Снести ему голову!

– Ага! – воскликнула она радостно. – А это, похоже, сам мистер Андерсен-старший! С вашего позволения, сам старик Лицедей! Теперь уж я точно знаю, что вы лукавили. Не следует так скромничать – у вас действительно великолепная… э-э… кузница. И лошадь такая краса! Наверное, охотничья?

– Не подходите. Может так лягнуть, что дух вон. А ну, не балуй! – прикрикнул он на кобылу, когда она дернула ногой, которую он держал, как ребенка, на коленях. – Отойдите лучше. Вона как она расходилась. И вообще, не женское это дело. Шли бы лучше…

– А я так много слышала, – вкрадчиво сказала миссис Бюнц, – об удивительном гостеприимстве, которым славится эта часть Англии. So![4 - Здесь: Вот ведь! (нем.)] Увы! Похоже, меня обманули. Я проделала больше двухсот миль, чтобы…

– Давай-ка раздувай, Крис. Да слышь ты, раздувай! Чего уши развесил? Раздувай, сынок.

Мужчина, что стоял в углу, подошел к мехам. Ярко вспыхнувший огонь осветил кузницу. Сверкнула по стенам металлическая утварь, детали конской упряжи и множество медалей, полученных, видимо, на праздничных бегах. Отступая, мужчина случайно задел мешковину, которой до этого накрыл какой-то предмет, и она упала. Миссис Бюнц воскликнула что-то на своем немецком. Одновременно с ней кузнец крепко выругался. В отблесках пламени их взорам открылось странное железное существо – получудовище-полуптица, – которое улыбалось сардонической и почти что живой улыбкой. Раскрашено существо было настолько ярко, что казалось, оно светится само по себе.

Миссис Бюнц издала восторженный вопль.

– Конек! – вскричала она, хлопая в ладоши как сумасшедшая. – Тот самый Конек! Я его нашла! Счастье-то какое! Gott Sie danke![5 - Благодарю тебя, Господь! (нем.)]

Второй помощник снова накрыл диковину тряпкой. Все трое имели довольно мрачный вид.

– Да уж, нечего сказать, обращеньице, – пробормотала миссис Бюнц и, выдавив из себя жалкий смешок, направилась к машине.

Глава 2. Камилла

1

В своем номере на втором этаже гостиницы «Лесной смотритель» Камилла Кэмпион приготовилась к голосовым упражнениям – приняла удобную позу, слегка втянула диафрагму и уперлась пальцами в ребра. Затем она сделала глубокий вдох и выразительным голосом произнесла:

– Моррис для девятерых – шашки в круг… – Она повторила это несколько раз, стараясь копировать учителя ораторского искусства, которым искренне восхищалась. – Держите дыхание, детка, главное – держите дыхание.

Взглянув на себя в зеркало старинного туалетного столика, девушка вдруг расхохоталась. До того напыщенный у нее был вид, кроме того, зеркало безбожно искажало ее отражение, и вообще… Она просто была счастлива и готова любить весь мир! Хорошо, когда тебе восемнадцать, ты – студентка Театрального института в Западном Лондоне и действительно влюблена – пусть не во весь мир, а только в одного человека. И так здорово, что она приехала сюда, в Мардиан, и сама остановилась в гостинице, словно бывалая путешественница. «Наконец-то я свободна как птичка», – подумала Камилла и еще несколько раз повторила фразу про Танец Девятерых, только с разными интонациями. Сначала так: «Моррис для девятерых – шашки в круг…» А затем по-другому, с некоторым оттенком удивления: «Моррис для девятерых – шашки в круг?» После этого она снова разразилась смехом и решила прервать занятия, чтобы побаловать себя сигареткой. Между делом она извлекла из недр своей сумки помятое письмо. В который раз она его перечитывала?

Дорогая племянница!

Папа просил передать что получил твое письмо и насколько он понял тебя ждут в Мардиане. Остановиться можешь в гостинице «Лесной смотритель». Кто старое помянет тому глаз вон, я так щитаю и все мы будем рады тебя видеть. Он по-прежнему ужасно переживает по поводу того что твоя мать вышла за К. К. поэтому лучше не напоминай ему об этом хотя по большому щету ее Создателю и нам тварям земным все равно – говорить о ее смерти вслух или нет.

Твой люб. дядя

Даниэль Андерсен.

Камилла вздохнула, убрала письмо и посмотрела в окно на дорогу, что вела в Кузнецову Рощу.

– Ну вот, не напрасно я приехала, – сказала она.

Несмотря на холод, окно в ее комнате было распахнуто. Внизу она заметила человека, который шел через дорогу к гостинице, освещая путь фонарем. За ним бежала собака. Он поднял голову на голос, и в свете фонаря девушка узнала его лицо.

– Здравствуйте, дядя Эрнест! – крикнула Камилла. – Это же вы, дядя Эрнест, не так ли? Вы знаете, кто я? Вам сказали, что я приеду?

– А?

– Я – Камилла. Приехала сюда на неделю.

– Дочка Бесси – Камилла?

– Точно. Так вы меня помните?

Он вглядывался в ее лицо и, кажется, постепенно узнавал.

– Надо бы рассказать, что ты приехала. А Лицедей-то знает, ждет тебя?

– Знает. Я приехала всего час назад. Завтра сама с ним повидаюсь.

– Вообще-то он с женщинами не очень…

– Ну, на меня это не распространяется. Все-таки я ему внучка! И потом, он сам попросил меня приехать.

– Не может того быть!

– Ну да – попросил… Почти что сам. Ладно, я, пожалуй, пойду. Увидимся позже.

Снова пошел снег. Закрывая окно, она заметила маленький, похожий на жука автомобиль, который, пронизывая фарами снежную пелену, въехал во двор.

Из машины неуклюже вылезла упитанная дама в сиреневом домотканом пальто. Голова ее была повязана шерстяным шарфом, а руки спрятаны в пестрые варежки.

– Боже, какая колоритная фигура! – задохнулась от восторга Камилла и скорее побежала вниз.

Закрытый бар был предназначен только для постояльцев гостиницы и располагался в самой старой части здания. По соседству имелась пивная – туда мог зайти любой. Оба заведения находились по разные стороны от общей стойки, и их посетители могли видеть друг друга. Проникнуть из одного в другое можно было, лишь пройдя через откидную дверцу стойки.

Внутреннее убранство бара отличалось скромностью и аскетизмом: никаких медных кастрюль напоказ, никаких декоративных сотейников с подогревом или эстампов, изображающих сцены из охотничьей жизни. Исключением служила лишь картина на стене, заботливо спрятанная в темном углу за дверью, – точнее, не картина, а блеклая черно-белая фотография. На ней была запечатлена группа торжественного вида мужчин, усы которых топорщились наподобие тюленьих. Лица их были черными, как у мавров, а в поднятых руках они держали короткие мечи, которые, скрещиваясь, образовывали причудливую решетку. В эту решетку человек, одетый в шутовской наряд, зачем-то просунул голову. На заднем плане были видны еще три фигуры – железный Конек, мужчина в пышной нижней юбке и еще кто-то со скрипкой.

Прислуживала в баре дочь владельца гостиницы Трикси Плоуман – румяная и полногрудая красотка с горделивой осанкой. Когда Камилла вошла, в баре никого не было, но, заглянув через стойку в пивную, она увидела там своего дядю, Эрнеста Андерсена. Он тоже заметил девушку, усмехнулся и стал переминаться с ноги на ногу.

Камилла перегнулась через стойку и крикнула:

– Может, вы зайдете сюда, дядя Эрни?

В ответ он пробормотал что-то насчет того, что ему неплохо и в пивной. Из-под стола раздался вой его собаки.

– Ну надо же! – воскликнула Трикси. – Столько лет не видел свою племянницу – и так относиться!

– Да ладно, – не стала обижаться Камилла. – Хуже было бы, если б он вообще забыл, что у него есть племянница.

Тогда – пусть не во всеуслышание – Эрни заметил, что слишком уж она стала заумная, мол, им всем не чета.

– Да нет же! – обиженно вскричала Камилла. – Ничего подобного! Господи!

– Да ладно тебе, – сказала Трикси, всем своим видом показывая, что не стоит обижаться на дураков. Эрни улыбнулся и при этом как-то странно повел бровями. – Хотя, чего уж греха таить, – призналась Трикси, – мы и впрямь давненько тебя не видели. – После чего добавила со всей деревенской прямотой: – Аж с тех пор, как твою бедную мамочку привезли сюда на вечный покой.

– Пять лет прошло, – кивнула Камилла.

– Точно.

– Эх! – громко встрял в разговор Эрни. – Ничего бы не сказал, если б сидела она дома, не высовывалась… Вышла бы за кого-нибудь из своих… Так нет же, наша Бесси была для этого слишком важная персона… А в итоге-то что – кончила свою жизнь как последняя тварь.