Сталинградское побоище. «За Волгой для нас земли нет!»

Части 16-й танковой дивизии Вермахта форсируют Дон. На понтоне – штабной бронетранспортер Sd.Kfz.251/3. Август 1942 года

Сталинград в эти часы и в самом деле больше всего напоминал ад. Город горел так, что на расстоянии 20 км от него ночью можно было читать. Сколько людей погибло в этом аду не знает никто. Накануне Великой Отечественной войны население города составляло 445 тыс. жителей. К августу 1942 года по понятным причинам оно уменьшилось – значительная часть мужского населения была призвана в армию, какая-то часть жителей (весьма незначительная) была эвакуирована. Однако в августовские дни 1942 года город был наполнен беженцами и эвакуированными из Донбасса и западных районов Сталинградской области. Сколько их было? Неизвестно. Зато известно, сколько было переправлено через Волгу голов скота, повозок и тракторов. Судя по воспоминаниям А.И. Еременко, в городе не сыграли даже воздушную тревогу. Немецкий налет явился полной неожиданностью и для ПВО, и для городских властей!

Вот еще одно свидетельство очевидца. Полковой инженер Виктор Некрасов находился в эти дни в Сталинграде, видел все собственными глазами и после войны описал в своей знаменитой книге «В окопах Сталинграда».

«Из-за вокзала медленно, торжественно, точно на параде, плывут самолеты. Я еще никогда не видел такого количества. Их так много, что трудно разобрать, откуда они летят. Они летят стаями, черные, противные, спокойные, на разных уровнях. Все небо усеяно плевками зениток.

Мы стоим на балконе и смотрим в небо. Невозможно оторваться.

Немцы летят прямо на нас. Они летят треугольником, как перелетные гуси. Летят низко – видны желтые концы крыльев, обведенные белым кресты, шасси, точно выпущенные когти. Десять… двенадцать… пятнадцать… восемнадцать штук… Выстраиваются в цепочку. Как раз против нас. Ведущий переворачивается через крыло, колесами вверх. Входит в пике. Я не свожу с него глаз. У него красные колеса и красная головка мотора. Включает сирену. Из-под крыльев вываливаются черные точки. Одна… две… три… четыре… десять… двенадцать… Последняя белая и большая. Я закрываю глаза. Вцепляюсь в перила. Это инстинктивно. Нету земли, чтобы в нее врыться. А что-то надо. Слышно, как «певун» выходит из пике. Потом ничего нельзя уже разобрать.