Перейди за Иордан. Судьба сильной женщины на переломе эпох

Дома все время был включен радиоприемник. Говорили как-то тихо, растерянно. Тетя Надя часто всхлипывала, гладили дочку Ирочку, и Алю, и даже бойкого Мишу. Он тоже присмирел, жался к маме и не хотел кушать.

Наутро папа с мамой уехали на работу. Все шло как обычно. Но через несколько дней в доме появилось новое животное, корова. Звали ее Красуля, и был у нее один рог обломан, а другой кривой. И была она бодучая. Для нее быстро пристроили к флигелю сарай. А еще через несколько дней появились два розовых поросенка, которые стали жить вместе с Красулей в отгороженном углу сарая.

Каждый день нужно было пасти поросят, и это было поручено Але и Мише. Но так как Миша был младший, то приходилось в основном пасти Але. Она делала это исправно, хотя и было грустно в самое хорошее время, когда все купались, ходить вдоль берега по полянке и держать за веревки этих поросят. А они почему-то все время тянули в разные стороны, визжали и не ели траву.

Аля была натура деятельная, и такая работа казалась ей бессмысленной. И она решила: раз они тянут в разные стороны, то их веревки можно связать, и они будут тянуть друг друга и никуда не денутся. Так она и сделала – связала веревки крепким морским узлом и отпустила их. Ничего не изменилось – они также тянули друг друга в разные стороны и визжали. Ура! Аля бегом бросилась к воде. В это время она была очень довольна собой!

Она купалась и купалась до тех пор, пока на берегу не появилась тетя Надя с хворостинкой. Аля выскочила из воды, подбежала к няне и залепетала: «я сейчас, я иду…» Но хворостинка уже опустилась ниже спины, наказание состоялось, и девочка бросилась к поросятам. Бедные животные! они перепутались так, что их невозможно было распутать. Пришлось разрезать веревки и освобождать пронзительно визжащих поросят, которые совершенно обалдели и пытались удрать при первой же возможности. Аля вызволила сначала одного и отнесла его в сарай. Когда она вернулась за другим, то увидела, что он со всех ног удирает от дома, волоча за собой какой-то куст и целую охапку запутавшейся травы. Девочка бросилась за ним, догнала, наступила на куст, схватила веревку и поймала беглеца, которого тоже препроводила в сарай. Была она грязная, взлохмаченная и очень возбужденная – никогда раньше не приходилось ей получать хворостинки. Вот Миша, это да, его часто наказывали. А тут и она сделала что-то такое, что очень рассердило тетю Надю. И Але было не по себе. Она не понимала, что в жизни что-то изменилось, и почему-то появились поросята, которых нужно было пасти, и это было так важно… она подошла к тете Наде и, опустив голову, сказала:

– Прости меня, я, наверное, сделала что-то очень плохое…

– Плохое?! Да ты понимаешь, что идет война, что может наступить голод? Жить становится трудно, а ты бросила поросят, и они чуть не удавились. Хорошо, что я услышала их дикий визг. Ах, Аля, Аля! Ты уже большая девочка, а все как ребенок…

«Война… Голод… Поросята… А ты все как ребенок…»

А через месяц папу перевели работать в Ленинград, в институт нефти академии наук СССР, который занимался поиском новых нефтяных месторождений в стране. Мама с детьми остались в Сухуми.

В школе занятия шли вяло, в лапту играли как-то тихо, да и то не всегда. Дети рвались делать что-то важное, нужное для страны, и учеба не шла им на ум.

Тут стали поступать первые раненые. Их размещали в зданиях Синопа, где был научно-исследовательский институт. На уроках стали обучать санитарному делу – как делать перевязки, помогать врачам и раненым. Это было уже настоящее дело! Девочки все время после уроков проводили в Синопе, быстро и ловко обмывали, кормили и даже перевязывали раненых.

Весной 1942 года немцы пытались отрезать Черноморское побережье от России. Они заняли ряд перевалов Главного Кавказского хребта и старались пробиться к Черному морю по Военно-Грузинской и Военно-Сухумской дорогам. Но это им не удалось – там стеной стояли наши горно-альпинистские войска. И среди них был будущий муж Али…

Сухуми бомбили, главным образом нефтяные базы и вокзалы. Люди уходили в деревни. Город пустел. Продуктов не хватало. Папы не было. И сведений о нем не было. Поезда на Москву не проходили.

И вот летом каким-то чудом папа прорвался через страшные бомбежки Донбасса и Краснодара и приехал в Сухуми, чтобы забрать свою семью и вывезти ее через Тбилиси и Баку в Среднюю Азию.

Война… она изменила все…

Стой здесь!

Покидать дом было очень трудно. Никто не знал, что брать с собой, а собраться надо было очень быстро, потому что папа должен был возвращаться в Куйбышев, куда эвакуировали его институт нефти. Взяли одежонку, теплый шерстяной ковер, кое-какие продукты и маленький чемоданчик с чаем, ведь ехали в Среднюю Азию, где чай ценился выше денег.

Аля взяла два своих рисунка с видами моря, справку об окончании 6-го класса, записочку от Володи «я тебя люблю» и маленького медвежонка. Все остальное она увозила в своем сердце.

И вот уже переполненный поезд везет их в Тбилиси. Все время остановки, разъезды, тоннели. Наконец приехали. Стали в длинную очередь за билетами на Баку. Стояли день, стояли два – бесконечные списки, проверки, но, хоть и медленно, продвигались к кассе.

Маме до отъезда нужно было сходить в какое-то министерство, и она взяла с собой Алю. А папа с Мишей стояли в очереди.

День клонился к вечеру. Город ежедневно бомбили. Аля шла с трудом, так как у нее на ногах появились какие-то язвочки, и ей было больно идти. А мама торопилась, чтобы засветло вернуться на вокзал, и дочка ее задерживала. Тогда мама остановилась, подвела Алю к большому дереву на улице Руставели и сказала: «Стой здесь! и никуда не уходи. Понимаешь – ни-ку-да! Если ты отойдешь, мы потеряемся», – и мама побежала к министерству.

Аля стояла под деревом на большой улице, по которой проходили люди, шли машины. Начинало темнеть. Свет не зажигали, боялись бомбежки. Но она все-таки началась. Завыли сирены, люди выбегали из домов с детьми, с узлами и спешили в бомбоубежище. Машины остановились, погасили фары.

– Девочка, что стоишь?! Сейчас начнут бомбить. Беги, там еще есть место! – кричали пробегавшие мимо люди.

Аля прижалась к дереву. Ей было страшно. Сейчас начнут бомбить, а она остается одна на улице. Но еще страшнее было отойти от дерева и потерять маму. Она должна ждать ее!

Послышался уже знакомый звук немецких самолетов. Загремели первые взрывы бомб. Стало совсем страшно. Аля обняла дерево и тихо зашептала: «Боженька, спаси мою маму, пусть она придет ко мне…»

Совсем близко разорвалась бомба. Посыпались стекла, обдало волной горячего воздуха… Но самолетов уже не было слышно. И тут Аля услышала мамин голос: «Аля! Аля! Где ты?»

– Я здесь, мама! я под деревом!

Улица была пустая. Девочка слышала бегущие шаги мамы и стояла, похлопывая от радости дерево. Мама подбежала, нашла свою дочку, прижала ее голову к груди и, задыхаясь от бега, сказала: «Аля! Алинька моя! Ну какой же ты молодец!» и они быстро зашагали в сторону вокзала.

Аля почти бежала за мамой, но мысли ее бежали еще быстрей. А что было бы, если бы она пошла в бомбоубежище? а что бы делала мама, когда не нашла бы ее под деревом? а что бы она одна делала в чужом городе? и ей становилось страшно от всех этих мыслей, и она крепко сжимала мамину руку, такую родную и такую надежную! и ее сердце переполнялось любовью и благодарностью к маме, которая учила ее быть стойкой и выносливой в беде, учила быть верной своему слову. И Аля беззвучно шептала: «Мамочка моя, какая ты хорошая и как мне хочется быть похожей на тебя!» и она еще крепче прижималась к маме.

Белая скатерть

Наконец были взяты билеты на Баку.

Поезд отходил ночью. На перроне стояла огромная толпа. Когда подошел поезд, все кинулись к дверям, и началась страшная давка. Папе с огромным узлом удалось влезть в вагон и занять полку. Потом через окно мама стала подавать ему вещи. И даже Мишу папа втянул в окно.

Итак, у них была одна полка, гора вещей и радость, что они все вместе и что они наконец-то едут.

Едут… А на дворе ночь, и в вагоне темно, и хочется кушать… Мама шуршит газетой и достает хлеб. Разламывает его и дает всем по куску. А у папы фляжка с водой… и у других людей так же…

Но вот отшуршали газеты, и вагон погрузился в глубокий сон. Измученные люди спали, где придется – кто на полке, кто на вещах, а кто и прямо на полу, подстелив под себя все те же газеты.

Баку. Огромный город, наполненный беженцами. Пристань забита людьми, сидящими на своих чемоданах, коробках и узлах. Папа нашел свободный уголок, туда сложили вещи и уселись на них. Стали узнавать, как ехать дальше. Но оказалось, что люди сидят на пристани месяцами, так как на Красноводск ходит только один пароход, и он не в состоянии перевезти такое количество людей. А их с каждым днем становилось все больше и больше. Дали второй пароход, очередь немножко продвинулась, но людей на пристани почти не убавилось. Правда, их кормили, давали хлеб и какую-то похлебочку, а местные жители приносили фрукты и овощи и раздавали детям. Кушали все кое-как – кто с колен, кто стоя, а кто и просто на асфальте.

И вот среди этой разношерстной, измученной и не очень опрятной толпы появилась семья, состоящая из бабушки, мамы и двух детей. Они принесли свои вещи и аккуратно их сложили. Потом поставили чемодан на чемодан – и получился стол. Вокруг расставили коробки – и получились скамейки. Мама достала маленькую белую скатерку, встряхнула и накрыла ею чемодан. Расставили мисочки, нарезали хлеб, потом все встали вокруг стола, постояли несколько секунд и сели. Ели спокойно, не торопясь.

Аля во все глаза глядела на эту красивую женщину, на ее причесанных детей. На бабушку с кружевным воротничком, а главное – на их белую скатерть. В доме у Али тоже были белые скатерти, но это там, далеко, в Сухуми, а здесь эта белая скатерть ее просто заворожила! Среди такой беды, разрухи и голода эта скатерть была как знамя, как символ спокойствия, порядка и незыблемости семейного уклада. Это так тронуло девочку!

И еще не могла понять Аля, почему они молча стояли вокруг стола, прежде чем сесть кушать…

Что за тайна была у них? Кто они? Откуда? из какого они мира?

И эта красота.

И это спокойствие и достоинство.

И эта белая скатерть!

Дороги тыла

Папе как работнику нефтяной промышленности разрешили перевезти семью на нефтяном танкере. Туда всех погрузили и в сильную качку пересекли Каспийское море. В Красноводске долго не задержались – эвакуированных сразу грузили на поезда и везли к Волге.

Ехали очень медленно, все время пропускали поезда, идущие или на фронт, или с фронта.

Иногда стояли по пять-шесть часов в степи, и тогда люди выходили, разводили костры и готовили свою простую еду. Но вдруг раздавался гудок паровоза, и тут срочно тушили костры, хватали котелки и бежали в вагоны. Хорошо, если успевали доварить. И так ехали почти месяц. Ехали до Куйбышева.

Здесь папа нашел свой институт нефти и устроил семью жить там же, где жили и сотрудники института – на арене цирка, где одна к другой стояли железные кровати, и людей было видимо-невидимо. Это были и артисты Большого театра, и ученые академии наук, и художники, и много разного люда. Фактически это было не место для жительства, а перевалочный пункт, откуда потом все куда-то разъезжались.

– Папа, а где Сталин? Он тоже в Куйбышеве? – Девочка очень его любила.

– Нет, дочка, Сталин в Москве. Он же наш капитан. А капитан последним покидает корабль, если он тонет.