Эпоха рыцарских каруселей и аллегорических маскарадов в России

Удивительное упоение зрителей прервалось опять сигналом, данным богинею Славы, вследствие которого амфитеатр вновь обернулся около своего центра к третьей сцене. Там было изображено Марсово поле в виде цирка; арена длиною в 700 футов оканчивалась троном в китайском вкусе, на котором помещалась богиня Благополучия с двумя питомцами. Заслуги по бокам и окруженная толпой мандаринов, бонз и т. п.

Игры, служившие основанием этому новому зрелищу, представляли повторение тех упражнений, которые входили в программу воспитания кадетов корпуса и которые были введены в это заведение господином Пошэ. Сцена освещалась 200 хрустальными люстрами с 25 свечами в каждой. Цирк был украшен с правой и левой сторон арками, между которыми на скамьях помещались витязи благодарности, принимавшие участие в первом зрелище. Посреди цирка питомцы благополучия занимались всевозможными упражнениями, сгруппированными таким образом, что все зрители в одно и то же время наслаждались их лицезрением.

Одни из них старались перескочить через ров в 15 и 20 футов ширины; другие молодые люди вступали в единоборство или состязались в фехтовании; некоторые бросались одетые в пруд, стремясь взобраться первыми на скользкие мачты, воздвигнутые среди пруда; и они возвращались оттуда, неся в руках стрелы, пущенные их товарищами в чучела птиц, прикрепленных к мачтам высотою в 60 футов.

Это гимнастическое состязание сопровождалось каруселью, во время которой воспитанники гарцевали на настоящих лошадях, стараясь вызвать благосклонный взгляд или рукоплескания их благодетельницы.

Празднество заканчивалось раздачею наград, которые были розданы получившим их самой богиней, выступавшей вперед с своим кортежем при звуках цимбалов. Любовь к отечеству и бог Искусств сопровождали это блестящее шествие, имея в главе гения заслуги и воспитанников, удостоенных награды.

4-е аллегорическое зрелище

Радостные возгласы были прерваны звуком трубы богини Славы, по знаку которой амфитеатр в последний раз обернулся к новой стороне зрелища, долженствовавшего должным образом увенчать этот волшебный праздник.

Театр представлял храм Януса, смежный с храмом Моды. В нем была представлена небольшая лирическая комедия сочинения господина Пошэ под названием «Мода, личина коей сорвана гением любви к отечеству». 24-летнее пребывание автора в России дало ему возможность изучить эту страну и передать ее дворянству несколько полезных идей, могущих принести добрые последствия.

По смерти императрицы Елисаветы финансовое положение государства было в большом беспорядке. Любовь к роскоши и страсть к игре вошли в обычай у знатнейших фамилий империи, всегда готовых следовать примеру двора. Императрица Екатерина II по восшествии своем на престол решилась заняться искоренением этих злоупотреблений; но чтобы вернее от них избавиться, надо было найти способ искусно на них подействовать. Тогда-то и родилась идея устроить знаменитый аллегорический и сатирический маскарад, под названием «Извращенный мир», составление программы которого было поручено господину Пошэ. Там можно было видеть колесницы, запряженные ослами, волами, свиньями, сопровождаемые обезьянами, и более 1000 лиц, представленных в смешном виде: судей, переодетых лисицами, офицеров – сурками, купцов – щеголями и наконец ворон и коршунов, разрядившихся в павлиновые перья и т. п. Аллегория эта являлась в слишком мягком виде, чтобы раскрыть глаза русскому дворянству относительно его смешной страсти к моде и других пороков; беспорядочность оставалась по-прежнему, несмотря на постоянные усилия императрицы вырвать с корнем обычаи, могшие послужить к разложению нации. Славная повелительница поставила, наконец, себе за правило: удостаивать своей благосклонностью только лиц, заслуживших это, и устранять от дел и занятия почетных постов тех лиц благородного сословия, которые были заражены пороками прежней придворной жизни.[8 - «Некоторые из них доходили до такого самозабвения, что натирали оконечности пальцев пемзой для приобретения более нежного ощущения во время игры в карты; другие же из боязни кары, предназначенной против всех игроков, не осмелясь прибегать к игре в карты, придумали способ держать пари на быстрый бег тех отвратительных насекомых, даже названия которых избегают в наших странах. Стол заменяет песчаную равнину. Для этих бегунов в новом роде; игла, вбитая в середину стола, является достойным барьером в их соревновании. Один молодой русский умел так искусно приготовлять подобные иглы, уснащенные помадой, что из множества банков, которые выкладывались по этому поводу, две трети выигрыша выпадали на его долю» (примеч. «Journal de litterature»).] Правило это послужило основанием комедии «Мода, личина коей сорвана любовью к отечеству». Вот ее фабула:

Меркурий, завидуя могуществу Благополучия и не имея возможности помешать счастию Аполлона, у которого он успел только с помощью бога Момуса похитить лиру, решается из жажды мести развратить нравы подданных Благополучия. Мода, будучи предметом их поклонения, является в самом прихотливом виде. Ее несут на богатом паланкине, взятом в долг и никогда не оплаченном; голова ее украшена самыми пахучими цветами; она шествует в сопровождении Момуса, превратившегося в ее управляющего, жаждущего ее же разорить, наемного адвоката, картежника-офицера, лживого храбреца, лихоимца и взяточника-таможенника; этот кортеж замыкают эмпирики и аптекари, представляющие все вместе поклонников Моды, приобретенных ею во владениях Благополучия.

Является бог Любви к отечеству, держа в руках зерцало истины. Он подходит к питомцам Благополучия, ослепленным модою. Возвратив им зрение, он разбивает аптекарские сосуды и извлекает из них огни оливкового цвета, отражающиеся на лицах поклонников моды. Он пользуется этим моментом и представляет им зерцало истины. Устыдясь видеть себя в непривлекательном и смешном виде, они отрекаются от своего заблуждения и при радостных восклицаниях насмехаются над модой и ее единомышленниками, которые со стыдом удаляются, видя себя уличенными в глупости в то время, когда надеялись быть повелителями. Любовь к отечеству освобождает из цепей лиц, возвращенных им к истине, и предлагает одной из особ собрания основной конец гирлянды, служившей им целью. Вдруг внезапно по искусному знаку, непостижимому даже для особы, взявшейся за гирлянду, глубина театра воспламеняется и образует фейерверк из китайских огней, изображающих разрушенный храм Моды. Этот фейерверк оставляет место для статуи Петра I, изображенного в виде Конфуция как законодателя империи. Это новый памятник, воздвигнутый Любовью к отечеству в честь Благополучия.

В то время, как более четверти часа продолжался фейерверк, Любовь к отечеству и ее новые сподвижники пригласили собрание сойти с амфитеатра и повели зрителей, как бы желая дать им возможность опомниться, под своды, иллюминированные разноцветными огнями. Когда зрители были приведены к концу этой темной аллеи, бог вручил ключ фельдмаршалу князю Голицыну. Тот отпер дверь, и собрание вошло в ротонду, разделенную на 12 зал, представлявших 12 знаков зодиака. Там находились столы, покрытые редкими яствами, фонтаны и каскады, бившие прохладительными напитками. Но что представляло в данном случае верх иллюзии, так это новая триумфальная арка, воздвигнутая над ротондой в форме галереи, где можно было видеть всех лиц, действовавших в исполнении празднества.

В это время музыка пригласила желающих к танцам; и в течение двух дней, как продолжалось вышеописанное зрелище, собрание не расходилось раньше зари.

В программе находятся некоторые подробности, упущенные нами, и с небольшой помощью воображения читатель может себе представить все волшебство картин, только что описанных нами».

Последний из каруселей на открытом воздухе был дан при Александре I в Москве, на обширной равнине, против Александрийского дворца и сада Нескучного:[9 - Описание берем из «Московских ведомостей» 1811 года.] здесь был выстроен огромный амфитеатр с галереями и ложами для пяти тысяч человек, в окружности до 350 саженей. В назначенные дни зрители, почти из одних дворян, по билетам наполняли амфитеатр; а кругом его стечение народа бывало до 30 000 человек. По первому сигналу главные ворота в цирк отворялись, и рыцарские кадрили, каждая с особенною своею музыкою, выезжали из ближайшего дворца и в виду народа, восхищавшегося таким необычайным зрелищем, приближались к воротам. Все рыцари, составлявшие кадрили, были верхами на лошадях редкой красоты, с богатыми чепраками. Одежда их поражала зрителей своим вкусом и великолепием. Почти на всех блистали драгоценные камни. Проехавши несколько раз кругом лож и галерей, рыцари производили свои турниры с копьем, на всем быстрейшем скаку копьями попадали в цель и повешенные небольшие кольца. Много было и других эволюции, совершаемых с необыкновенным искусством. В этом особенно отличались Всеволод Андреевич Всеволожский и Алексей Михайлович Пушкин. При кадрили Всеволожского был хор музыкантов, едва ли не первый тогда в России. Его сравнивали даже с оркестром князя Эстергази в Вене, где был Гайдн капельмейстером. Хором Всеволожского управлял известный в то время Мауер. Правила карусели были заимствованы из исторических сведений времен Людовика XIV. При нем, как известно, карусели были любимым занятием высшего дворянства. В них участвовал и сам король, поражая всех своим искусством и богатством наряда.

Устройство московской карусели произведено с высочайшего соизволения генералом от кавалерии Ст. Ст. Апраксиным, об устройстве которой и правилах первый подал мысль он сам; жена его, Екатерина Владимировна, была избрана для раздачи отличившимся рыцарям приличных призов при звуке труб и литавр.

Рыцари подъезжали к ложе госпожи Апраксиной, салютовали своими копьями и получали из рук ее назначенные призы.

При императрице Екатерине II каждую пятницу при дворе бывали маскарады, на которые допускались все, кто имел право носить шпагу, впрочем, купечеству отводилась особая зала, но она имела сообщение с дворянской, и не запрещалось купцам ходить по другим комнатам.

От двора к каждому маскараду раздавалось до четырех тысяч билетов; в 6 часов пополудни публика начинала съезжаться; сама императрица имела обыкновение туда приходить в седьмом часу и, поговорив с некоторыми вельможами садилась за карты; в девятом часу она обыкновенно удалялась во внутренние покои. Во втором часу ночи маскарад кончался. Во время маскарада публике разносились разные напитки, закуски, конспекты и проч.

Особенно большою непринужденностью пользовались маскарады в Царском Селе. Это случалось более зимой; здесь давался особенный род маскарадов, в которых мужчины наряжались в женское платье, а дамы – в мужское. Узкий мужской костюм отлично обрисовывал красивые женские формы, девственная скромность исчезала под свободными приемами мужчины, и, наоборот, прямой мужской стан отлично приходился к молдавану и роброну. На таких маскарадах необыкновенно красив был в женском наряде известный приближенный Екатерины II Гр. Гр. Орлов.[10 - В 1742 году вышел указ, как ездить в маскарады: «В хорошем, а не в гнусном платье – телогреях, полушубках и кокошниках», нечиновным запрещено было носить шелковую подкладку, только первые 5 классов могли носить кружева. Знать приглашалась иметь побольше лакеев, 1-й и 2-й классы должны были иметь от 8-ми до 12-ти лакеев по 2–4 скорохода, по пажу и по два егеря. Лица 4-го класса должны были иметь по четыре лакея у кареты и т. д.]

Весьма оживленные и веселые такие маскарады давались в Эрмитаже, которые носили название «Сюрпризы»: соберутся придворные, подойдут к театру, видят двери запертыми, с надписью на них: «Поворотить женщинам вправо, мужчинам – влево». Там гости находили платье двух цветов – пунцового и белого цвета, и вместо ожидаемого спектакля шли в маскарад. Иногда придворные получали весьма странные костюмы, их наряжали кого ветряною мельницею, кого – башнею, хижиною, кого – купцом, евреем, молочницею, гости, встречаясь, друг друга не узнавали. Однажды все явились на ужин и заняли места, слуги суетились, но раскрытые блюда оказались пустыми. Императрица встала с неудовольствием, гофмаршал был нем от испуга и оплошности кухни. Императрица обратилась к великому князю Александру Павловичу и сказала.

– Так мы пойдем к тебе, я есть хочу.

– У нас, – отвечал великий князь, – приготовлены кушанья только для нашего малого двора, мы вряд ли можем угостить все общество!

– Нет нужды, – проговорила императрица. – Мы разделим по куску.

Все общество направилось и нашло роскошный ужин с великолепными парадными блюдами.

Во время Шведской войны в день придворного маскарада было получено неприятное известие, и, чтобы не прервать вечера и скрыть несчастие от публики, императрица посылает за графом Строгановым.

– Я уверена, – говорит она, – что ты исполнишь, что я тебе прикажу.

– С усердием, государыня. Что прикажете?

– Садись же, подавайте скорее.

Приносят женское платье, убирают ему голову, граф не понимает, что бы это значило.

– Иди теперь в маскарад, – говорит императрица. – Дай руку моему кавалеру, сохрани мою походку и представь мою особу.

Граф повиновался и расхаживал по маскараду величавою дамою, и все принимали его за царицу.

Но особенною прелестью в то время были для наших вельмож так называемые вольные дома с маскарадами, их посещали как все знатные обоего пола, так и вся простая публика, маскированная и без масок. По словам Энгельгардта, императрица очень часто инкогнито, замаскировавшись, в сопровождении А.Д. Ланского, статс-дамы графини Браницкой и камер-фрейлины Протасовой посещала вольные маскарады. На последние приезжала она в чужой карете и всячески старалась скрыть себя, но полиция всегда узнавала государыню и ее свиту. Многие не догадывались или с намерением шутили, прыгали перед нею. Государыню это очень забавляло и смешило, иногда ей очень доставалось от тесноты. Павел Сумароков рассказывал: «Однажды императрица уселась подле знакомой госпожи Д-ской, которую очень жаловала и допускала к себе в кабинет, государыня, переменив голос, вступила с ней в разговоры и долго ее интриговала. Последняя, сгорая от любопытства, желала узнать, кто ее интригует, и кого ни назовет, все получала отрицательный знак головою. Наконец потеряв терпение, срывает маску с императрицы и, пораженная открытием, сильно смутилась и оробела. Императрица тоже не менее была удивлена дерзким поступком.

– Что вы сделали? Маска неприкосновенна! Вы нарушили права благопристойности! – проговорила государыня, затем встала и тотчас же уехала из маскарада. Смелая дама навек потеряла благоволение императрицы.

Не касаемся описания тех торжеств, что давал в своем Таврическом дворце князь Потемкин. Один последний праздник, устроенный им, походил на воссоздание сказок Тысячи и одной ночи, одного воска в свечах и шкаликах сожжено было на 70 000 руб., так что воска, бывшего в Петербурге, недостало, и за ним по почте посылали в Москву. На этом празднике, по описанию, танцевало двадцать четыре пары из знатнейших фамилий, в костюмах, украшенных бриллиантами, которые в итоге стоили десять миллионов рублей. Сам Потемкин имел на голове шляпу, которую по тяжести от бриллиантов не мог надеть, и ее носил за ним в руках один из его адъютантов. Несмотря на такие роскошные частые празднества, тогдашнее высшее общество очень любило «вольные дома»; здесь оно освобождалось от оков этикета и вполне предавалось веселости и шалости, конечно, не выходя из пределов приличия. Грибовский в своих воспоминаниях рассказывает про канцлера графа Безбородко, что он был большой охотник там проводить свое время и почти ежедневно по выезде из дворца после доклада императрице надевал простой сюртук и такую же шляпу, пускался в такие дома, в общество прелестниц, которых покидал только тогда, когда видел подобного себе гостя. Грибовский говорит, что он был один из первых деловых людей, которые в то время подавали другим пример к вольной жизни.

Лучшие маскарады и вечера такого сорта в то время бывали на Мойке, как мы выше уже говорили, в увеселительном саду Нарышкина.

Основателем их был известный поддиректор императорских театров барон Ванжура. Здесь каждую среду и в воскресенье давались праздники и маскарады с танцами, с платою по рублю с персоны. Вечера начинались с восьми часов вечера. Посетители могли приходить в масках и без маски. В зале для танцев играло два оркестра музыки: роговой и бальный. На открытом театре давали пантомимы и сожигали фейерверки.

Иногда здесь шли и большие представления, как, например, «Капитана Кука сошествие на остров, с сражением, поставленным фехтмейстером Мире», или «Новый год индейцев», народные пляски и т. д. При этих представлениях публика платила два рубля. Здесь показывали свое искусство «путешествующие актеры и мастера разных физических, механических и других искусств, музыканты на органах и лютне, искусники разных телодвижений, прыгуны, сильные люди, великаны, мастера верховой езды, люди со львами и другими редкими зверьми, искусными лошадьми, художники потешных огней» и т. д.

Затем еще публичные маскарады устраивали в большом каменном театре машинист Домпиери и танцовщик Ганцолес. Последние о днях маскарадов извещали публику афишами; приводим одну из таких афиш: «Машинист Домпиери и танцовщик Ганцолес, уведомляя почтенную публику, что первый их маскарад будет октября 14-го дня, просят покорнейше удостоить оный своим благосклонным посещением. Начало будет в 6 часов, за билеты платят по 1 рублю; паркет поднимется наравне с театром, так что будет одна пространная китайская зала, убранная и освещенная великолепнейшим образом, по сторонам которой будут разные покои, как то: залы для контратанцев, горница для играния в карты, иные для напитков, другие – со столами для ужина, иные – с лавками для продажи маскарадных платьев, масок, перчаток и прочих галантерейных вещей. Если кто пожелает иметь особенный ужин, то может оный заказать у Надервиля, содержателя французского трактира „Париж“, заблаговременно».

Танцы в этих публичных маскарадах начинались польским открытым (как говаривали), за польским следовали: очаковская кадриль, штейн-басс, чудный веселостью контратанец, с превычурными балансеями.

Для выучки этих танцев требовались тогдашние профессора хореографических выправок и балансеев, разные господа Сабиоли, Коссели, Парадиз, Морели. Далее в наших танцах следовали кадрили французские, точные балеты, менуэты a la Reme (королевы), по правилам танцевального искусства которых ранее не начинали, как после трех церемониальных поклонов даме; во время же танцев едва касались пальцами ее пальцев, а когда оканчивали, то изъявляли свою благодарность, целуя ей руку. Затем следовали простые польские, горлицы, аллеманы и круглый польский с эластическим расшаркиванием, с премудрыми выгибами ног, приседаниями, поклонами и проч. В конце концов танцы, по обыкновению, заключались Метелицею или Татьяною; здесь уже пары выступали особенные, выряженные русскими молодками и молодцами. Это, впрочем, не были простые смертные, а часто титулованные особы, ученики и ученицы известного в свое время русского Вестриса, танцора Бублика.

В первых годах нынешнего столетия в Петербурге маскарады славились у Фельета. Здесь, на месте нынешнего здания Главного штаба стоял построенный полукругом великолепный дом графа Кушелева; в этом доме был театр с роскошными комнатами. Это был Пале-Рояль в миниатюре; лучшее петербургское общество здесь танцевало и проводило время, ресторатором здесь был француз Тардина, цены у него на вино и кушанья были весьма дешевы. Так, за бутылку красного вина платили 30 коп. и за жареного рябчика 20 коп. В этом же доме были лучшие иностранные магазины в столице.

Не менее превосходные маскарады в Екатерининское время давались в роскошном доме на углу Невского и Екатерининского канала, в доме, теперь принадлежащем Учетному банку.

В начале двадцатых годов придворные маскарады в Зимнем дворце составляли тоже эпоху. Более тридцати тысяч билетов раздавалось желающим быть в этом маскараде. По разнообразию костюмов и многочисленности посетителей маскарада подобного не бывало. С восьми часов вечера бесконечный ряд великолепных комнат дворца открывался и в какой-нибудь час времени заполнялся пестрою толпою. Черкесы, грузины, армяне, татары в национальных костюмах, толпа купцов с окладистыми бородами, в длиннополых сибирках и в круглых шляпах, с женами и дочерьми в парчовых и шелковых платьях, в жемчугах и бриллиантах, офицеры, иностранные посольства, в парадных мундирах, и присутствие монарха с августейшею фамилиею и двором – все это делало такой маскарад вполне торжественным. Государь являлся всегда приветливым хозяином и удостаивал некоторых посетителей разговором и вниманием.

Во время маскарада раздавался желающим чай, мед и разные лакомства. В маскарадах этих царствовал необыкновенный порядок, сохранялся он без содействия полиции, которая сюда не допускалась. В тридцатых годах имела большой успех в интеллигентном обществе маскарадная затея следующего содержания. Несколько молодых людей разучивали одно из действий комедии «Горе от ума», преимущественно третий акт, и в костюмах и масках разъезжались по городу в каретах, с шестью или семью музыкантами и, останавливаясь перед освещенными окнами своих хорош их знакомых, посылали хозяевам свои визитные карточки с надписью: «3-е действие „Горе от ума“». Молодых людей приглашали войти; замаскированные являлись с своим оркестром, разыгрывали акт и оканчивали вечер веселыми танцами.

В сороковых годах блестящие маскарады давались в дворянском собрании и в Большом театре; такие бывали ежегодно на Масленице и раннею весною. Сюда относится так называемый маскарад томболо.

В последнем в час ночи на особой эстраде при звуках труб разыгрывали разные галантерейные вещи. Этим маскарадом оканчивались до осени бальные маскарадные собрания петербургской публики. К вышесказанному мы находим небесполезным присовокупить, что первые маскарады в России введены императором Петром Великим по случаю мира со шведами в 1721 году; они продолжались тогда при дворе семь дней сряду. В смысле святочных игр и переодеваний маскарады были еще известны при царе Иоанне Грозном. Маскарады в Европе вошли в обыкновение в 1540 год; ученик Микеланджело Граници устроил первый такой торжественный маскарад в честь Павла Эмилия. Слово «маскарад» заимствовано с арабского «мушкара», что в переводе значит «шутка».

notes

Примечания

1