря и 7 я армия на румынской границе). Использование армейских управлений 6 й и 7 й армий на театре военных действий не предусматривалось, только лишь живая сила, влитая по мобилизации в эти армии (как правило – второочередные дивизии), в случае необходимости должна была быть переброшена в действующие армии.

Боевой состав русской действующей армии с началом открытия военных действий составил тридцать армейских и три кавалерийских корпуса (кавкорпуса в начале войны явились импровизацией, так как такая организация была уничтожена еще в 1906 году): шестьдесят пехотных и двадцать две кавалерийские дивизии, четыре отдельные стрелковые бригады. Общая численность в августе 1914 года – 2 700 000 штыков и сабель.

Верховным главнокомандующим русскими армиями был назначен дядя императора – великий князь Николай Николаевич. Несмотря на то что законодательная база русской военной машины предполагала, что главковерхом должен стать сам император, Николай II не решился занять этот пост (напомним, что война по своей длительности предполагалась в течение не более года). Как говорилось выше, выбор императора был невелик: лишь три лица могли занять должность Верховного главнокомандующего – сам царь, великий князь Николай Николаевич и военный министр ген. В.А. Сухомлинов.

Себя Николай II пока еще исключал. Назначение же генерала Сухомлинова могло быть встречено «в штыки» многими генералами, связанными своеобразным «местничеством» и старшинством. Возникало опасение, что в таком случае главнокомандующие фронтами не станут подчиняться ген. В.А. Сухомлинову в той мере, в какой это необходимо для должности Верховного главнокомандующего (память о том, как в 1904 – 1905 годах командармы покидали театр военных действий вопреки воле командующего ген. А.Н. Куропаткина, была еще жива). Поэтому выбор императора не мог не остановиться на фигуре великого князя Николая Николаевича – человека, весьма популярного в армии, и вдобавок лица императорской фамилии, что в Российской империи являлось обстоятельством большой важности.

Ближайшими сотрудниками великого князя стали начальник Штаба Верховного главнокомандующего ген. Н.Н. Янушкевич, занимавший перед войной должность начальника Генерального штаба. При этом генерал Янушкевич совершенно не соответствовал своей должности, но зато по своим личным качествам нравился великому князю и царю. Поэтому действительным «мозгом» русской Ставки ВГК в первом периоде войны стал генерал-квартирмейстер Генерального штаба ген. Ю.Н. Данилов, бывший фактическим составителем русского плана войны в течение многих лет, вследствие частой смены начальников Генерального штаба. Эти люди предлагались военным министром, и сменить их великий князь Николай Николаевич (по крайней мере, в самом начале войны) не мог. О подоплеке такого положения дел будет сказано несколько ниже.

Согласно русскому плану развертывания, сосредоточение основной массы войск могло быть произведено либо против Германии, либо против Австро-Венгрии. В первом случае («вариант Г») ожидалось, что немцы перенесут свои основные усилия на Восток. Тогда уже не французы должны были бы ожидать помощи от русских, а наоборот. Во втором случае («вариант А»), напротив, в неприятельские пределы наступали именно русские. В ходе наступления русским командованием преследовались две основные цели: оттянуть на себя германские корпуса из Франции (согласно дополненным и уточненным за прошедшее десятилетие условиям франко-русской конвенции 1892 года), а также разгромить армию Австро-Венгрии. Конечным результатом первых операций должно было стать занятие сплошной географической линии по Висле, Сану и Карпатам, что создавало предпосылки для дальнейшего удара по столицам противника – Берлину, Будапешту и Вене.

В случае принятия «Варианта Г», подразумевающего перенос главного удара противника на Восточный фронт, развертывание русских армий относилось назад. В соответствии с оборонительным планом войны, семьдесят пять процентов всех сил отправлялось к северу от Полесья против Германии, в то время как прикрытие операционных путей к Днепру против всех австрийских вооруженных сил возлагалось только на 3 ю и 8 ю армии. В случае наступательного характера действий более половины русских сухопутных сил отправлялось против Австро-Венгрии, пока две армии (1 я и 2 я) будут наступать в немецкую Восточную Пруссию, дабы оттянуть на себя войска противника из Франции.

Наблюдают

Окончательный выбор между вариантами «А» и «Г» должен был быть сделан не позже 14.30 девятого дня мобилизации, когда определялось направление главного удара германских армий. Именно к этому сроку к поворотным железнодорожным станциям подходили головные части корпусов первого эшелона сосредоточения, имевших различное назначение, в зависимости от избранного варианта.

Как известно, в июле 1914 года русские армии развертывались по «варианту А», ибо главный удар германского кулака был нанесен против Франции. Следовательно, первоочередная задача Российской империи заключалась в возможно скорейшем переходе в наступление против Германии, чтобы вынудить немцев ослабить свою главную группировку, действующую во Франции и Бельгии.

В то же время усиливать фронт, действующий против немцев, за счет войск фронта, направляемого против Австро-Венгрии, никто не собирался. Помимо общесоюзных интересов русские намеревались преследовать и свои собственные цели, о которых, впрочем, французский союзник был извещен задолго перед войной: «Центр интересов русской стратегии лежал в Восточной Пруссии – германское наступление против Франции предоставляло России возможность использовать несколько недель для исправления ситуации на северном фланге Царства Польского. В то же время центр тяжести мобилизованной русской армии находился на австрийском направлении»[74 - Айрапетов О.Р. Внешняя политика Российской империи 1801—1914 гг. М., 2006, с. 610.].

Австро-германцы, готовясь к разгрому своих противников, большое значение отводили медленности русского сосредоточения. Огромные пространства Российской империи, малое по своим необходимым масштабам развитие стратегических железнодорожных магистралей, известная инертность и неповоротливость русской военной машины – все это должно было сыграть в пользу немцев. Однако что-что, но как раз мобилизационные мероприятия были в России разработаны с особой тщательностью: повторимся, что, по представлениям Генеральных штабов, скорость сосредоточения становилась залогом победы.

Из запасных

В итоге самоотверженной и тщательно просчитанной работы мобилизационного отдела Генерального штаба и железнодорожников быстрота русской мобилизации значительно опередила предположения Генеральных штабов Германии и Австро-Венгрии. Главными причинами этого стали предмобилизационный период, начавшийся за неделю до объявления мобилизации, и учет опыта Русско-японской войны 1904 – 1905 годов, что позволило соответствующим ведомствам отлакировать необходимые мероприятия до совершенства. Таким образом, стратегическое развертывание русской действующей армии на западной границе прошло в точно установленные сроки.

Итак, русское стратегическое развертывание с началом военных действий предполагало образование двух фронтов, долженствовавших действовать против двух противников – Германии и Австро-Венгрии. При этом австро-венгры отправляли против русских львиную долю своих войск, немцы же ограничивались сильным заслоном в Восточной Пруссии. Следовательно, русское командование должно было ожидать от противника оборонительных действий на германской границе и встречных сражений на австрийской границе.

Элементами стратегического развертывания армий на театре военных действий являются: