Небесная тропа

– Ну да, да, одни наделают, а нам расхлебывай. Знаем мы такие штучки.

– Да не ворчи ты, Барсик, киса, – одернула его Анастасия.. – Надоело. Я отправляюсь спать, завтра день будет хлопотный.

– У тебя все равно ничего не получится! – выкрикнул Барсик, и сам сконфузился от таких дерзких слов.

– Это почему же?!

– Потому что тебе никогда не удается сладить с Фарном. – Он еще больше сконфузился.

– Посмотрим, – прошипела Анастасия.

Вернувшись к себе, Анастасия бросилась на постель, но заснуть не могла – слова милашки Барсика ее уязвили. Можно, конечно, обратить его в крысу или сделать какую-нибудь другую гадость, но вряд ли это утолит ее душу. Глупец! Что он ведает об ее замыслах?! Ничего! Сколько лет она таилась и ждала. Все эти долгие-долгие годы казались сном. Но наконец она проснулась. Нельзя сказать, чтобы прежде она не открывала глаза по утрам. Вставала, куда-то шла, делала вид, что врачует, а вечером опять занимала горизонтальное положение на своей широкой продавленной тахте. Один день походил на другой, а часы исправно тикали, и так же исправно опадали листки отрывного календаря. Эпохи разнятся, дни остаются схожими. Когда очередной облысевший календарь вышвыривается в окно, ватная неподвижность сна начинает казаться невыносимой. Время требует соблюдения условностей даже во сне. Окружающим надо предъявлять морщины, седину в волосах, набрякшие вены. Если такие жертвы тебе кажутся чрезмерными, приходится менять имя и тот маршрут, по которому ты ежедневно уходишь из дома.

Труднее всего во сне дождаться пробуждения. Кто-то должен подойти и тронуть тебя за плечо. Но никто из персонажей твоего сна не может этого сделать. Ни милый Барсик, ни фантазер Шайтаниров. Они послушно ждут пробуждения вместе с тобой.

Но в эту ночь Анастасия проснулась.

Наконец-то! Явь! Как солнечный свет после театральной подсветки. Вещи приобрели плотность, пространство – глубину, тело – силу, разум – ясность. Анастасия вскочила. Достаточно она насмотрелась снов во сне! Теперь дорога каждая минута. В этот раз все должно получиться. Этот паренек сделает все, что от него ждут, хотя сам не подозревает, на какой опасный путь ступил. Главное, чтобы он не испугался, исполнил…

Она оборвала собственную мысль, боясь, что кто-то может услышать ее и помешать осуществить то, о чем она грезила все эти годы.

Глава 2

На ржаво-красных, в потеках, обоях вспыхнули две синие полосы – два отсвета посреди серой важности сумерек. Блики перепрыгнули на потолок и, скользя, принялись обегать комнату. С улицы слышалось звяканье: раскачиваясь на перегоне, мимо окна проносился трамвай. В такт перестуку колес о рельсы вздрагивали блики на потолке. Рик прижался лицом к стеклу. Трамвай был совсем рядом. Казалось, еще немного, и стальная обшивка шаркнет о кирпич накрененной стены. Рик всматривался изо всех сил, пытаясь различить силуэты в вагоне, но видел лишь синее свечение, пронизанное светлыми иглами разрядов. На секунду трамвай застыл напротив окна, будто призывая вскочить на подножку. И подножка эта четко высвечивалась в полутьме, будто не по земле мчался трамвай, а парил в воздухе на уровне третьего этажа. Но Рик растерянно моргнул и подался назад. В следующее мгновение трамвай оказался безнадежно далеко, насмешливо дразня хвостовыми огнями, и перестук колес замер в густеющих сумерках.

– Рик, скотина, ты что, спишь? – Серж тряхнул его за плечо. – Дело есть. – Он хотел наклониться к самому уху приятеля, но не устоял на ногах и, пошатнувшись, шлепнулся на пол.

Рик открыл глаза. Он лежал на кровати, на тощем вонючем матраце, под головой сбилась комом клейкая подушка. Как он очутился здесь, в углу? Ведь только что он стоял у окна, прижимаясь лбом к пыльному стеклу, и смотрел на мчащийся мимо трамвай – два корявых вагончика на ржавых колесах с огромными ребордами.

– Водка дерьмовая, – бормотал Серж, пытаясь подняться, но опять сползая на пол. – От хорошей водки так не может развести… Пр-р-равда? Только от плохой водяры чертики мерещатся.

– Да, от хорошей водки являются настоящие черти, – согласился Рик.

– Ты – зараза, ядовитая зараза, – пробормотал Серж. – Я тебе это говорил? Нет? Короче, я тебе это сейчас говорю. Я еще посмотрю, возьму ли тебя с собой на дело.

«Надеюсь, в последний раз у него ночую», – подумал Рик, стискивая зубы.

– Все-таки ты придурок, – продолжал бормотать Серж, – мозги у тебя умные, а голова гнилая. Настоящего друга из тебя никогда не получится. Вот у меня друг Валька есть, я тебе говорил. В армию весной загремел. А до армии мы с ним как братья. Он – это я, я – это он. Точно, не вру. – Серж выразительно выпятил губы. – Мы друг для друга все, что угодно… Все… – Он потряс пальцем и еще раз сказал: – Все!

Под окнами комнатушки раздраженно звякал трамвай, выворачивая с соседней улицы.

«Догнать, вскочить на подножку и…» Откуда эта дурацкая мысль? И сон дурацкий, похожий на бред. Уехать… Чушь! Куда можно уехать на трамвае? Разве что в трампарк. Или, как в старом анекдоте, в Швецию…

– …У нас с Валькой случай один был, просто хохма, – продолжал тем временем бормотать Серж. – Нет, ты послушай…Девчонка к нам одна забрела. Еще школьница. Короче, дура, выпила стакан водки и отрубилась. Ну полностью, как доска.. Мы с Валькой жребий бросили, кому первому. Оттрахали ее по три раза. Хорошо повеселились. К утру она очухалась и ушла. А потом… – Серж затрясся от смеха. – Приходит через два месяца ко мне и говорит: я беременная, женись, мол. Я ее выгнал, конечно, и сразу к Вальке побег – предупредить. А она, дура, у него уже была, и тоже просила жениться. Вот дура! – Серж вылил себе в стакан остатки из бутылки и отковырял от стола засохший бутерброд. – Ведь дура, да, женись, хи-хи…

Рик тоже решил немного посмеяться.

– А я-то думал, чего это вдруг мент тобой интересовался, – проговорил он наигранно-безразличным тоном.

– При чем здесь мент? – Серж растерянно хлопнул глазами. – О чем ты?

– Она вполне могла в милицию заявить: затащили меня, напоили и изнасиловали. Она несовершеннолетняя, срок вам обоим светит верный, причем за групповуху. И заявление она забрать не может, потому как несовершеннолетняя.

Серж подавился водкой и закашлялся.

– Ты ведь прикалываешься, да?

– Нет, серьезно. Это если она дура. А если умная, ментами только припугнет, и сдерет с каждого по сотне-другой баксов. А то и больше. Знаешь, что в зоне делают с севшими по такой статье?

Глаза Сержа сделались совершенно оловянными, с нижней губы потекла струйка слюны. Рик едва сдерживался, чтобы не расхохотаться, глядя на него.

– Фигня все это! – заорал вдруг Серж, опомнившись. – Никуда она не заявляла! Столько времени прошло!.. Не было никакого мента! Это все твои шуточки дебильные. Гад! Гад! – Серж с облегчением фыпкнул..

«До сих пор трусит, – усмехнулся про себя Рик. – Трусит и спрашивает у каждого: я уже выпутался, ведь правда, выпутался?»

В эту минуту дверь в комнату приоткрылась, и внутрь протиснулась Светка – хрупкая, как подросток, в ярко-синей блузке и белых, сомнительной чистоты брючках. На самом деле ей было уже за двадцать, но ее маленький росточек, пухлые щечки, а более всего умильное выражение наивности в глазах многих и часто обманывало.

– Пожрать принесла? – спросил Серж требовательно.

– Я тебе паек таскать не нанималась, – огрызнулась Светка, – у меня дела поважнее. Я бабку нашу пасла.

– До часу ночи, что ль? – хмыкнул Серж.

Светка пропустила его шуточку мимо ушей.

– Порядок, ребятки, я все разведала. Замочек на двери дрянь, его отверткой отжать можно. Дождемся, пока бабка в магазин уйдет – у всех бабок страсть по магазинам шляться. Видака или там стереосистемы у бабульки, конечно, нет, но старинными вещичками поживиться можно будет. Антиквариатом разным и золотишком. Это верняк.

– С чего ты взяла? – поинтересовался Рик.

Светка покосилась на него, ощупала взглядом лицо, мятую рубашку, грязные джинсы. Потом глянула на Сержа, сравнивая. Серж ее явно не устраивал. Но и Рик, судя по всему, не производил впечатления.

– Бабка в этой квартире сто лет живет, еще с довоенных времен. И муженек у нее был из семьи… как это она странно так сказала… во – «из бывших». Да там наверняка в каждом матрасе по десятку бриллиантов зашито.

– Ерунда, в революцию таких обобрали до последней нитки, – усмехнулся Рик.

– Все-то он знает! – озлилась Светка. – Как будто сам присутствовал! А сам ни хрена в жизни не рассекает! Бабки, милый мой, двух сортов бывают: у которых пьяной родни полон двор – у тех выносить нечего, тех свои давно обшмонали. И другие – вроде нашей Ольги Михайловны, одинокие кубышки – они всю жизнь неизвестно на что копят, их тепленькими брать можно. Въезжаешь?

– Она одна живет? – Серж на секунду протрезвел и отнесся к монологу Светки с пониманием.

– Абсолютно! Никогошеньки у нее нет. Муж помер, свекровь тоже. А сын еще в блокаду с голодухи. Она мне сегодня битый час про него рассказывала, сопли по веткам развешивала, какой он был хорошенький и умненький… – Дечонка неожиданно расхохоталась. – Самое смешное знаете что? Звали этого ненаглядного сыночка, как тебя, Эриком. Въезжаешь, Рик? Надо же, такое совпадение! Я, как только это услышала, так сразу поняла, что старушенция нам самим Боженькой послана. Адресок я на коробке записала, – Светка швырнула замусоленный спичечный коробок на диван. – Завтра утречком пусть Рик на разведку сходит, дверь хорошенько обсмотрит.

– Почему Рик, почему не я? – пробормотал Серж и попытался облапить Светку, но та от него увернулась.

– Потому что завтра ты будешь совершенно никакой. – И Светка направилась к двери.

– Ты куда? – обиженно вякнул Серж. – А секс?

– Сегодня дома ночую, – объявила Светка, и при этом почему-то смотрела на Рика.