Переписка Н. В. Гоголя. В двух томах

Душу полную тоской,
Всю тоску она отгонит
И меня на ложе склонит
Беззаботной головой.
Сладки песни распевает
О былых веселых днях,
И стихи мои читает,
И блестит в моих очах.

Красненькой еще не женился, да что-то и не столько уже поговаривает об этом. Бает, что ему не хотелось бы, но непременно должно. Не знаю, вряд ли тебе будет хорошо ехать теперь. Дорога, говорят, мерзкая. Снег то вдруг нападает, то вдруг исчезнет, но как бы то ни было, я очень рад, что ты это вздумал, и хоть ты и пострадаешь в дороге, зато я выиграю, тебя прежде увидевши. А Тиссон как? Поедет ли он с тобою или нет? Мне Аким надоел (он состоит в должности поверенного Афанасия и ходит здесь по делам его), беспрестанно просит позволения идти к Тушинскому, который употребляет фабиевские[[68 - Имя древнеримского полководца и государственного деятеля Фабия Максима Кунктатора (275–203 до н. э.) стало нарицательным, обозначающим медлительность.]] увертки к промедлению уплаты 15 руб. с копейками. Это ты можешь передать Афанасию. Ты меня ужасно как ошеломил известием, что у вас снег тает и пахнет весною. Что это такое весна? Я ее не знаю, я ее не помню, я позабыл совершенно, видел ли ее когда-нибудь. Это, должно быть, что-то такое девственное, неизъяснимо упоительное, Элизиум. Счастливец! повторил я несколько раз, когда прочел твое письмо. Чего бы я не дал, чтобы встретить, обнять, поглотить в себя весну. Весну! как странно для меня звучит это имя. Я его точно так же повторяю, как Кукольник (NB который находится опять здесь и успел уже написать 7 трагедий[[69 - Ироническое преувеличение. К этому времени Кукольником были закончены трагедии «Торквато Тассо», «Рука всевышнего отечество спасла» и, возможно, «Джулио Мости».]]) повторял – помнишь – Поза, Поза, Поза[[70 - Маркиз Поза – герой драмы Ф. Шиллера «Дон Карлос» (1787), благородный идеалист.]]. Кстати о Возвышенном: он нестерпимо скучен сделался. Тогда было соберет около себя толпу и толкует, или о Моцарте и интеграле, или движет эту толпу за собою испанскими звуками гитары. Теперь совсем не то. Не терпит людности и выберет такое время прийти, когда я один, и тогда или душит трагедией[[71 - Выражение из «Евгения Онегина» (гл. четвертая, строфа XXXV).]], или говорит так странно, так вяло, так непонятно, что я решительно не могу понять, какой он секты, и не могу заметить никакого направления в нем. Зато приятель твой, Василий Игнатьевич[[72 - В. И. Любич-Романович.]], о котором ты заботишься, ни на волос не переменился с того времени, как ты его оставил. Та же ловкость, та же охота забегать по дороге к приятелям за две версты в сторону. Кажется, он чем далее делается легче на подъем, так что в глубокой старости улетит, я думаю, с телом в поднебесные страны, отчизну поэтов.

Прощай! Пиши, если успеешь. Видишь ли ты Федора Акимовича[[73 - Ф. А. Данилевский, родственник А. С. Данилевского.]] с новобрачною супругою или хотя мужественного Гриця? Да что Баранов, в наших еще краях? Поклонись ему от меня, если увидишь, и скажи ему, что я именем политики прошу его написать строк несколько. Что в Василь<ев>ке делается? Я думаю, Катерина Ивановна[[74 - К. И. Ходаревская, тетка Гоголя, в исполнении которой он очень любил слушать малороссийские песни.]] напела тебе уши песнями про бойрендом, духтером[[75 - Припев популярной полуукраинской-полуцыганской песни.]]. Свидетельствуй мое почтение папеньке и маменьке и поцелуй за меня ручки сестриц, Анны и Варвары Семеновны.

Гоголь – Данилевскому А. С., 1(13) мая 1838

1 (13) мая 1838 г. Рим [[76 - Кулиш, т. 1, с. 238–241; Акад., XI, № 68.]]

Рим. 2588-й год от основания города. 13 мая.

Я получил письмо твое вчера. Мне было бы гораздо приятнее вместо него увидеть высунувшееся из-за дверей, улыбающееся лицо твое. Но судьбам вышним так угодно! Будь так, как должно быть лучше! Мысль твоя об жене и свекловичном сахаре меня поразила. Если это намерение обдуманное, крепкое, то оно, конечно, хорошо, потому что всякое твердое намерение хорошо и достигает непременно своей цели. Существо, встретившее тебя на лестнице, заставило меня задуматься, но, с другой стороны, я никак не мог согласить встречу твою с гризеткою и приглашение ее на ночь того же самого дня. Пусть это случалось прежде, но ты говоришь в письме ясно: сегодня я славно проведу ночь. Ну что, если она тебе подсунет <…….>! Тогда и женитьба и сахарный завод очень постраждут. Но в сторону такие смутные мысли. О тебе в моем сердце живет какое-то пророческое, счастливое предвестие. Я пишу к тебе письмо, сидя в гроте на вилле у кн. З. Волконской, и в эту минуту грянул прекрасный проливной, летний, роскошный дождь, на жизнь и на радость розам и всему пестреющему около меня прозябению. Освежительный холод проник в мои члены, утомленные утреннею, немного душною прогулкою. Белая шляпа уже давно носится на голове моей… но блуза еще не надевалась. Прошлое воскресение ей хотелось очень немного порисоваться на моих широких и вместе тщедушных плечах по случаю предположенной было поездки в Тиволи; но эта поездка не состоялась. Завтра же если погода (а она теперь уже постоянно прекрасна), то блуза в дело, ибо питтория[[77 - Художники (шутливое, от и т. pittori).]] вся отправляется, и ослы уже издали весело помавают мне. Да, я слышу носом, как все это заманчиво для тебя, и, признаюсь, я бы много дал за то, чтобы иметь тебя выезжающего об руку мою на осле. Но будь так, как угодно высшим судьбам! Отправляюсь помолиться за тебя в одну из этих темных, дышащих свежестью и молитвою церквей. – Вообрази, что я получил недавно (месяц назад, нет, три недели) письмо от Прокоповича с деньгами, которые я просил у него в Женеве. Письмо это отправилось в Женеву, там пролежало месяца два и оттуда, каким образом, уж право, не могу дознаться, отправлено было к Валентини, у Валентини оно пролежало тоже месяца два, пока наконец известили об этом меня. Прокопович пишет, что он моей библиотеки не продал, потому что никто не хотел купить, но что он занял для меня деньги – 1500 руб., и просит их возвратить ему по возможности скорее. Я этих денег не отсылал, ожидая тебя и думая, не понадобятся ли они тебе, но наконец, видя, что не едешь, и рассудивши, что Прокопович наш, может быть, и в самом деле стеснен немного, я отправил их к нему чрез Валентини. Это мне стало все около 20 скуд[[78 - Скудо – итальянская монета.]] почти издержки. Золотареву[[79 - И. Ф. Золотарев выехал за границу вместе с Гоголем и Данилевским и встречался с Гоголем в Риме в 1837 и 1838 гг. (см. воспоминания И. Ф. Золотарева. – Исторический вестник, 1893, № 1, с. 36–38).]] я заплатил не двести франков, как ты писал, а только 150, потому что он сказал мне, что вы как-то с ним сделались в остальной сумме. Ты, пожалуйста, теперь не затрудняйся высылать мне твоего долга, потому что тебе деньги, я знаю, будут нужны слишком на путь твой, но в конце года или даже в начале будущего, когда ты приедешь в Петербург. Прокоповича письмо очень, очень коротенькое. Говорит, что он совершенно сжился с своею незаметной и скромною жизнью, что педагогические холодные заботы[[80 - С 1836 г. Н. Я. Прокопович преподавал русский язык и словесность в Петербургском кадетском корпусе.]] ему даже как-то нравятся, что даже ему скучно, когда придут праздники, и что он теперь постигнул все значение слов: «Привычка свыше нам дана, замена счастия она»[[81 - Неточная цитата из «Евгения Онегина» (гл. вторая, строфа XXXI).]]. Говорит, что на вопрос твой о том, что делает круг наш, или его[[82 - Имеются в виду выпускники Нежинской гимназии.]], может отвечать только, что он сок умной молодежи[[83 - Слова Репетилова из «Горя от ума» Грибоедова.]], и больше ничего, что новостей совершенно нет никаких, кроме того, что обломался какой-то мост, начали ходить паровозы в Царское Село и Кукольник пьет мертвую. Отчего произошло последнее, я никак не могу догадаться. Я с своей стороны могу допустить только разве то, что Брюлов известный пьяница, а Кукольник, вероятно, желая тверже упрочить свой союз с ним[[84 - К. П. Брюллов, лично знакомый Гоголю, был ближайшим другом Н. Кукольника. Кисти Брюллова принадлежит известный портрет Кукольника (1836).]], ему начал подтягивать, и так как он натуры несколько слабой, то, может быть, и чересчур перелил.

На днях я получил письмо от Смирнова. Он упоминает, между прочим, об обеде, данном Крылову по случаю его пятидесятилетней литературной жизни[[85 - Обед состоялся 2 февраля 1838 г.]]. Я думаю, уже тебе известно, что государь, узнавши об этом обеде, прислал на тарелку Крылову Станислава 2-й степени. Но замечательно то, что Греч и Булгарин отказались быть на этом обеде, но, когда узнали, что государь интересуется сам, прислали тотчас просить себе билетов. Но Одоевский, один из директоров, им отказал, тогда они нагло пришли сами, говоря, что им приказано быть на обеде, но билетов больше не было, и они не могли быть и не были. Смирнов прибавляет, что Булгарин, на возвратном пути в Дерпт, был кем-то, вероятно, из дерптск<их> студентов так исправно поколочен, что недели две пролежал в постели. Этого наслаждения я не понимаю. По мне, поколотить Булгарина так же гадко, как и поцеловать его. По случаю этого празднества были написаны и читаны на нем же стихи – одни, Бенедиктова, незамечательны, другие, кн. Вяземского, очень милы и очень умны и остроумны[[86 - Стихотворения В. Бенедиктова, П. Вяземского и Е. Гребенки были опубликованы под заглавием «Стихотворения, сочиненные для пятидесятилетнего юбилея И. А. Крылова» в «Санкт-Петербургских ведомостях» (1838, № 29, 5 февраля) и перепечатаны в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду» (1838, № 7, с. 125–126).]]. Они были петы. Музыку написал Вельегурский[[87 - Мих. Ю. Вьельгорский.]]. Вот они:

I

На радость полувековую
Скликает нас веселый зов:
Здесь с музой свадьбу золотую
Сегодня празднует Крылов.
На этой свадьбе все мы сватья!
И не к чему таить вину –
Все заодно, все без изъятья
Мы влюблены в его жену[[88 - Имеется в виду муза Крылова (Крылов не был женат).]].
Длись счастливою судьбою,
Нить любезных нам годов.
Здравствуй с милою женою,
Здравствуй, дедушка Крылов!

II

И этот брак был не бесплодный.
Сам Феб его благословил!
Потомству наш поэт народный
Свое потомство укрепил.
Изба его детьми богата
Под сенью брачного венца:
И дети – славные ребята!
И дети все умны в отца.
Длись судьбами всеблагими,
Нить любезных нам годов.
Здравствуй с детками своими,
Здравствуй, дедушка Крылов.

III

Мудрец игривый и глубокий,
Простосердечное дитя,
И дочкам он давал уроки[[89 - Намек на комедию И. А. Крылова «Урок дочкам» (1807).]],
И батюшек учил шутя.
Искусством ловкого обмана
Где и кольнет из-под пера:
Там Петр кивает на Ивана,
Иван кивает на Петра[[90 - Пословица, использованная в басне Крылова «Зеркало и обезьяна»: «Про взятки Климычу читают, а он украдкою кивает на Петра».]].
Длись счастливою судьбою,
Нить счастливых нам годов.
Здравствуй с милою женою,
Здравствуй, дедушка Крылов.

IV

Где нужно, он навесть умеет
Свое волшебное стекло,
И в зеркале его яснеет
Суровой истины чело.
Весь мир в руках у чародея,
Все твари дань ему несут:
По дудке нашего Орфея
Все звери пляшут и поют.
Здравствуй с детками своими etc.

V

Забавой он людей исправил,
Сметая с них пороков пыль,
И баснями себя прославил,
И слава эта – наша быль.
И не забудут этой были,
Пока по-русски говорят, –
Ее давно мы затвердили,
Ее и внуки затвердят.
Здравствуй с милою женою и проч.

VI

Чего ему нам пожелать бы?
Чтобы от свадьбы золотой
Он дожил до алмазной свадьбы
С своей столетнею женой!
Он так беспечно, так досужно
Прошел со славой долгий путь,