Утраченный рай

– Ну, если только в интересах дела. Да, пожалуй, так будет лучше, – промямлила я.

– Вот и прекрасно. Итак, ровно через четыре дня я позвоню вам и сообщу о времени встречи.

Алексеев тепло попрощался со мной, я же больше почти ничего не говорила, словно от волнения потеряла дар речи. На самом же деле я внутренне ликовала. «Браво, Татьяна Александровна, есть-таки штука посильнее красоты. Это талант, и его у тебя не отнять!»

Вечером я явилась с отчетом к Борису Дмитриевичу. Он жаждал услышать все до мельчайших подробностей и насладился ими сполна.

– Я вот только не поняла, что у него за секретарь? – поинтересовалась я у Завадского. – Он что же, привез личного секретаря из Москвы?

– Не знаю, ничего об этом не слышал. Была просто офисная секретарь-референт. Алексеев ведь до всех своих неприятностей занимал достаточно высокий пост – возглавлял Фонд развития современного искусства. Так вот, референт – обычная девочка, готовила кофе, отвечала на телефонные звонки и все такое прочее – словом, как везде принято. А насчет личного секретаря я ничего не знаю. Любопытно. Видимо, нововведение, наверняка кто-то из местных. Как бы это разведать, Танюша?

– В принципе через четыре дня я и так все узнаю. Но если хотите, могу попробовать устроиться в отсутствие хозяина горничной (разумеется, в своем натуральном виде, без маскировки) и успешно провалиться. Зато выясню, что за птица этот секретарь.

– Не знаю, надо обдумать. Может, и не стоит пороть горячку. Как бы он вас потом не вычислил. Нет, пожалуй, не нужно.

– Как скажете. У меня-то уже руки чешутся.

– О, а вот пыл свой умерьте, Танюша. Вы ведь теперь должны, как Штирлиц, следить за каждым своим шагом. Допустим, в профессиональном плане вы сможете пустить пыль в глаза. Но подводят-то всегда какие-нибудь мелочи, которых не боишься и на них-то как раз и попадаешься.

– А вы сами-то, случаем, в разведшколе не учились? – позволила я себе съехидничать.

– Танечка, милая, я знаю, что умного учить – только портить. Просто у меня большой жизненный опыт, и мне доводилось попадать в ситуации, когда следовало скрывать свои истинные эмоции.

Я хотела было еще что-нибудь съязвить, но вдруг вспомнила, как, увидев первый раз красавца Алексеева, приосанилась и подбоченилась. Вот именно о таких машинальных глупых промахах и говорит Завадский. Вдруг у кого-то из прислуги окажутся внимательные глаза. Все верно, надо приучаться следить за собой.

Борис Дмитриевич тем временем посетовал:

– Жаль, Танюша, что вы не сможете присутствовать, когда коллекцию привезут. Возможно, что-то удалось бы узнать. Наверняка самые ценные картины будут выгружаться отдельно. Но это момент сакральный. Скорее всего, Алексеев не допустит и пресловутого личного секретаря на это священнодейство.

– Может, попробовать все-таки проследить за перевозкой картин?

– Танечка, Татьяна Александровна! Мы с вами договаривались – в таких серьезных вопросах никакой отсебятины! Это непростительный риск. Будем следовать продуманному плану. Помните, ваша первая задача – хорошенько сориентироваться в доме и нарисовать его план во всех подробностях, включая кладовые, ванные и туалетные комнаты. При первой возможности передать его мне. Я внимательно изучу этот план. Как я уже объяснял, картины, которые хотят скрыть от посторонних глаз, в холлах и гостиных вывешивать не будут. Поэтому у нас есть три варианта. В самом простом случае это может быть какая-то особая комната, которая всегда заперта на замок. Причем на такой, который не откроешь вашей универсальной отмычкой. Замок кодовый, с паролем. А пароль может меняться. В общем, при таком варианте вам придется здорово поработать головой и всякой вашей шпионской техникой. Вариант второй – тайники. Прежние владельцы были люди небедные. Наверняка в доме предусмотрены тайники для особых ценностей. Но владельцы выехали из страны, их разыскать непросто. Да и потом – если бы мне удалось их найти и я стал бы покупать у них информацию о тайниках, на что это было бы похоже? На их месте любой нормальный человек сообщил бы обо мне как минимум новому владельцу дома. Кроме того, Алексеев в целях безопасности может не захотеть пользоваться прежними «схронами» и сделает свои собственные. Поэтому их мы должны искать сами. На плане, который вы мне передадите, я, как человек искушенный в таких делах, отмечу наиболее вероятные, на мой взгляд, места и найду возможность передать его вместе с комментариями вам обратно. Вы же, разумеется, не должны замыкаться только на моих соображениях. Изнутри многое виднее. Тем более что у вас прекрасная интуиция – побольше полагайтесь на нее.

– А третий?

– Что «третий»?

– Ну, вы сказали, есть три варианта.

– А-а, – усмехнулся Завадский, – третий вариант, голубушка, – это чудо. Что-нибудь из области фантастики. Например, Максим Леонидович настолько будет вами очарован, что захочет преподнести вам «Танцовщицу» в знак своего расположения.

Я молча улыбнулась, но про себя подумала, что и третий вариант не стоит так-таки отметать напрочь.

– Ну что же, Танечка, у вас есть четыре дня. Посвятите их подготовке, подчищайте хвосты в цветоводстве и философии, вживайтесь в образ. Ну а я с нетерпеньем жду первых плодов вашей деятельности.

На этом мы расстались с Завадским.

Ближайшие три дня я, не расслабляясь, готовилась стать Штирлицем в юбке. Помимо совершенствования теоретической подготовки, прокручивала в голове все мелочи, которые могли бы меня выдать, и боролась с ними. Например, отказаться от курения было выше моих сил. Но я отработала для себя совсем иную манеру держать сигарету. И никогда не дожидаться, пока кто-то галантно поднесет мне зажигалку. Отказалась и от прочих мелких привычек и повадок шикарной женщины. (Оказалось, их у меня немало.) Еще я на всякий случай освежила в голове популярную книжку по психологии жестов «Язык тела», чтобы не попасть впросак и здесь. Однако переусердствовать с муштрой мне тоже не хотелось. Я прежде убеждалась, что моя стихия – импровизация и интуиция. Слишком вышколенная и начисто лишенная естественных реакций персона тоже может вызвать подозрения. У нас в академии читали обзорный спецкурс по истории контрразведки. И любимой байкой нашего преподавателя была история о том, как в годы Великой Отечественной войны провалился блистательный советский резидент. Он погорел как раз на излишнем самоконтроле. Во время инструктажа, проводимого с офицерами одним из высших чинов рейха, за спиной сидящих громко хлопнула форточка. Вздрогнули все, кроме нашего резидента. На что высший чин немедленно отреагировал: «Хорошо вас там, в России, готовят!»

В общем, дни пролетели незаметно. И вот раздался долгожданный звонок:

– Татьяна Александровна? Здравствуйте, это Максим Леонидович вас беспокоит.

– Очень рада вас слышать.

– Вы еще не передумали работать в моем саду?

– Нет, что вы, я, напротив, опасалась, что вы за это время подберете более подходящую кандидатуру.

– Татьяна Александровна, голубушка, вы себя недооцениваете. Но об этом мы еще успеем поговорить. А пока я жду вас сегодня в шесть часов вечера на собрание всего персонала. До встречи!

До назначенного времени оставалась еще пара часов. Я позвонила Завадскому, он пожелал мне удачи, и я начала собираться.

На собрание я прибыла вовремя. Около ворот уже стоял крепкого телосложения молодой человек – видимо, новый охранник. Я назвала себя, он открыл ворота и предложил пройти в гостиную на первом этаже дома.

Кроме меня, там находились уже двое. В первом сразу угадывался повар. Это был полненький, лысенький и очень жизнерадостный человечек. Он все время потирал ручки, словно ему не терпелось произнести: «Ну-с, прошу всех к столу!» Вторая, вероятно, была горничной. И по ее виду я позволила себе сделать предположение, что господин Алексеев какое-то время собирается проживать без супруги. Или его жена настолько лояльна к горничным? Трудно поверить, что это белокурое созданье с ясным невинным взглядом Клаудии Шиффер и с ее же пропорциями согласится носить темную униформу до щиколоток, с наглухо застегнутым воротничком и белым передничком. Ну разве что один только передничек. Пока ее наряд состоял в основном из очень эффектных сапожек, ну и еще пары лоскутков ткани в некоторых местах. Впрочем, на плечи была наброшена курточка. Я поймала себя на том, что испытываю нечто похожее на уколы ревности. Значит, мой магнат (ишь ты – «мой», размечталась!) не считает, что суперсексапильная горничная будет плохо справляться со своими обязанностями. Почему же такая дискриминация к садовницам!

Мое появление было замечено не сразу, поскольку живчик-повар увивался вокруг «Клаудии» и медовым голосом ворковал:

– Ну что за мода такая нынче, всякие там диеты-шмиеты. Нет уж, Тусенька (оказывается, «Клаудия» отзывалась на загадочное имя Туся), я буду не я, если вы моими стараниями не прибавите килограммчиков пять-шесть, а то и поболе.

Шутка звучала весьма двусмысленно, и не будь я в образе, не преминула бы это вслух прокомментировать. Туся же мило хихикала и хвасталась повару, какая она счастливая – может есть сколько угодно и ничуть при этом не поправляться.

– Мне все подружки просто обзавидовались. Говорят, у меня ускоренный этот, как его… слово еще такое… ботулизм, что ли.

– Господь с вами, Тусенька! Вы, наверное, имеете в виду метаболизм – обмен веществ. Вот и чудненько. Тогда я буду баловать вас своими пирожными. Я умею делать замечательные эклеры, но никто их не желает кушать – все худеют, видите ли.

Я решила наконец прервать их воркование и тихо и невнятно, как и подобает «мыши», поздоровалась:

– Добрый вечер, извините, я не ошиблась, собрание персонала состоится здесь?

Туся чуть встревоженно обернулась на женский голос, но, скользнув по мне беглым взглядом, моментально оценила ситуацию – прибывшая относится к породе страшненьких ученых мышей, следовательно, соперничать с пушистенькой кошечкой Тусей за привязанность хозяина никак не может.

Повар же оказался из той милейшей породы мужчин, которые с женщинами галантны и приветливы, даже если те страшнее атомной войны. Причем эти мужчины совершенно искренни, женская некрасивость их умиляет и вызывает желание покровительствовать. Словом, это оказался настоящий рыцарь.

– О! Как славно! В нашем коллективе появилась еще одна представительница прекрасного пола.

Туся чуть слышно фыркнула, повар же продолжал:

– Проходите, располагайтесь. Позвольте отрекомендоваться – Олег Петрович. Подвизаюсь на поприще чревоугодия, повар, проще говоря. А вас как величать?

– Татьяна Александровна. Я садовник.

– Вот как? Чудненько, очаровательно. А вот это прелестное дитя – наша Тусенька, горничная, знакомьтесь.

Тусенька, как я и подумала, оказалась из тех девушек, которые могут сказать о другой женщине что-то хорошее только на ее похоронах. Поэтому она ангельским голоском прощебетала:

– А я всегда думала, что садовниками бывают только мужчины. Почему вы выбрали для себя такую грубую мужскую профессию? Впрочем, вам она, пожалуй, идет.