Своими глазами (сборник)

– Я доставлю тебе его голову, – зловеще обещает здоровенный бородатый детина рядом с ним, обнажает огромный меч и дает шпоры коню.

217. На черном коне, в вороненых доспехах, мчится огромный англичанин сквозь сражающихся к Харальду.

Остается десяток шагов: Харальд сильным махом посылает с левой руки тяжелую секиру, тот принимает ее на щит, она пробивает щит и застревает, от силы удара англичанин теряет равновесие и падает из седла, конь умчался.

Поединок гигантов. Харальд уклоняется от его выпада, бьет – но меч не пробивает кованый нагрудник англичанина. Тот зловеще ухмыляется. Еще выпад, уклон – меч англичанина чуть чиркнул самым кончиком острия наискось по шее Харальда сзади-сбоку: рассечен тонкий кожаный шнурок, и палочка, висевшая на груди – старая, отполированная временем, белый жребий с первого драккара Харальда – падает на землю. В горячке боя он не замечает этого, они перемещаются друг вокруг друга.

Амулет затаптывается ногами других сражающихся…

Англичанин наносит страшный удар, Харальд подныривает под его меч – и свой клинок вонзает ему прямо в открытый рот (лишь часть лица англичанина не защищена броней). Англичанин выпучивает глаза и застывает. Харальд выдергивает меч с окровавленным концом – и тут же забывает о рушащемся поверженном, бросаясь на следующего.

218. В задних рядах англичан – один из лучников. Правую руку сует за левое плечо, чтобы достать из висящего за спиной колчана очередную стрелу. Проверяет рукой – последняя стрела осталась в колчане.

Накладывает ее на тетиву и долго выжидает удобную цель, глядя меж сражающихся своих и врагов.

Срубив очередного, Харальд на секунду застывает, ища следующую жертву и открываясь меж фигур стрелку.

Оттянув тетиву на полную, до мочки правого уха, лучник пускает стрелу из большого английского лука.

Она пробивает Харальду горло, шея пронзена насквозь.

Он стоит. Стоит и смотрит перед собой. Видит лучника. Встречается с ним взглядом. И, чуть подняв опущенный меч, делает несколько шагов к нему.

Лучник в суеверном ужасе пятится.

219. Пятясь, он задевает ногой разрубленный живот лежащего на земле седого викинга. Лицо того искажает злобная и радостная гримаса, и последним усилием он отрывает от земли свою руку с зажатым в ней мечом и втыкает его снизу лучнику в живот.

220. Поле битвы перед глазами Харальда покрывается прозрачной розоватой вуалью, делается зыбким, все звуки стихают, исчезают… возникает тихий звон, превращающийся в явственный перебор гусельных струн. Угасающим взором он еще различает свой стяг: ветер поднялся, развернулось полотнище, и непобедимый черный ворон бьет в небе простертыми крыльями.

– Отнесите меня на корабль… – внутренним голосом выговаривает Харальд.

221. Это флаг его бьется и трещит на мачте, красный квадратный парус вздут под ним, скрипят снасти, летит пена, бьют волны – и сквозь пенные буруны, под грозную и победную музыку, летит на нас узкий черный драккар. Захлестываемый волнами – он летит на нас.

Эпилог

Так жил и так погиб 25 сентября 1066 года от Рождества Христова в сражении при Стэмфорд-Бридж близ Йорка прославленный во многих странах воин знаменитый король Норвегии Харальд III Хардероде.

Телу его были возданы воинские почести, оно было доставлено на родину и похоронено подобающим образом.

Два дня нужно спешащему день и ночь гонцу из Йорка, чтобы достичь устья Соммы, что на нормандском побережье Английского канала. Один день нужен готовому к посадке на собранные корабли войску, чтобы переправиться через пролив и высадиться в Англии.

28 сентября 1066 года великий герцог Нормандии Вильгельм, незаконнорожденный сын Роберта Дьявола, высадился с девятью тысячами воинов в Певенсейской бухте близ Гастингса.

Измученная тысячей километров беспрерывных форсированных переходов с полным вооружением, истрепанная и втрое поредевшая в кровавых битвах на другом краю Англии, английская армия смогла противопоставить нормандцам десять тысяч человек.

14 октября 1066 года в известном всем тяжелом и затяжном сражении при Гастингсе судьба Англии переломилась. Вильгельм взял корону.

Советник и стратег Вильгельма, приор монастыря Ле Бек и магистр университета Болоньи, шестидесятилетний итальянец Ланфранк сказал:

– Мы победили Божьим соизволеньем и нашей мудростью.

– Да, – ответил Вильгельм. – Но доблестью победил он.

Назвать имя он не счел необходимым.

Нью-Йорк, 2002

О дикий Запад!

– Как они там кино делают – черт их знает! Ну ладно – плохо поставлено. Ну ладно – плохо играют. Ну ладно – дешевый фильм, мало декораций, слабая работа. Но ведь все равно – миллионы денег ухлопано! Так ведь еще и изначально придумано плохо! Ведь самое простое, самое дешевое в кино – это сценарий: один человек плюс один карандаш. Ну хоть придумать-то можно хорошо? Время на это-то есть? А то ведь смотришь боевик: убожество слезное, мозговая плесень! Хороший сценарий – так хоть есть что ухудшать. Они же нулевыми средствами тянут нулевой сценарий – бред обреченных. Вот же окопались сценаристы в кино – гранатометом не вышибешь, насмерть держат рубеж у заветного пирога.

– Да? Напиши хороший сценарий. И посмотри, как от него в кино ничего не останется: режиссер гений, актеры гении, сценарист дурак, пшел вон, болван, не путайся под ногами.

– Да я бы им под холодную закуску левой ногой такое заворачивал за полгонорара – никакой постановкой не угробить, за счет голого сюжета и раскладки ситуаций фильм бы на ура держался. Народу простого кина охота, чтоб дух захватывало, и похохотать, и слезку вытереть.

– А-а! Так что ж ты тут сидишь? Давай, заворачивай.

– Да элементарно! Сейчас я тебе кинуху расскажу – финиш. Еще все будет перед глазами стоять, покажется потом, что ты это точно в кино видел!

– Ну-ну. Гомер из Конотопа. Представляю себе эту развесистую клюкву.

– Слушай внимательнее и тогда представляй. Сейчас.

Вот. Допустим, так.

Кадр первый.

Смоленый борт шхуны, нос режет морскую волну. Солнце, голубизна, чайки кричат, кружась над мачтами. У фальшборта – обросшие, обветренные моряки жадно вглядываются: родной берег!

Пыльная улица китобойного поселка на Восточном побережье Штатов: темные домики с садиками, собаки у заборов, баркасы и сети у причалов, дымок кузницы, крест церкви. Вниз, к берегу, несутся мальчишки с воплем:

– Шхуна пришла!

Девушка, красивая, юная, белокурая – щемящая сказка, а не девушка! – поворачивает лицо. Видит что-то вдали: бледнеет, вспыхивает, розовые детские губы приоткрываются…

– Слушай, ты когда-нибудь в Штатах был?

– Нет; а зачем? А ты?

– Зачем же ты берешься за то, что знаешь только по глупым фильмам и книжкам? Я бы сказал, что это вторично, если бы это не было третично и четвертично! Раскрашенный картон, а не жизнь.

– А наплевать – зато интересно. Зрителю нет дела до эстетических тонкостей – какая разница, что там вторично, а что нет, главное, чтоб здорово было. Итак, повторяю для дундуков:

…розовые детские губы приоткрываются. Приоткрываются, понял? Я сказал! Ага… приоткрываются, что-то беззвучно и счастливо шепча, слезинки тихо скатываются из сияющих глаз, грудь ее вздымается от прерывающегося взволнованного дыхания.

Во – именно это лучше пустить первым кадром.

А дальше: