Шрам

У Сении перехватило дыхание, и она не смогла закричать.

Платье сползло с Бертины, как кожа со змеи. Под платьем обнаружились мускулистые плечи, широкая грудь, покрытая курчавыми волосами, живот с выступающими буграми мышц…

Когда платье скользнуло ниже, Сения закрыла руками глаза.

– Если ты закричишь, – шепотом сказал тот, кто был Бертиной, – твой же собственный муж тебя…

Сения не дослушала – она попросту лишилась чувств.

Конечно, Эгерт не стал пользоваться беспомощностью слабой женщины. Конечно, ему скоро удалось привести Сению в чувство; вышло так, что доверительная беседа скоро возобновилась – теперь уже в новом качестве.

– Ты… обещаешь? – спрашивала Сения, дрожа всем телом.

– Слово гуарда.

– Ты… гуард?

– Спрашиваешь! Я Эгерт Солль!

– Но…

– Только с твоего согласия.

– Но…

– Одно слово – и я уйду…

– Но…

– Уходить?

– Нет!!

Купец Вапа на первом этаже сердито нахмурился – в счета вкралась ошибка. Два десятка гуардов под окнами его дома соскучились и собрались расходиться.

…Корзинка с рукодельем давно скатилась на пол, растеряв цветные клубки ниток. Канарейка в клетке примолкла, удивленная.

– О… Светлое небо… – Сения задыхалась, обвив руками шею Солля. Тот молчал – ему было не до бесед.

Бедная птичка забеспокоилась – ее клетка, расположенная над самой постелью, мерно и сильно раскачивалась. Старинные часы пробили величественную серию ударов, потом еще и еще.

– О… добрые духи… Светлое небо… – Сения не знала, кого еще помянуть и еле сдерживалась, чтобы не завопить во все горло.

…Купец Вапа удовлетворенно потер руки – ошибка исправлена, нерадивый писец вскоре лишится места… Как хорошо, однако, что Сения подружилась с сестрой этого господина Карвера! Целый день ее не слышно и не видно, не вертится перед глазами, не канючит и не просится погулять… Даже непривычно, – купец усмехнулся. Не подняться ли, не проведать ли мастериц?

Он уже привстал, намереваясь покинуть кресло – но поморщился от боли в пояснице и остался сидеть.

…Эгерт Солль, пошатываясь, выглянул из окна на набережную. Нагой и расслабленный, он стоял в оконном проеме и смотрел на товарищей с укоризной… Купец Вапа вздрогнул и поморщился: проклятые гуарды! Ну что за хохот, что за вой…

Спустя несколько минут спустились Сения с Бертиной; Вапе показалось, что жена несколько не в себе, будто урок вышивания уж очень ее утомил. Прощаясь, она с особенной нежностью заглянула Бертине в глаза:

– Ты… придешь еще, да?

– Непременно, – вздохнула девушка, – мне никак не дается… этот стежок… милая Сения…

Купец презрительно поморщился: до чего сентиментальны эти женщины…

– Язык отрежу, – сказал Солль друзьям в кабачке. – Кто будет болтать… ясно?

Ни у кого не оставалось сомнений, что так он и сделает, если тайна купчихи Сении получит в городе огласку. Все помнили о фамильном клинке – и молчали.

Карверу, сыгравшему во всей истории немаловажную роль, подмигивали и жали руку. Поздравления, похоже, доставляли ему мало радости – несмотря на падавший на него отблеск Соллевой славы, «брат» первым напился и молча ушел.

Весна разразилась проливными дождями; по крутым мощеным улочкам неслись мутные потоки, дети кухарок и лавочников отправляли в плаванье деревянные башмаки под парусом, а юные аристократы с тихой завистью глядели на них из высоких стрельчатых окон.

Однажды утром к гостинице «Благородный меч», которая располагалась едва не в самом центре Каваррена, подкатила простая дорожная карета; кучер, против обыкновения, не кинулся открывать дверцу, а равнодушно остался сидеть на козлах – похоже, пассажиры не были его господами, а всего лишь нанимателями. Дверца распахнулась сама, и невысокий, очень худой молодой человек откинул подножку, чтобы выйти.

Приезжие не были в Каваррене такой уж редкостью, и, возможно, прибытие кареты прошло бы незамеченным, если б напротив, в трактире «Верный щит», не коротал время Эгерт Солль с друзьями.

– Гляди-ка! – сказал Карвер, сидевший у самого окна.

Две или три головы повернулись в его сторону, прочие господа слишком увлечены были беседой и вином.

– Гляди-ка! – и Карвер подтолкнул в бок сидящего рядом Солля.

Эгерт взглянул – молодой человек к тому времени уже соскочил на мокрый булыжник и протягивал руку кому-то невидимому, все еще остававшемуся внутри. Юноша одет был во все темное – и глаз Солля сразу резанула какая-то несуразность в облике молодого незнакомца.

– У него нет шпаги, – сказал Карвер.

Тут только Эгерт увидел, что незнакомец безоружен, что на нем нет даже перевязи, а на тонком поясе – ни кинжала, ни хотя бы кухонного ножа. Солль пригляделся еще внимательнее – одежда незнакомца строгостью походила на форменную, но, если это и была форма, то ни в коем случае не военная.

– Это студент, – объяснил Карвер. – Наверняка студент.

Юноша тем временем, переговорив с кем-то внутри кареты, подошел расплатиться с кучером; тот по прежнему не проявлял ни доли почтения – похоже, студент не был к тому же и богат.

– А что, – протянул Эгерт сквозь зубы, – студенты, подобно женщинам, не носят оружия?

Карвер хохотнул.

Эгерт презрительно ухмыльнулся и готов был отвернуться от окна – но в этот момент, опираясь на руку студента, из экипажа выбралась девушка. В кабачке как-то сразу стало тихо.

Лицо ее казалось озабоченным, бледным от усталости и печальным от дождя – но даже это не могло его испортить. Это было совершенное, почти что выточенное из мрамора лицо – только там, где у мраморных статуй белеют слепые мертвые очи, у этой девушки матово поблескивали темные, спокойные, без тени кокетства глаза.

Как и одежда ее спутника, платье приезжей было простым дорожным платьем – не умеющим, впрочем, скрыть ни прекрасных форм, ни легкости и гибкости движений. Девушка соскочила на булыжник рядом с юношей – тот что-то сказал, и мягкие губы его усталой спутницы чуть улыбнулись, а глаза, казалось, стали еще глубже и ярче.

– Немыслимо, – прошептал Эгерт.

Кучер тронул карету – оба отскочили, спасаясь от брызнувшей во все стороны жидкой грязи. Потом молодой человек вскинул на плечо объемистую котомку – и вдвоем, держась за руки, приезжие вступили во владения «Благородного меча». Закрылась увитая вензелями дверь.