Герцог всея Курляндии

Со мной приехала даже коллекция солдатиков, правда, незнакомая. Видимо, специально сделанная для путешествий, поскольку фигурки были меньше размером и не так тщательно сделаны. А еще к пехоте, коннице и артиллерии прибавились копии кораблей. Мне собирались преподавать историю не только сухопутных, но и морских сражений.

Не были забыты и уроки физического воспитания. Я продолжил обучаться фехтованию, верховой езде и стрельбе из различных типов оружия. Полное извращение с точки зрения современного человека! Раз за разом сталкиваясь с тяжелым, неудобным огнестрелом, я поневоле начал вспоминать все, что знаю о нарезных стволах, пулях Минье, и возмечтал о простеньком пулемете. И даже подкатил к Гюйгенсу с вопросом, не работал ли он когда-нибудь по оружейной тематике. Однако тот моих милитаристских увлечений не разделял. Составляя наполеоновские планы, я как-то не подумал о том, что человеку может быть тупо неинтересно изобретать прогрессивный огнестрел.

Нет, ну а кому бы такое в голову пришло? Мне казалось, что все мужчины интересуются оружием. И рады подержать его в руках. А вот Гюйгенс оказался исключением. Какой спутник вокруг Сатурна вертится – ему интересно, а оружие – нет. Знаменитый ученый даже высказал мысль, что вскоре прогрессивные люди поймут ценность научных исследований, и войны закончатся сами собой, поскольку это безобразие просто не достойно человека с высокоорганизованным интеллектом и любовью к порядку.

Я только головой покачал. Уж мне-то было известно, что ближайшие триста пятьдесят лет человечество так и не построит мир во всем мире. А если ориентироваться на те события, которые происходили по всей планете до того момента, как я попал в прошлое, то перспектива вообще не лучшая. Люди были на пороге того, чтобы капитально себя истребить. Но разве расскажешь это Гюйгенсу?

Единственное, что я мог сделать – возразить, что наступление благословенного времени всеобщего мира лучше ожидать хорошо вооруженным. Потому как те же шведы могут оказаться вовсе не высокоинтеллектуальными пацифистами, а обычными грабителями. А от подобных личностей следует защищаться по мере сил. И лучше всего – делать это совершенным оружием, поскольку противник явно превосходит численностью и умением воевать.

Впрочем, вскоре мне самому стало не до изобретений. Попытка организовать жизненное пространство наткнулась на некоторое неодобрение местных жителей. Я с ходу не слишком разобрался, как у них тут все устроено, и влез, как слон в посудную лавку. Жители Каркле не обрадовались тому, что их мастерские собираются огородить, поскольку считали, что это отпугнет заказчиков и торговцев. В общем-то, я мог бы и не обращать на это внимания. Тупо приказать, и все. Но зачем мне конфликт на ровном месте? Тем более что открыто недовольства никто не выражал, и я бы не узнал о нем, если бы мне не донесли. Для меня предпочтительнее иметь дело с лояльным населением. Оно намного полезнее.

Как я уже говорил, после шведского визита осталось много пустующих домов. По закону, оставшееся без наследников имущество отходило в казну. Что хорошо в деревне – все знали, кто есть кто и кто кому какой родней приходится, так что разобрались быстро. Вот и хорошо. У меня на это имущество были далеко идущие планы.

Мастерские пострадали даже больше, чем дома. Шведы мало того что унесли все, что смогли, так еще и активно искали запрятанные деньги. В общем-то, мастера действительно жили лучше, чем крестьяне, но Каркле не производило впечатление богатого места. Не думаю, что нападавшие здесь здорово поживились. Только урон нанесли. И единственный положительный момент, который был в этой ситуации, – я без проблем нашел несколько пустых помещений, стоящих недалеко друг от друга. Вот их-то мы и решили огородить. Еще две мастерские пришлось снести, а кустарник мы вырубили, чтобы пространство хорошо просматривалось.

Пока я разбирался с имуществом и думал, как обеспечить мастерским безопасность, до нас наконец добрался Глаубер. Это случилось где-то за месяц до Рождества, которое лютеране, как и католики, отмечали 25 декабря. Несмотря на то что предшествовавший этому событию четырехнедельный пост только начался, я уже ждал праздника с нетерпением. Хотелось, наконец, снова нормально поесть. Я уже не знал, на что отвлечься, а тут такое событие! Прибытие известного ученого на… Блин, даже не знаю, как правильно обозвать этот вид транспорта. Наверное, возок.

Небольшое, почти квадратное сооружение без особых изысков, с небольшими окошками и покатой крышей, установленное на широкие полозья, выглядело довольно надежно. Крепкие лошадки радовали глаз повышенной лохматостью, а кучер походил на вилок капусты. Морозец был градусов пятнадцать, не больше, так что мне стало очень любопытно, как он нарядился бы в минус тридцать. Или в такую погоду уже никто не путешествует? Да вряд ли. Тогда в той же России на всю зиму активная жизнь замереть должна. Как-то нереально.

Повозок было две, причем нагруженных по самую крышу, поскольку Глаубер привез с собой не только помощника по имени Гейнц, но и все необходимое для организации лаборатории[1 - В реальности к началу 1660 года у Глаубера уже был частичный паралич ног, но авторским произволом данный факт игнорируется. Ученый уже плохо себя чувствует, но еще может путешествовать и продолжает заниматься любимым делом.]. И фанатиком он оказался тем еще. Если бы не приставленный лакей, забывал бы и про еду, и про сон, что было совершенно недопустимо. Глаубер и без того выглядел так, что краше в гроб кладут – худой, с провалившимися глазами и изжелта-серой кожей. Ну а чему удивляться? Он сам изобретал, сам испытывал и сам дышал всякой гадостью. Все-таки ученые – ненормальные люди.

Пока Глаубер обустраивался, я порасспросил его помощника. И тот рассказал такие истории, от которых просто кровь стыла в жилах. Талантливый ученый здорово угробил свое здоровье. Его организм насквозь отравлен всяческими химикатами, и я даже не представляю, можно ли с этим что-то сделать. Если только запретить травиться дальше. Как я понял, все ученики мастера разбежались, как только он начал болеть. Остался только Гейнц, самый амбициозный, желающий овладеть тайными рецептами и хитрыми секретами. Жаль его разочаровывать, но ко всему вышеперечисленному нужно еще и талант иметь.

Под лабораторию Глаубера изначально мною был определен крепкий каменный дом, где работали с порохом. Однако, прибыв на место, я нашел более интересный вариант. Здание, где жила семья стеклодувов. После войны в живых остались только его вдова и двое детей. И теперь женщина хотела продать помещение и уехать к родне. Идеальный вариант! Внутри полутораэтажного каменного дома стояло аж две печи, так что он идеально подходил для моих целей. Да и для Глаубера печи были предметом первой необходимости. Он наверняка потом создаст вариант под себя, по своим рисункам, но для начала и это было неплохо.

Глауберу, кстати, и сам дом, и печи понравились. И он начал активно обживать помещение. Я с любопытством рассматривал различные приспособления, встававшие по своим местам, и сравнивал с знакомыми по прошлой жизни кабинетами химии. Небо и земля. А ведь Глаубер действительно был крупным, талантливым ученым, а не аферистом, пускающим пыль в глаза. Такие, как он, заставляли науку идти вперед семимильными шагами.

На одной из кирпичных печей появилась большая стеклянная реторта, которая представляла собой шарообразный сосуд с длинным, отогнутым вниз отводом – с виду она походила на перевернутую курительную трубку. На полках во множестве расположились склянки с различными минеральными веществами, бальзамами, маслами и лекарственными травами. Соли, кислоты и жидкости, получаемые при перегонке, Глаубер переливал в большие бутыли и хранил в сундуках, а то и просто в мешках. Однако я приказал перенести все это богатство в отдельный чулан с крепкой дверью. Благо в доме такое помещение было.

Я читал надписи на различных емкостях и мысленно потирал руки. «Спиртус салис», «спиртус волятилис витриоли», «олеум алюминис», «саль аммиак», «саль тартари»… Есть где развернуться! Ученый, получивший азотную кислоту, уксусную кислоту, не говоря уж о соли, названной его именем! И все это самостоятельно обучаясь, чуть ли не с нуля! Надо ли говорить, что я приобрел у него пятитомник «Новые философские печи, или Описание впервые открытого искусства перегонки» с автографом?

На очень-очень далекую перспективу я подумывал о создании музея. Но экспонаты для него уже начал потихоньку собирать. И моя переписка со знаменитыми учеными этого времени была первой в коллекции. Когда-нибудь всем этим вещам просто не будет цены, а пока пусть считают это моей маленькой причудой. Должны же быть у наследника какие-то увлечения! А раз я разлюбил охоту и не собираюсь в будущем строить Версали, то могу позволить себе создать небольшой музей.

Лабораторию Глаубера, кстати, неплохо было бы сохранить для потомков. А вот для современников пригодилось бы сделать в помещении вентиляцию. Вопрос только – как? В XVII веке кроме элементарного проветривания пока что ничего не придумали. Создать вентилятор? Примерную форму лопастей и угол наклона я себе представляю, но именно что примерно. А там еще толщина меняется и изогнутость имеется. Ну и, что не менее важно, конструкцию еще нужно заставить работать.

Нет уж, если и начинать изобретательскую деятельность, то с оружия. Хотя бы с пушек, поскольку вариант XVII века меня совершенно не устраивал. Выстрелы ядрами, на мой взгляд, были малоэффективны, картечь не нравилась дальностью полета и неудобством заряжения, так что была у меня мечта повторить изобретение шрапнели. Полая сфера (вспомнить бы, из чего ее делали), пули, заряд пороха и деревянная запальная трубка. Мда. Если уж ударяться в плагиаторство, то по полной программе. Ну… зато я песен Высоцкого не пою.

Ладно-ладно, сам понимаю, что слишком многого хочу. Шрапнель я вряд ли осилю. Но с картечью тоже можно поработать. И с самими пушками тоже. Да и их количество неплохо было бы увеличить. Тут народ на войну пока что строем ходит. Так что плотный огонь может оказаться как нельзя кстати. И командующий состав противника пока что целенаправленно выбивать не принято. Правда, для этих целей нужно нормальное оружие, которое хотя бы быстро перезаряжается и далеко бьет, а над этим еще работать и работать.

Первым делом меня интересовало, можно ли изобрести унитарный патрон прямо сейчас. Одними пушками не спасешься. Читал я, помнится, про некоего Жана Самуэля Паули, который разродился данной идеей примерно во времена Отечественной войны против Наполеона. Даже казнозарядное ружье под данный патрон создал. Подумаешь, всего каких-то 150 лет. Неужели нельзя опередить время? Конструкция-то была нехитрая – патрон состоял из картонного цилиндра с наполнением из инициатора воспламенения – бертолетовой соли, дымного пороха и круглой пули. Идея сыровата, но надо с чего-то начинать!

Вот только бертолетовой соли еще и в помине нет. И до рождения ее создателя – чуть ли не сотня лет. Но не думаю, что для Глаубера это станет серьезной проблемой. Почему в истории есть только одна соль его имени? Дайте две! Неужели знаменитый химик хлор не изобретет? С серной кислотой он работал, а дальше цепочка простая: хлороводород, потом хлор, ну а затем хлорат калия (не быть ему бертолетовой солью). Дальше все, правда, станет еще сложнее – придется изобретать само казнозарядное ружье, которое я видел только в музеях, а о его устройстве имею настолько поверхностное представление, что его можно вообще не брать в расчет.

В общем-то, можно немного поэкспериментировать, время есть. И среди моего личного оружия встречаются неплохие (видимо, подарочные и явно сделанные в единственном экземпляре) образцы. Однако не успел я рыпнуться в эту сторону, как был озадачен бумагами и вопросом распределения финансов. И понял, что на изобретение оружия выделенный мне бюджет рассчитан не был. Его в упор хватало только на выплату жалованья, закупку продовольствия и небольшие личные траты.

Именно этот вывод заставил меня оторваться от абстрактных мечтаний и начать думать, где достать денег. Много денег. Об очевидном решении – запросить у родителей – даже речи не шло. Понятно же, что это очередное испытание. И как, спрашивается, я буду доказывать свою способность жить самостоятельно и самому принимать решения, если даже с такой проблемой справиться не могу? У меня, к счастью, было аж несколько идей, как можно разбогатеть. Именно для их воплощения мне и понадобился Глаубер. Теперь, когда он приехал, можно обсудить с ним, в каком направлении лучше двигаться.

Однако Глаубер начал свою деятельность не с изобретений, а со стекла. Как это часто бывает в дороге, часть его колб и реторт раскололась, и требовалось их восстановить. Что самое забавное, в свое время ученый занялся самостоятельным изготовлением стеклянных изделий просто потому, что ему надоело за них платить втридорога. Продавцы знали, что Глаубер – человек не бедный, и ломили цены. Ученому пришлось решать эту проблему, и оказалось, что для гения нет ничего невозможного.

Я вообще-то дал себе твердое обещание не лезть в лабораторию, пока там опыты проводятся. И Глаубера оттуда почаще на свежий воздух вытаскивать. Есть у него ученик? Вот пусть и учится. А творческие мозги нужно беречь. Я еще в своей прошлой жизни насмотрелся, как на людей влияет работа на вредном производстве. Моя тетка даже до шестидесяти не дотянула. А ведь в советские времена в 70-х, 80-х (на которые в основном, и пришлась ее карьера) к технике безопасности относились куда как требовательнее. И средства защиты были. Что говорить о XVII веке, где ничего подобного не было и в помине?

Однако я знал, что мое любопытство будет меня грызть, а потому организовал себе наблюдательный пункт у окна. Единственного окна, я хочу заметить. Все остальные Глаубер приказал закрыть плотными шторами, так как бо?льшую часть из используемых им веществ лучше было хранить в сумраке и в холоде. Во время отдыха между тренировок (они и зимой не прекращались) можно было понаблюдать за действиями ученого. И не один я был такой интересующийся. Только остальных близко не подпускали. Мало того что все мастерские обнесли забором, который охранялся, так и к лабораториям Гюйгенса с Глаубером дополнительную охрану поставили из моих пацанов.

Излишне любопытных личностей эта самая охрана вылавливала периодически. И каждый раз приходилось выяснять – человек сам по себе слишком любопытный, или ему заплатили за этот интерес. К счастью, на первоначальном этапе мы ничем секретным не занимались, только вопросами обустройства. А потом интерес местных поутих, к нам немного привыкли, и количество желающих заглянуть за забор снизилось. Но мы не расслаблялись.

Паранойя, да. Но я не собирался от нее избавляться. Деревушка Каркле оказалась прекрасной платформой, чтобы потренировать навыки и разведки, и погранично-таможенной службы, и даже проверить, насколько правильно были усвоены теоретические знания по военному делу. Мы осваивали и построение укреплений, и их штурм. Было бы лето, нас бы еще и подкоп заставили сделать, а то и взрывчатку под стену подложить. Учителя, нужно отдать им должное, ответственно относились к преподаванию.

В общем-то, все это было весело и познавательно. Мою жизнь отравляли только треклятые бумажки, сопровождавшие каждый мой чих. Когда я подсчитал, во что мне обойдется сидение в этом медвежьем углу, то чуть не прослезился. Финансы заунывно выли погребальные саги над моими идеями по изобретению оружия и улучшению экипировки мальчишек. И это если учесть, что недавно нас навестил местный староста, который зазывал в город на рождественский бал и произвел приличное денежное вливание. Типа подарок. Ох, чувствую, рыльце у него в пуху по самый хвост. Ничего, до старосты мы еще доберемся. Не все сразу.

Сейчас меня больше интересовала возможность заработать денег. Причем не когда-то в будущем, а «прямщаз». И единственное, что сразу приходило в голову – это создание зеркал. Раз уж Глаубер все равно со стеклом возится, грех этим не воспользоваться. Пусть я и не специалист, но как и у любого человека, живущего в насыщенном информацией пространстве, кое-какие знания в голове есть. И почему бы не воспользоваться некоторыми хитростями, которые откроют всего лишь через несколько лет. Взять хотя бы тот нюанс, что зеркала можно получать не выдуванием, а литьем.

Глаубер не отказался попробовать. Зрелище было завораживающим. Я стоял на довольно приличном расстоянии от печи, но жар все равно ощущался. Странно, что Глаубер, к своим прочим болячкам, еще и зрение не потерял. Смотреть на огонь в печи без защитных очков было довольно опасно. Температура плавления стекла все-таки высока. Кстати, насчет очков надо себе в памяти зарубку сделать. С цветным стеклом Глаубер точно работал, а уж сделать для темных стекол оправу и дужки не должно составить большого труда.

Хорошо все-таки быть сыном герцога! Чем дольше я находился в шкуре Фридриха, тем больше ценил полученные преимущества. Не знаю, что случилось со мной в моем родном мире, но я получил новую жизнь. Причем очень интересную. И сейчас присутствовал при настоящем научном волшебстве. В сосуд через трубку Глаубер влил расплавленное олово, которое растеклось ровным слоем по поверхности стекла. Гейнц разрезал вдоль ещё горячий цилиндр из стекла, раскатал его половинки на медной столешнице, и вскоре мы любовались результатом нашего труда. И пусть я только рядом стоял, но чувствовал свою причастность к событию.

Правда, на отработку технологии серебрения ушло почти три недели. Меня результат устроил гораздо раньше, но Глаубер не привык халтурить. Кстати, счастливым обладателем первого (довольно маленького) зеркала стал Гюйгенс, который долго восторгался его качеством. Ну, я и сделал человеку подарок. Глядишь, это подтолкнет его старательность и привяжет покрепче. На данном этапе его захватила идея карманных часов, так что поощрение не помешает. Мы с Гюйгенсом заранее заключили контракт, по которому производство этих изделий будет осуществляться только в Курляндии, а ученый станет получать патентные отчисления.

С Глаубером я тоже заключил подобный договор. Причем не один. На ученого у меня были большие планы. Разумеется, разбрасываться не стоило, так что пока я сделал упор на изготовлении зеркал. Мне захотелось попробовать создать не какую-то мелочь, а нечто глобальное. И первым делом, конечно же, порадовать родителей. Сделать для каждого зеркало в полный рост. Для отца прямоугольное, а для матери круглое. Рамы им пусть в Гробине создают, там специалисты лучше.

Полагаю, они оба оценят такой подарок. Просто каждый по-своему. Матушка одобрит как очень дорогую вещь, в которой можно полностью себя увидеть, (ну и перед остальными женщинами похвастаться), а Якоб рассмотрит перспективу. И посчитает, сколько на этом можно заработать. Готов поставить все свои деньги, что уже в следующем году в Курляндии появится зеркальная мануфактура. И я буду не я, если не выторгую себе хотя бы процентов пятьдесят от прибыли. Остальное герцог, без сомнения, заберет в казну. И у меня даже не повернется язык с этим спорить – знаю, что все деньги пойдут на благо Курляндии.

Разумеется, со временем, когда мы начнем выпускать зеркала массово (и не одни мы, кстати, скоро и остальные подтянутся), цена на этот товар снизится, но мы успеем снять сливки. А если сохраним секрет серебрения, то конкурентов у нас еще долго не появится. И потом, если правильно раскрутить марку, она будет популярной столетиями. Как говорится, сначала ты работаешь на имя, а потом имя на тебя. Фарфор в XXI веке где только не производят, а мейсенский по-прежнему остается одним из самых дорогих. Я тоже могу пойти этим путем. А что? Назвать изделие в честь деревушки, где его изобрели – каркленское зеркало, и в качестве эмблемы ставить символ, который я для себя позаимствовал – щит и меч.

Ну а пока зеркала добираются до Гробина (надеюсь, довезут в целости и сохранности, упаковали мы их на совесть), я попытаюсь наладить хотя бы мелкое производство. В деревне полно подростков, которые являются вторыми, третьими, а то и десятыми сыновьями мастеров. И понятно, что от отцовского бизнеса им ничего не останется. Так почему их не нанять? Тем более что они будут выполнять чисто механическую работу, никто не собирается доверять им важных секретов.

Проблем, конечно, из-за этого возникнет немало. Нужно будет хорошенько подумать, как обеспечить секретность. Придется выделить отдельное помещение и заранее предупредить, что покинуть Каркле они в ближайшее время не смогут (а может, и вообще никогда не смогут), но вряд ли это станет проблемой. Мурано тому свидетель. Кого не устроит такое положение дел – сразу откажется. А остальные поклянутся на Библии хранить тайну. Понимаю, что это не панацея, но если подстраховаться, то риск можно снизить. Пока нанятые работники будут заниматься элементарными операциями, присмотреться к ним получше. Ну а там уже можно решать, кому доверить более важные секреты.

Рецепт серебрения будут знать только двое – я и Глаубер. Но тут ведь главное – сама идея. И если ее сольют на сторону, то конкуренты сами подберут состав. Пусть и не такой эффективный. Ну и моим мальчишкам будет простор для тренировки. Посмотрим, кто из них проявит талант в контрразведке. Они уже сейчас получают периодические вознаграждения за то, что добывают сведения о местных. Кто чем дышит и о чем думает.

Трое самых талантливых даже направились разузнать о старосте как можно больше. Поживут в городе, поспрашивают народ и обрисуют мне картину. А там уж будем думать, что с ним делать. Если староста окажется человеком дельным, можно будет закрыть глаза на некоторые его махинации. А если толку от него нет, будем с его помощью учиться ловить взяточников и казнокрадов. Что-то мне подсказывает, что такое умение лишним не будет. Ни сейчас, ни через три сотни лет.

Собственно, рождественский бал, приглашение на который я принял, рассматривался мною как возможность поближе познакомиться и со старостой, и с лучшими людьми города. А заодно пропиарить свою новую продукцию – подарить хозяевам небольшое зеркальце в раме (какую местные умельцы осилят) и рассказать, где можно купить эксклюзивный товар по очень высокой цене. Если не для себя, то на продажу. И готов поспорить, что скоро мои финансовые дела серьезно улучшатся.

Между прочим, я читал, что Анна Австрийская как-то появилась на балу в платье, усыпанном кусочками зеркала. При свете свечей выглядело это сногсшибательно. Почему бы не подать матушке такую идею? В результате многочисленных экспериментов у нас образовалось множество мелких зеркальных кусочков. Вот пусть они и будут дополнительным подарком. Если Анна Австрийская уже успела покрасоваться в своем платье, то герцогиня покажет, что не отстает от самых модных европейских тенденций. А если нет – так и вовсе будет впереди планеты всей. Матушка наверняка прослывет законодательницей мод, а молва об ее наряде разлетится по всему миру – недостатка в послах различных держав Курляндия не испытывала.

Ну, чем больше слухов, тем больше заказчиков. А дополнительные покупатели – это дополнительные деньги. Разработка нового оружия – дело долгое и дорогое. А я сделал ставку именно на него, поскольку большую армию Курляндия не потянет, а необходимое количество наемников можно и не успеть собрать к нужному времени. Плотный огонь из надежного укрытия – это наш единственный шанс против шведского нападения. А уж о важности хранения секретов производства Глауберу не нужно рассказывать. Он и сам осторожен. Все свои рецепты шифрует, а некоторые и вовсе держит в голове.

А вот из моей дырявой головы кое-что вылетело. Я как-то упустил из вида, что стекло из ниоткуда не берется. У Глаубера, конечно, есть кое-какие запасы на его изготовление, но для личных нужд, а никак не для производства. И пополнить запасы особо неоткуда. Несмотря на то что в доме раньше жили производители стекла, никаких полезных заначек мы не нашли. Похоже, все то, что не захватили шведы, вынесли местные. Ну а чего добру пропадать? Жаль, жаль. Декабрь – не самый лучший месяц для добычи кварца или хотя бы морского песка, из которого можно было бы сотворить нужный вариант путем просеивания, очистки от разных примесей и промывания.

В результате вместе с зеркалами к родителям отправилось длинное послание, в котором я просил прислать как можно больше стекла. В конце концов, его можно переплавить, а цена у зеркал куда как выше, чем у исходного материала. В любом случае вряд ли сразу набежит толпа покупателей. Не каждый может себе позволить подобную вещь. Так что медлить не надо, но и торопиться не стоит. Поспешишь, как говорится, и тебе же хуже будет.

Ох, все-таки серьезно влияет на меня мой детский организм! Никакой усидчивости, дикое желание похвастаться, заслужить похвалу и получить все и сразу. Возня с документами и цифрами быстро надоедает, и мне приходится прикладывать неимоверные усилия, чтобы заставить себя работать. Хочется скакать верхом вместе с ребятами, или прокатиться в санях, или поторчать в мастерской. Все равно чьей – одинаково интересно было наблюдать и за Гюйгенсом, и за Глаубером.

Отто, не спускавший с меня глаз, несколько раз принимался стонать, что я себя загоняю. Ну как же! Сначала уроки в помещении (четыре штуки в день, по часу каждый, с перерывами), а затем на свежем воздухе. И если, допустим, дипломатия и философия получались по два-три раза в неделю, то фехтование осталось ежедневным, как и мои силовые упражнения. Я продолжал подтягиваться, отжиматься, качать пресс и бить мешок с зерном. Дикую энергию нужно было куда-то девать, а преподаватель присматривал, чтобы я не перестарался.

– Ни к чему загонять себя, – ворчал Отто. – И куда торопиться? Возраст у вас небольшой. Успеете еще и выучить все, и потренироваться.

– Разве лучше бездельничать?