Анизотропное шоссе

– Вы простите нас, мы о своем, – вдруг сказал Панкрат, словно почувствовав мое состояние. – Но тут такое дело, понимаете?

– Понимаю, – согласился я. – Наука. Такое дело.

– А вы, простите, по какой части? – поинтересовался Григорий.

– По банковской, – сказал я. – Считаю деньги и, по большей части, не свои.

– В сберкассе, значит, работаете, – протянул Панкрат, как мне показалось с искренним сочувствием. – Счеты, железный Феликс, нарукавники.

Странные у него представления о современных банковских служащих, мелькнуло у меня. Но возражать не стал. Дух офисного прозябания передан безукоризненно. Однако Григорий тоже что-то почувствовал.

– Все работы хороши, – сказал он. – Выбирай на вкус. У нас ведь не медом все намазано. Порой в такую глушь сошлют, хоть волком вой. Позавидуешь даже работникам сберегательной кассы… – тут он сообразил, что вновь невольно поддел меня. – Простите, право. Я не хотел.

– А кем вы мечтали стать в детстве? – опять встрял Панкрат. Моя профессия не давала ему покоя. Похоже, он искренне не понимал, как подобным можно заниматься. – Не в банке же работать?

– Нет, не в банке, – усмехнулся я. Но отвечать не торопился. Задумался. А кем, действительно?

Астрономом? Да, было дело. Книжки читал про звездное небо. Фантастику глотал. В бинокль на Луну и звезды смотрел. Но все как-то несерьезно, все равно. Страсти не было, что ли? Странно устроена жизнь – мечтаем об одном, а делаем совершенно другое. Кто в детстве мечтал стать уборщицей? Или золотарем?

Словно угадав мои мысли, Григорий покачал головой:

– Ну, Панкрат, не максимизируй. Мало ли кто кем мечтал стать? На то они и мечты, чтобы не исполняться.

– Не суди по себе, – обиделся толстячок. – Вот я, например. Кем хотел, тем и стал.

– Инженером лифтов? – хмыкнул Григорий. – Однако…

– Космонавтом, – буркнул Панкрат.

– Вы – космонавт? – Я недоверчиво посмотрел в зеркало заднего вида. Панкрат поморщился.

– Не слушайте вы его, – сказал Григорий. – Лифтовое хозяйство – это еще не космонавтики. Как и собаководство.

– При чем тут собаководство? – не понял Панкрат.

– Ну, Белка со Стрелкой в космос летали?

– Летали.

– Вот, – веско сказал Григорий и постучал по пачке сигарет. Только теперь я обратил внимание на изображенную на ней собачью голову. Сигареты «Друг». Красная картонная коробочка, а не бумажная пачка в целлофане.

– Так что, по-твоему моряком может считаться только тот, кто пересек Атлантику под парусом, а кто переплыл ее на теплоходе вовсе и не моряк?

– Неточная аналогия, – возразил Григорий. – Не переплыл на теплоходе, а пересек на самолете. Ту сто сорок четыре.

Панкрат помолчал. Видно было – крыть ему нечем.

– А вообще, Дима, не переживайте, – неожиданно сказал Григорий. – Если работа нравится, так тому и быть. Надо ведь кому-то и в сберкассе пребывать… – последнее слово он сказал так невнятно, что мне послышалось «прозябать». Все же эти странные ребята меня искренне жалели.

Вот и Зойка об этом пилила. В том смысле, что не надо прозябать, а надо себя показать. Проявить в полный рост. Добиться повышения. Перевода в головной офис. А там… что там она не говорила, только глаза закатывала. А мне в голову немедленно проникала крамольная мысль – как хорошо, что мы не женаты. Одно дело – товарищеский совет, и совсем другое – совет супруги. Я ей даже боюсь про свой прокол говорить, когда столь досадно ошибся в расчете приехавшего из тайги парня. Он на всю бригаду деньги получал, а тут – конец дня, и не просто дня, конец рабочей недели, завтра воскресенье, все расслаблены и предвкушают. По-хорошему следовало его завернуть, приходите завтра, мол. Точнее – послезавтра. Но незадолго до его появления в офисе у меня состоялся разговор с начальником, в котором тот намекнул, что на меня имеются серьезные виды, вот я и размяк душой и сердцем. А заодно и разумом. Обсчитался и выдал лишнего. Хорошо, парень честный попался – пришлось слать в тайгу телеграмму с просьбой вернуть часть нажитого непосильным трудом дровосеков. Иначе пришлось самому туда тащиться. В глушь. В тайгу. Но после этого случая намеки со стороны начальства пресеклись. Наверное, передумали. Пока.

А что случилось, если бы действительно пришлось тащиться в тайгу?

– Здесь, – сказал Григорий, но, задумавшись, я проехал еще и только затем остановился на обочине.

– Извините, – сказал я, осматриваясь. – Не замечал раньше здесь развилку. И указателей нет…

– Ничего страшного, – весело запыхтел Панкрат, – вы нас здорово выручили! И… э-э-э… рубль совать вам как-то неудобно…

– Вы это прекратите, – сказал я как можно строже, – я же не из-за денег.

– По зову сердца, – сказал Григорий. Серьезно сказал, без намека на насмешку.

– Точно.

Они выбрались из машины, причем Панкрат возился долго, собирая выпавшие из лукошек грибы, и неторопливо пошли в сторону дороги, которая ответвлялась от шоссе и скрывалась в густом лесу. Сквозь морось и сумрак я видел стоящий автобус, ярко освещенный изнутри, словно в салоне установлены мощные лампы.

Странно, но я и впрямь не помнил этой развилки, хотя давно езжу по шоссе на дачу и в город. Впрочем, чаще всего я это делаю, когда на соседнем сиденье сидит Зойка и треплется. И не только треплется, но и спрашивает о том, о чем только что трепалась:

– Ты как думаешь? А твое мнение?

Причем, мое мнение и мои думы ее действительно интересуют. Даже не знаю – хорошо это или плохо. По моему мнению и по моим думам все Зойкины проблемы яйца выеденного не стоят, но ведь так не скажешь. Обидится. Надуется. Отвернется, замолчит, будет смотреть в окно и водить пальчиком по стеклу. Ни дать, ни взять, великовозрастный ребенок.

Я включил навигатор. Сигнал принимался уверенно. Местоположение машины – желтый треугольник. И никаких развилок. Прямое шоссе до самого города. Какие-то грунтовки, ведущие к далеким деревням и селам, что темнеют среди полей и холмов, поросших редкими перелесками, имеются, отмечены тонкими извилистыми линиями, а ответвления асфальтовой дороги от магистрали нет. Вот хоть тресни. Я зачем-то постучал ногтем по экранчику. Будто взывал к совести навигатора и заложенной в нем информации.

Ну, бывает. Верь, как говорится, глазам своим, а не навигатору. Автобус тем временем тронулся с места и неторопливо покатил по дороге, и только теперь я понял что это ЛАЗ-695, редкий зверь в наших временах. В нем все также ярко горел свет, виднелись силуэты людей. Где среди них и мои случайные попутчики – Григорий и Панкрат. Странные попутчики, надо сказать.

А ведь я так и не понял, чем они занимаются. Какие-то научные работники. Или инженеры. А может и то, и другое – научные инженеры. О чем они говорили? О космосе. И еще, почему-то, о лифтах. Какая тут связь? Хотя, если пофантазировать, то прямая. На чем космонавты поднимаются в ракету? На лифте!

Да-а. Я рассеянно взял коробку сигарет «Друг», повертел ее. На обратной стороне нашлась дата выпуска. И цена.

1967 год.

Табачная фабрика им. Клары Цеткин, Ленинград.

Цена 30 коп.

Раритет. И зачем Григорий таскал ее с собой? А потом от щедрот душевных забыл здесь?

Коробка не выглядела старой. Выглядела она так, будто вчера сошла с конвейера, или что там у них, табачной фабрики им. Клары Цеткин в Ленинграде. Словно путешественник во времени купил ее сегодня утром в табачном киоске на Невском проспекте, а сегодня вечером, сорок лет спустя, в другом мире и практически в другой стране оставил в качестве сувенира подбросившему до развилки водителя на древней «Волге». Кстати, тоже прикатившей из тех времен. Только не с помощью машины времени, а так, своим ходом.

Потом в голову пришла совсем дурацкая мысль: что случилось со мной и моей карьерой, если бы все же поехал в Сибирь, в тайгу, искать того парня со странной фамилией Дробот, дабы вернуть денежный излишек, который я ему ошибочно насчитал? Вдруг мне бы там понравилось? В суровом краю непуганных медведей.

Тоже ведь развилка.

Которой я не воспользовался.

Пропустил. Проехал мимо.