Москва не принимает

Мануков уже собрался уходить, как вдруг буквально наткнулся на Катыкова. Тот как раз протиснулся к полкам со спиртным, видимо, не только Геннадию Михайловичу сообщили новость относительно задержки рейса. Оба соперника даже в лице переменились.

– Ну ты, мразь, – негромко сказал Катыков. – Избавился от жены и концы в воду?

– Да я тебя… – рванулся Мануков. – Ты… Официанта подкупил, сука! Как только узнал, что она никогда из семьи не уйдет! За что-о?!! За что ты Люду убил?!!

– Мужики, спокойно, – попытался остановить их Алексей. – Вы не в бане.

На них уже оглядывались. Мануков судорожно сглотнул и опустил руки. Потом бросил:

– Сука. – И, тяжело дыша, направился к кассе.

Теперь рванулся Катыков, но Алексей цепко схватил его за плечо:

– Не стоит.

– Вы правы. – Катыков перевел дух. – Я слышал, вы в полиции работаете?

– Кто сказал?

– Так, слухи. А если честно, вид у вас уж больно… Заинтересованный. Наверное, гадаете, за что мы друг друга так ненавидим, что на детях отыгрываемся?

– Если честно, то да.

– Слышали уже? Наш рейс задержали.

– Да. Минимум на четыре часа.

– Как же, – усмехнулся Катыков. – На четыре. Расслабьтесь. По моим данным погода в Москве дрянь. Дикая жара, смог. Пока не стемнеет, вряд ли они смогут вылететь из Домодедова.

– Стемнеет?! Да вы шутите! Сейчас только девять часов утра! Ну, в Москве одиннадцать. Нам что здесь, по-вашему, сутки сидеть?!

– Как знать, – пожал плечами Катыков. – К Лине мне сейчас не хочется. Если честно, я боюсь, что это она.

Алексей молчал, боясь его спугнуть.

– Она причастна к смерти Люды, – пояснил Ренат. – А Манукову вы не верьте. Сволочь редкостная. Если хотите, я вам все расскажу. Где бы нам посидеть? – Он стал оглядываться.

– Вон в том кафе, – кивнул Алексей на столики, застеленные клеенкой в красную с белым клетку. – Возьмем по чашечке кофе и по бутерброду. Раз минимум четыре часа сидеть, подкрепиться бы не мешало. Да и в сон клонит. Меня сегодня в пять утра подняли.

– Спиртное здесь будем брать или в кафе купим?

– А что, обязательно пить?

– Ну, как хотите. Все равно ведь не выдержите. Видел я вашу даму. С такой невольно запьешь.

– Это моя жена.

– Я так и понял. Часом, она не учитель?

– А вы хороший физиономист, господин Катыков.

– Я бизнесмен. И бизнесмен успешный. Если бы я плохо разбирался в людях, то давно бы разорился. У вашей жены профессия нервная, связанная с людьми. А кто способен так вывести человека из себя, что он и за две недели не отдохнул? Конечно, дети!

– Вы правы, она завуч в школе. Кстати, как вас по отчеству? Ренат?..

– Алексеевич.

Леонидов сделал вид, что не удивился. Алексеевич, как же! Но раз ему так удобнее…

– Что ж, Ренат Алексеевич, идемте. Только без спиртного.

– Как скажете.

Они уютно расположились за столиком, заказав кофе и сэндвичи. Алексей ждал откровений и не разочаровался.

Семнадцать лет назад

Ренат

Он родился в семье обрусевших татар. Настолько обрусевших, что в доме все смешалось, Катыковы отмечали и мусульманские праздники, и православные, такие как Рождество, на столе кроме блюда с кониной всегда стояла бутылочка беленькой, а пост так вообще никогда не соблюдался. Ни по Корану, ни по Библии.

– Аллах Москвы не видит, – говорил отец Рената, когда провинциальные родственники упрекали его в том, что он живет не по законам шариата. Эта фраза накрепко засела у сына в мозгу. «Аллах Москвы не видит». Ренат долгое время с этим и жил.

В Москве Катыковы поселились давно, Ренат появился на свет в столичном роддоме и, сколько себя помнил, столько помнил и этот холодный, суетливый, местами грязный, но все равно роскошный и волнующий воображение город. Город больших возможностей и огромных соблазнов, перед которыми младший Катыков, увы, не устоял.

Из провинциального прошлого в московскую квартиру Катыковых перешли домострой, беспрекословное повиновение женщины мужчине, который являлся добытчиком, национальная кухня и прочные родственные связи. Благодаря им Катыковы никогда ни в чем не нуждались, сын поступил в престижный вуз, получил достойное образование, а когда оно стало не актуально для того, чтобы процветать, Ренат без проблем влился в семейный бизнес. И дела у него тут же пошли. У парня были хватка, какое-то особое чутье на деньги и умение разбираться в людях.

Испортили Рената вуз и любимая фраза его отца:

– Аллах Москвы не видит.

Ренат повторял ее мысленно и вслух, как заклинание, когда просыпалась совесть. Чтобы осилить технические науки, в особенности высшую математику, ему пришлось поселиться в студенческой общаге. Легче ведь перейти через дорогу и весь день посвятить лекциям и семинарам, чем полтора часа давиться в общественном транспорте с утра и столько же вечером. Отец уперся: ключи от машины получишь вместе с дипломом, не раньше. Гранит наук оказался настолько тверд, что Ренат затосковал. Невольно он поддался на уговоры друзей и стал вместе с ними снимать стресс.

Снимался он двумя всем известными способами: спиртное и бабы. Ренат был красавчик, да еще при деньгах, поэтому женщины к нему так и липли. А он все никак не мог остановиться на одной, темперамент от природы у него был бурный, казалось, мужской силы хватит на всех. Родители о похождениях Рената ничего не знали, иначе мать сошла бы с ума. Ее воспитывали в строгости, и замуж она, как и положено по шариату, вышла девственницей. Никогда не выходила на улицу без платка, носила юбки в пол, знала только семью и дом, в котором всегда поддерживала идеальный порядок. Муж ее, случалось, поколачивал, не за вину какую-то, а для профилактики. Чтобы знала свое место. Блуд считался у Катыковых великим грехом, и, узнай об этом родственники, они бы осудили Рената.

Скрывать грехи парню помогали друзья. Один из них, сын врача, тайно устроил его в больницу, когда тот подцепил половую инфекцию у одной не слишком-то разборчивой дамы. Ренату пришлось серьезно лечиться. Но тогда он этому значения не придал и сбежал из больницы, как только заскучал. И все пошло по-старому: женщины, спиртное, ночи за преферансом в сигаретном дыму… Бурная молодость прошла, как с белых яблонь дым. Как только Ренат закончил вуз, родители решили его женить.

Мальчика с детства учили во всем подчиняться отцу. Решения старших не обсуждались. Жениться так жениться. Сватовство проходило по всем правилам: молодые друг друга не видели. Согласно традиции, девушка была татаркой, девственницей и младше Рената на три года. Ему двадцать один, ей восемнадцать, самый брачный возраст. В качестве калыма за невесту родители жениха купили молодым квартиру. Времена были смутные, страна разваливалась, многие мечтали отсидеться в провинции, поэтому продавали московские квартиры недорого, это потом цена на них взлетела до небес. Катыков же старший благодаря прочным родственным связям оказался в нужном месте в нужное время. И деньги у него водились.

Справили пышную свадьбу, соблюдая вековые традиции. Съехалась бесчисленная родня, надарили молодым кучу подарков. Ничто не предвещало беды. Ренат был счастлив, что угодил отцу и родне, а Амина (так звали жену) тут же принялась вить гнездо, ожидая многочисленное потомство. То, что Ренат был единственным ребенком в семье, очень печалило его родителей, в особенности отца. И тот заказал юной снохе трех внуков, не меньше. Трех мальчиков, а девчонок сколько Аллах пошлет.

– Ты уж постарайся, сынок, – ласково потрепал отец Рената по плечу, провожая его в спальню к молодой жене.

И Ренат старался. Он старался каждую ночь, но Амина почему-то не беременела. Он давно уже покончил с прежними привычками и своими институтскими друзьями, бросил пить и все время проводил дома с женой. Через год он набрался смелости и задал ей вопрос, который давно уже вертелся на языке:

– А у тебя со здоровьем все в порядке? Я имею в виду, по-женски.

Амина расплакалась и убежала в спальню. Издревле татары придавали огромное значение семье, иметь многочисленное потомство было их давней традицией, поэтому перед вступлением в брак родословная жениха и невесты тщательно проверялась. Не было ли каких наследственных болезней? Бесплодных женщин в роду? К этим отношение было особое, их презирали и называли «пустоцветами». Амина прекрасно понимала, чем ей грозит отсутствие детей. Кстати, в переводе с татарского ее имя означало «верная, честная».