Наша девочка

– Если отпустят, – ответила Наталка.

– Слушай, ты совсем странная, – обратилась она ко мне. – Если ты сейчас упадешь, мама нас точно вечером не выпустит.

– Не упаду, – процедила я, наконец справившись с языком.

– Ладно, сиди здесь. Я пойду жуков дособираю.

Наталка убежала, гарцуя и подпрыгивая, как молодая лошадка. Она вообще ходить спокойно не умела, все время бегала. А если стояла на месте, то обязательно подскакивала и дрыгала ногами. Даже за столом умудрялась двигаться – елозила, болтала ногой, раскачивалась на стуле. Меня же все детство учили ходить спокойно, не подскакивать, не шаркать, не раскачиваться, не мотать головой и ногами, не размахивать руками и желательно все делать тихо. Не громыхать тарелками на кухне, не расплескивать воду, не ронять предметы, не двигать стулья по полу, а передвигать их аккуратно. Было еще много всяких «не» – не кашлять, не прикрыв ладонью рот, не смеяться слишком громко, не вытирать рот, нос и все остальное рукой – только салфеткой, не чесаться. Иногда мне казалось, что даже дышать нужно тихо и редко. Поэтому на Наталку я смотрела с восхищением и завистью – она вытиралась как хотела, чесалась, грохотала, бегала, роняла чашки. Она была другой, и тетя Соня тоже.

В городе нужно было быть тихой, а здесь можно было стать громкой. В городе все дети в квартирах были обречены на тихие занятия: «Не стучи мячом, соседи будут жаловаться, не плещись в ванной, а то соседи решат, что мы их затопим, и придут ругаться. Лучше порисуй, возьми вышивку, почитай. Нет, телевизор громко включать нельзя, проигрыватель с пластинками – сделай потише звук. Что ты топочешь как слон? Соседка снизу опять будет жаловаться». Моя мама, когда заходила в квартиру, снимала туфли на каблуках и ходила на цыпочках, потому что соседка снизу кричала, что мы «стучим ей по голове».

Разрешенным шумом считалось только пианино – сын соседки сверху учился в музыкальной школе и нещадно терзал инструмент. Но соседи не возмущались – искусство все-таки.

Опять же, я и представить себе не могла, что сяду за стол завтракать, прежде чем почищу зубы, умоюсь и переоденусь в домашнее платье. Сейчас был уже полдень, а про зубы мне никто даже не напомнил.

Я не знала, как мне быть. Боялась спросить тетю Соню, от которой в прямом смысле слова теперь зависела моя жизнь, как до этого она зависела от тети Зины. Я боялась спросить Наталку, потому что очень хотела ей понравиться. Вот тетю Тамару я бы могла спросить про утренние умывания, но ее не было, и где ее искать, я не знала. Я сидела на земле, боясь пошевелиться и выдать шумом свое присутствие, и думала о том, что у меня сегодня будет первое настоящее свидание с мальчиком. Такое свидание, о которых я читала в книжках. Мы будем идти рядом, не смотреть друг на друга, а земля будет уходить из-под моих ног. Настоящее свидание с рыцарем, который меня спас, донес на руках до дома и теперь волнуется, спрашивает, как я себя чувствую.

Только почему он меня назвал Кариной? Может, он приглашал другую девочку, не меня? Но ведь тетя Соня тоже называла меня Кариной. Значит, меня, точно меня. Надо будет сказать Мишке, что меня зовут Катерина, Катя. Или не говорить? Пусть зовет как хочет. Лишь бы меня. Но почему Наталка к нему так равнодушна и разговаривает с ним по-свойски, как давний друг? Неужели он ей совсем не нравится? Я попыталась вспомнить, как выглядит Мишка, но не могла, как ни старалась – закрывала глаза, пыталась восстановить в памяти черты его лица. Бесполезно. Руки его помнила, лицо – нет. В какой-то момент я даже испугалась – а вдруг он некрасивый? Вдруг он мне только показался красивым? А на самом деле у него уши торчат лопухами или ноги кривые. Нет, он не мог не быть красавцем. Ведь он нес меня на руках! И был главным в компании. Значит, самым лучшим на свете. А что такое казаки-разбойники? Что за игра? Надо спросить у Наталки. Только будет ли тогда это считаться свиданием, если соберется целая компания? Нет, значит, не свидание. Мне стало плохо, в груди опять случился взрыв, и я решила лечь, чтобы разноцветные мухи, которые летали перед глазами, прекратили уже мельтешить. Судя по всему, я опять потеряла сознание. Очнулась оттого, что вдруг стало холодно и мокро. Надо мной стояла тетя Тамара с ковшом в руках. Рядом прыгала Наталка, а тетя Соня держала наготове еще один ковшик. Я закрыла глаза, чтобы насладиться страданиями без свидетелей, но слышала все, что они говорят.

– Наталка, что вы делали? – спрашивала обеспокоенно тетя Соня.

– Ничего. Здесь сидели, ногти клеили. Я Каринке кукурузу показывала – она никогда кукурузу не видела. Потом я пошла жуков собирать. Каринка жуков боится, – перечисляла моя подружка. – А что такое? Что я не так сделала?

– Зачем ты ее одну оставила? Мы же тебя предупреждали – нельзя Карину одну оставлять, – говорила тетя Соня.

– Или жуки, или она. Я что, разорваться должна? – огрызнулась Наталка.

– Как ты со мной разговариваешь? Никто не говорит, что разорваться. Ты же понимаешь, что ей тяжело. Ничего не видела, не знает. Вчера плохо было, сегодня опять вот. Что я ее матери скажу? Что мы недосмотрели?

– Ну я же не знала, что она опять отключится! – воскликнула Наталка. – Что ей, и ногти нельзя делать?

– Все, иди за братом присмотри. И полы помой в доме.

– За что? – ахнула Наталка.

– Иди, я сказала!

Наталка убежала, а тетя Соня обратилась к тете Тамаре.

– Что мне с ней делать? Так жалко девочку. Ты сказала, чтобы я ее как Наталку воспитывала. Она сама попросилась жуков собирать. Надо было ее в постели держать?

– Акклиматизация, – ответила тетя Тамара и потрогала мой лоб.

– Тетя Тамара, – я сделала над собой усилие и открыла глаза, – я зубы сегодня не чистила. И не умывалась. Что мне делать? Я даже позавтракала до этого. Это можно? Меня не будут ругать?

– Что? Какие зубы? Я не понимаю, – тетя Соня положила мне на лоб мокрое полотенце.

– Соня, у нее стресс, – тихо говорила тетя Тамара, подставляя мне кружку с отваром. – Она не знает, как себя вести, и очень боится. Она хочет вам понравиться, но не знает, какие здесь порядки. Вот она не умылась и зубы не почистила, а вы ее за стол усадили и жуков отправили собирать. А она переживает – можно ей или нельзя. Понимаешь?

– Тамара, я же не думала… Я же не умею с такими детьми!

– Ничего сложного. Представь, что она – как Тамик. И ты ее учишь – как и когда зубы чистить, умываться. Как есть, пить…

– Что ты говоришь? Я не понимаю! Она же не лялька! Она взрослая девочка! И не пойму – почему она переживала? Во дворе умывальник. Кто же ей не давал умыться, если она хотела?

– Соня, она такой умывальник в глаза не видела! Сама подумай! Она воду из колонки не умела пить, а ты про умывальник. Ну висит что-то, а как пользоваться – она же не знает! Ну, представь, если тебя взяли и привезли на север, например. Где холод 50 градусов мороза и пингвины ходят.

– Да я бы туда и не поехала! И не стала бы жить с пингвинами. Никто бы не стал, – хмыкнула тетя Соня.

– Ладно, объясню по-другому. Вот ты ела абрикос?

– Что ты спрашиваешь? Шутишь опять? У нас тут девочка больная, а ты шутишь! Ты скажи, что делать, я все сделаю!

– Вот я тебе и объясняю. Ты ела абрикос. А она не ела. Никогда. Даже не знает, что это такое. Только на картинке видела. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. Что ж, у них в городе детей не кормят? Голод там, что ли, раз абрикосов нет?

– Хорошо, пусть будут не абрикосы, а яйца. Вот ты откуда яйца берешь?

– Из курятника. Откуда же еще?

– А она курятника в жизни не видела и думает, что яйца берут из маленькой коробки картонной. В магазине. Понимаешь?

– Да быть такого не может. Кариночка, девочка, – тетя Соня ласково погладила меня по голове, – скажи, яйца откуда берутся?

– Курица несет, – ответила я.

– Вот, все она знает! Я думаю, что ее сглазили. Там, в городе, или в поезде. Может, эта тетка, которая ее везла сюда, и сглазила. Давай ты с нее заговор снимешь. На всякий случай. Хотя бы яйцом. Мы никому не скажем, а мне спокойнее будет. Тамара, пожалуйста. И оберег ей надо сделать. На шею повесим.

– Соня, ты меня сколько лет знаешь? Ну какие заговоры? Какие обереги? Я – знахарка! Я в травах понимаю да отвары варю. Лечить умею. А заговоры – это для наших сельских гусынь.

– А погоду кто предсказывает? – не унималась тетя Соня.

– Так тут на небо посмотри, любой предскажет.

– Томочка, ну, пожалуйста, ну сними с нее порчу. Ради меня.

– Ладно, неси яйцо и воду, – махнула рукой тетя Тамара.

– Да, сейчас! – обрадовалась тетя Соня.

Тетя Тамара, воспользовавшись отсутствием тети Сони, вылила на меня еще один ковш с водой, растерла мокрым полотенцем руки, ноги, грудь. Помассировала мочки ушей. Я пришла в себя и села.

– Ну как ты? – спросила она.

– Хорошо. Тетя Тамара, а почему меня все Кариной зовут?

– Как тебе сказать… Это привычнее для местных. Тебе не нравится?