Византийский манускрипт

Тавров продиктовал адрес своего ящика на Яндексе и в ожидании ответа от Далинского решил выяснить, что такое инсигнии. Всеведущий Интернет немедленно удовлетворил его любопытство.

Инсигнии в широком смысле слова означали – символы власти. Понятно, что в таком ключе меч, скипетр и держава Повелителя Мира, несомненно, подпадали под это определение. Непонятно было одно: какое отношение они имели к металлической пластине, которой так интересовался Брен?

Тавров просмотрел почту, обнаружил там послание с вложением зазипованных файлов и с нетерпением распаковал архив. Там находились отсканированные копии дневника Дудича и манускрипта в PDF, а также вордовские доки с подстрочным переводом и комментариями. Впрочем, комментарии были лишь к дневнику Дудича. Тавров вспомнил, что Далинский не понял, о чем идет речь в манускрипте, и ограничился подстрочником, причем чужим.

Перевод манускрипта оказался достаточно коротким, и Тавров начал с него.

«Ты уже понял истинное значение предметов и теперь можешь проникнуть в самое сокровенное, в то, что было скрыто от всех, кто был до тебя. Ибо не человек определяет: кому, что и когда будет открыто. И есть в этом та печаль, что Посвященный обуреваем гордыней и не осознает, что не он выбрал свое Величие, но Величие выбрало его. Осознай это и смири порывы. И внимай тому, что будет сказано. Ибо это и есть суть того откровения, что должно быть доведено до тебя. Знай, что Анам и Атап, Кавелла и Норихон ждут своего часа обретения свободы. Но тот, кто обладает ими, должен их питать, пока они не освободятся. Взамен они даруют силу и власть: Анам, Атап и Норихон есть Власть, а Кавелла есть Сила. Но что дают, то и забирают. Заберет Кавелла души врагов, но и ты уплатишь ему дань. Пронесут Анам и Атап власть твою над теми, кто был врагом твоим, и ты уплатишь дань. Сделает твоих врагов слугами покорными Норихон, и тут твоя дань ему. Помни: даже у самого большого сосуда есть дно. И будешь платить ты им дань и питать их, пока не освободятся они от оков форм своих или пока не увидишь ты дно своего сосуда. И если возжелаешь их освободить, то знай, что путь тот не проходил еще никто, ибо не нашелся еще тот, кто не устрашился бы этого. Освободить Анама и Атапа легко: пусти их бежать по пути Кавеллы от Жизни до Смерти, и разделятся они, и не сольются, ярость их испепелит все вокруг, и горе тому, кто не встал под защиту Врат Миров и Норихона. Потому прежде сложи Врата, как было сказано раньше тебе. И помни: путь Кавеллы от Смерти до Жизни идет от начала сложения Врат. И огради себя Кругом, а внутри круга по четырем сторонам поставь печати, о которых раньше сказано было. И помни: Анам зрит Восход, а Атап зрит Закат, Кавелла рожден Низом, Норихон рожден Верхом. Верх пред тобой, Низ позади, узри Врата Миров. И если сделал все правильно, то сделай, как было уже сказано. И пробегут Анам и Атап путем Кавеллы от Жизни до Смерти, и разделятся они, но не смогут сойтись, ибо будут по разные стороны. Но не смогут разбежаться, ибо будут на одной стороне. И будет бег их бесконечен, как их ярость, сжигающая тех, кто не охранен Норихоном и Вратами. И выйдут на Свободу Кавелла и Норихон, и восславят Повелителя. И присоединится к ним войско, истомленное вечным ожиданием, и не рухнут Миры, но сольются под властью Повелителя Хаоса. И исчезнет Жизнь, но не станет Смерти. Предначертанье сбывается, но мощеной дорогой способен идти и слепой. И если зрячий идет тем же путем, то в чем его преимущество перед слепым? Несущий камень должен думать о храме, что воздвигается из этих камней, а не о больной спине. Каждый слышит слово, но не каждому дано осознать его суть. Есть ноша, которую нельзя сбросить, но можно переложить: так умирающий назначает опекуна над своими детьми. Что сказано, то вброшено в землю и не пропадет: плодородная почва взрастит урожай, а мертвая брошенное сохранит в целости».

Тавров не понял ничего. Впрочем, Далинский тоже не понял. Да и надо ли понимать? Пока нет доказательств, что манускрипт интересовал Брена. Зато его интересовала госпожа Кайтелер. Почему? Это необходимо выяснить, но для разговора с Кайтелер надо ехать в Питер. А вот Кудасов живет в Москве. У него есть артефакт, которым так живо интересовался Брен. Значит, следует начать с него.

Тавров нашел в записной книжке номер телефона Кудасова, сообщенный ему Далинским. Звонки шли довольно долго, и ответили ему только со второй попытки:

– Слушаю.

Голос глухой, недовольный.

– Это господин Кудасов?

– А это кто?

Довольно неприветливо. Впрочем, когда на ваш мобильник звонит незнакомый человек, это всегда вызывает некую настороженность.

– Частный детектив, Тавров Валерий Иванович. Я вам уже звонил, помните? Ваш номер телефона мне дал господин Далинский. Я хотел бы поговорить с вами.

– По поводу чего?

– По теме, представляющей для нас взаимный интерес, – уклончиво ответил Тавров.

– Я вас не знаю, а потому вряд ли у нас может быть тема, представляющая взаимный интерес, – немедленно ответил Кудасов и отключился.

Тавров чертыхнулся и снова полез в записную книжку, чтобы выяснить имя и отчество на редкость неприветливого уфолога. Затем набрал номер снова.

– Владислав Александрович, не валяйте дурака, а послушайте хотя бы минуту, – раздраженно сказал Тавров.

– Что вам нужно?

– Я расследую исчезновение Виктора Брена, и по этому поводу нам необходимо побеседовать.

– Я никогда не видел никакого Виктора Брена, а потому ничем не могу вам помочь, – ответил Кудасов. – И, насколько я помню, я вам это уже говорил.

– Вы, вообще, поняли, что речь идет об исчезновении человека, который почему-то заинтересовался вами, хотел с вами непременно связаться и вскоре после этого пропал при весьма странных обстоятельствах? – вкрадчиво осведомился Тавров. – Подумайте, что будет, если вдруг завтра обнаружат труп Брена! Вам наверняка придется давать показания в милиции, и скорее всего в качестве подозреваемого. Меня же вызовут свидетелем, и я обязательно сообщу органам, что вы отказались отвечать на мои вопросы. Согласитесь, что в сложившихся обстоятельствах встретиться со мной – в ваших интересах.

– Хорошо, завтра я вам перезвоню, – после небольшой паузы предложил Кудасов.

– Я предлагаю встретиться сегодня, в любое время и в любом указанном вами месте, – выдвинул контрпредложение Тавров.

– Давайте в восемь вечера, в Марьине, в трактире «Елки-палки», – вздохнул Кудасов. – И предупреждаю: у меня будет в распоряжении не больше часа.

– Надеюсь, этого окажется достаточно. Я одет в темно-синие брюки и синюю рубашку с короткими рукавами. В руках буду держать газету «Аргументы и факты».

Кудасов хрюкнул в трубку и поинтересовался:

– А пароль?

– Мы сегодня оба одинаково небрежны, – серьезно ответил Тавров и дал отбой.

* * *

Зал в марьинских «Елках-палках» оказался небольшим и не очень уютным. Главное достоинство: не слишком шумно и рядом с метро. Кудасов был уже на месте. Тавров сразу узнал его по описанию Далинского. Лет тридцати пяти, высокий, худощавый, с редкими волосами и сухим лицом аскета. Он сосредоточенно пил пиво и курил сигарету. В пепельнице перед ним уже лежали три окурка. Видимо, он дымил непрерывно, потому что едва официант поменял пепельницу, как Кудасов тут же прикурил сигарету от окурка, а окурок с силой вдавил в стеклянное дно.

Тавров подошел к Кудасову, бросил на столик газету и спросил:

– Извините, здесь свободно?

Кудасов поднял глаза, усмехнулся и произнес:

– Да, конечно… Мы сегодня оба одинаково небрежны. – И сказал проходившему мимо официанту: – Еще две кружки пива и пару пирожков с мясом. Здесь превосходные пирожки, – пояснил он Таврову и спросил: – Слушайте, я все никак не могу вспомнить: откуда эта фраза, про небрежность?

– «Щит и меч», – ответил Тавров, изучая меню.

– Черт, забыл классику! – посетовал Кудасов. – Ну, давайте к делу.

Тавров достал из кармана и выложил на стол шесть фотографий. На четырех из них были совсем незнакомые Таврову люди: он специально держал эти снимки для опознаний. А на двух оставшихся – Брен и Шрайбер.