Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935)

В Харбине тем временем В.К. Рерих и Т.П. Гордеев готовили к отправке собранные семена и гербарии. По каким-то неясным причинам отправка задержалась. Владимир Константинович объяснял это тем, что Гордеев «за это время несколько раз болел и не имел возможности производить разборку гербария и его определение», а также «преподает в 3-х учебных заведениях и на работу с гербарием может уделять только свой досуг»[21 - Рерих В.К. Письмо неизвестному лицу от 27.01.1935 // ОР МЦР. Ф. 1. Оп. 4. Д. № 485. Л. 1.] и т. п. Но Департамент ждал не гербарий, а семена, которые к моменту отъезда Рерихов из Харбина уже были упакованы и подготовлены к отправке. Тем не менее посылки с семенами пришли в США в апреле и едва успели к весеннему севу, что на фоне клеветы ботаников, уже начавшей распространяться как круги по воде, внесло свой вклад в копилку нервозности Генри Уоллеса, и без того боявшегося собственной тени.

Рерихи тем временем вели переговоры о включении в состав экспедиции китайских ботаника и коллектора. Находясь в Пекине, они обратились за помощью к директору ботанического института Фан Мемориал Хсен Су Ху. Он порекомендовал ученого из Нанкина д-ра Кенга и помог закупить снаряжение для сборов семян и гербариев.

В мае 1935 года начался новый полевой сезон. Выехав за ворота Калгана, на двух машинах Рерихи с сотрудниками направились на север, во Внутреннюю Монголию, в полупустынные и степные районы провинции Чахар – земли хошунов Барун Сунит и Дурбит. Хошуны – «знамена», своеобразные административные единицы кочевой Монголии. Еще в XVII в. «каждому родовому владению князей дано было особое знамя и постановлено считать такое владение отдельною военно-административною единицею, называемою у монголов хошуном…»[22 - Матусовский 3. Географическое обозрение Китайской Империи. СПб., 1888. С.279.]

Теперь в состав экспедиции, помимо Рерихов, входили коллектор А. Моисеев, помощник руководителя экспедиции по вопросам снабжения В. Грибановский, водители М. Чувствии и Н. Грамматчиков. По воспоминаниям Грамматчикова, выехав из Калгана, «примерно за 1,5 суток добрались до шведской миссии, главой которой являлся швед Эриксон <…> После недолгого отдыха и завтрака, которым нас угостили, проехали в Цаган-Куре, где и остановились. Цаган-Куре – брошенный буддийскими монахами небольшой монастырь, который принадлежал шведу Ларсену. В Цаган-Куре экспедиция пробыла около трех месяцев и затем перебазировалась на Тимур-Хаду. По дороге один день провели около монастыря Шара-Мурен, три-четыре дня в Батухалке»[23 - Экспедиция Н.К. Рериха в 1934–1935 годах. По воспоминаниям участника экспедиции Н.В. Грамматчикова. Запись беседы А. Анненко. ОР МЦР II Ф. 1. Оп. 4. Д. № 72.].

Внутренняя Монголия, в марте 1934 года добившаяся автономии и самоуправления, находилась на гребне волны переустройств. Руководителей автономным правительством было двое – престарелый князь Юн-ван и энергичный молодой «принц Де», князь Де-ван, заместитель вождя Силингольского сейма и генеральный секретарь автономного правительства, который лавировал между японским и китайским правительством, выражая симпатию Японии и лояльность Китаю. Н.К. Рерих писал о нем: «Живою силою монгольского автономного правительства является Сунитский князь Де-Ванг. Нелегка задача этого князя, желающего вдохнуть новые государственные формы около древних монгольских знамен»[24 - Рерих Н.К. Листы дневника. В 3 т. М.: МЦР, 1999. T. I. С. 531.].

План Токио превратить Внутреннюю Монголию в марионеточное государство Менгу-го наподобие Маньчжоу-го пока не оправдывал себя. Япония начала действовать через нанкинские власти. Под ее давлением летом 1935 года из Чахара, где в тот момент находилась экспедиция, была эвакуирована китайская армия, и только в районе Калгана оставалась одна из дивизий[25 - См.: Бенефелъд А.С. Внутренняя Монголия до японской оккупации. Краткий исторический очерк. Вып. 1 // Внутренняя Монголия, № 4. Чита, 1944. С. 33.]. 27 июня того же года секретным соглашением между Китаем и Японией провинция Чахар перешла в сферу влияния Японии[26 - См.: Жалсабон. В.Д. Японская агрессия против Китая и автономистское движение во Внутренней Монголии // Вестник Московского Университета. № 2, 1972. С. 30.]. Тем не менее японцы готовили и военное вторжение в эту провинцию.

За день до подписания этого соглашения экспедиция переместилась на запад, в относительно спокойную провинцию Внутренней Монголии – Суй-юань. Основной лагерь разбили в тридцати километрах от новой столицы автономной Монголии – Байлинмяо (Батухалки). Новый лагерь экспедиции был расположен в значимом месте. «Превыше всех окрестных гор стоит Наран Обо. Наран значит “Солнечный”. Поистине, высокое белое Обо и встречает и провожает солнце. <…> Из-за холмов высятся крыши монастыря Батухалки. За ними опять гряда холмов, а там уже пески, предвестники Алашаня. К юго-западу и западу протянутся песчаные пространства – все эти Гоби или Шамо. На юг побежал путь в Кокохото – там уже смущения многолюдства. На восток протянутся земли Сунитские, на северо-запад пойдет Урат. На севере Муминган, что будет значить “Лихая тысяча”»[27 - Рерих Н.К. Листы дневника. T. I. С. 529–530.]. «Наш стан среди причудливых вулканических скал. У самого подножия Тимур Хады, что значит “Железная скала”. Вот и это великое имя в монгольской истории не миновало. И Чингис-хан, великий завоеватель и устроитель, и железный Тимур, а на вершине горы светит Наран Обо. У подножия той же горы, недалеко от нашего стана, находится место будущей монгольской столицы. Место было избрано и предуказано самим Панчен-Ринпоче, Таши-ламою Тибета, который сейчас в Кумбуме. Вполне понятно, что для места будущей столицы монгольской избрано место новое. Ведь Батухалка, с ее старинным нажитым монастырем, не будет новым строением. А новое автономное правительство, конечно, справедливо хочет быть в новом окружении. Пока правительство помещается в Батухалке в юртах»[28 - Рерих Н.К. Листы дневника. T. I. С. 530.].

В лагере Тимур Хада к экспедиции присоединились ботаники из Нанкина – д-р Ю.Л. Кенг и Янг, которые приехали только в конце июля. Китайским ученым тоже пришлось работать волонтерами, поскольку Департамент так и не выделил ставки ботаников после того как отозвал двух американцев. Сборы гербария происходили и до и после их приезда при участии Н.К. и Ю.Н. Рерихов (как пишет Юрий Николаевич, «ботанизировали» и «гербаризировали»[29 - Рерих Ю.Н. Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935) // Рерих Ю.Н. Тибет и Центральная Азия. T. IL М.: Рассанта, 2012. С. 180–181.]). Н.К. Рерих, руководитель экспедиции, не был в стороне от ботанических проблем, об этом свидетельствуют его очерки. Из степей Монголии он пишет княгине Екатерине Константиновне Святополк-Четвертинской: «Когда 30 лет тому назад Вы мне говорили

О днепровских лугах, о подробностях травосеяния, могли ли мы думать, что сейчас я буду занят вопросом: представляет ли местный “вострец” обычный вид русского пырея или особенный»[30 - Рерих Н.К. Листы дневника. T. I. С. 433.]. Иногда, по воспоминаниям Н.В. Грамматчикова, Николай Константинович задавал направление ботанических поисков:

«Предстоят дальние поездки за семенами, все, что было поблизости от лагеря, выбрано в “пешем и конном строю”, теперь очередь наших машин. Кругом горы и степи; куда поехать, где найти интересующие нас виды? За день можно исколесить сотни миль и не найти ничего.

– Поезжайте за Олон Суме, на север, поищите там.

Еду на своем додже в указанном направлении. <…> Вдруг ботаник оживился, замахал руками, высунулся в окно: “Стоп, стоп”.

Н.К.[Рерих] сказал ехать на север от Олон Суме, распоряжение выполнено, найден новый, очень ценный, вид агропирума. Сам он туда никогда не ездил»[31 - [Грамматчиков Н.В.] о Н.К. // ОР МЦР. Ф. 1. Оп. 2. Д. № 190. Л. 5–6.].

Записи Юрия Николаевича, помощника руководителя, показывают высокий уровень профессионализма, причем не только с точки зрения ботаники, но и геоботаники. Например: «В скалах разнообразный кустарник Ribes[32 - Смородина (лат.).], шиповник, Rumex[33 - Щавель (лат.).], Prunus[34 - Слива (лат.).]. Преобладают пустынно-степные травы, служащие как бы звеном между черноземными и каштановыми почвами северной части Внутренней Монголии и песками Алашани и Средней Гоби»[35 - Рерих Ю.Н. Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935) // Рерих Ю.Н. Тибет и Центральная Азия. T. IL С. 188.].

С июня поступление сумм от Департамента на содержание экспедиции прекратилось, выплачивалось только жалование Рерихам[36 - См.: Письмо Н.К. Рериха американским сотрудникам от 15.12.1935 // ОР МЦР. Ф. 1. Оп. 5–1. Д.№ 190.], соответственно, все расходы (бензин, продовольствие, зарплата обслуживающему персоналу и т. п.) легли на их плечи.

В двадцатых числах августа Департамент сельского хозяйства США стал настаивать на перемещении экспедиции в Синин близ озера Кукунор. Для этого требовалось пересечь Ордос и Алашань, горный хребет Нань-шаня. Даже по лучшим расчетам путь в Синин занял бы две недели; кроме того, необходимо было оформить специальные разрешения, так как паспорта членов экспедиции были действительны только для провинций Чахар и Суй-юань. А в середине сентября в высокогорном районе Кукунора, где жизненный цикл растений намного короче, сбор семян был уже невозможен. Ко всему прочему обстановка в провинции Кукунор и на дорогах, ведущих вглубь страны, была тревожная. Газеты писали о разбойничьих бандах к западу от Баотоу, наступающие части кавалерии бандитов были перехвачены в 30 милях от Батухалки[37 - См.: Рерих Ю.Н. Письма. В 2 т. М.: МЦР, 2002. T. I. С. 299.]. Н.К. Рерих счел предлагаемый маршрут нецелесообразным, о чем и сообщил в Департамент.

В сентябре второй полевой сезон был закончен. Автономное монгольское правительство выкупило у экспедиции два грузовика и помогло доставить оборудование до ближайшей станции железной дороги – Гуй-Хуа-чен (Кокохото). 7 сентября 1935 года Рерихи прибыли в Пекин, где собранные коллекции были рассортированы, упакованы, подготовлены к отправке. 20 сентября экспедиция переместилась в Шанхай. Из Шанхая гербарии и семена были отправлены в Штаты. Отец и сын Рерихи вернулись в Наггар.

Первоначально планировалось провести научные изыскания в засушливых районах гималайских высокогорий, и сборы были продолжены в Лахуле, в долине реки Спити на высоте 13 000 футов над уровнем моря. Но Департамент телеграфировал об окончании работ и прекращении финансирования – в Америке вокруг Музея Рериха начали разворачиваться непредвиденные события, в которых участвовал и Генри Уоллес.

Маньчжурская экспедиция, несмотря на все препятствия и внутренние подводные камни из-за организационной несостоятельности Генри Уоллеса, проделала огромную научно-исследовательскую работу. Было изучено свыше трехсот сортов растений, пригодных для борьбы с эрозией почвы, открыто несколько новых видов растений. По свидетельству Ю.Н. Рериха, за период полевой работы на Дальнем Востоке в Департамент были высланы следующие материалы:

«1. Систематический гербарий, собранный в Барге и горах Хингана.

2. Гербарий засухоустойчивых и кормовых растений из Барги и Хингана.

3. Гербарий лекарственных растений из Северной Маньчжурии.

4. Коллекция (83 образца) медицинских препаратов из Северной Маньчжурии. Эта коллекция сопровождалась подробным описанием применения различных входящих в нее средств.

5. Коллекция тибетских медицинских препаратов согласно “rGyud-bzi”, классическому труду по тибетской медицине.

6. Коллекция тибетских текстов по медицине и медицинских атласов.

7. Полная карта региона Внутренней Монголии в 4 листах. Оригинал этой карты показывал Вам д-р Брессман, так что Вы можете это удостоверить, если необходимо. Я сохраняю фотостатные копии этой карты.

8. 49 упаковок с семенами из Барги и Хинганского региона.

9. 436 упаковок с семенами из Внутренней Монголии и Спити (юго-западные Гималаи), которые были собраны в полевой сезон 1935 г.

10. Систематический гербарий из 1169 образцов, собранный во Внутренней Монголии.

12.[38 - В тексте § 11 отсутствует.] Карта растительности региона Внутренней Монголии на двух листах. Это первая такого рода карта, когда-либо составленная. Прежде чем отправить оригиналы карт в Министерство, мы сделали их фотографии.

13. Систематический гербарий, собранный в Спити (юго-западные Гималаи), 192 образца.

14. Полный фотоотчет с аннотациями.

15. Отчет об исследованиях в Барге и Внутренней Монголии…»[39 - Рерих Ю.Н. Письма. T. IL С. 24.].

Гербарные сборы и исследования материалов древних манускриптов, проведенные во время экспедиции и при дальнейшей работе Гималайского института научных исследований «Урусвати», послужили основой для важных сводок по флоре Тибетского нагорья и тибетских лекарственных растений[40 - См.: Беликов П.Ф. Последняя научно-исследовательская экспедиция Н.К. Рериха // Рериховские чтения 1976 г. Новосибирск, 1976. С. 95; Ефремов Ю.К. Н.К. Рёрих и география. (К 85-летию со дня рождения) // Вопросы географии. № 50. М., 1960. С. 255.].

В степях Внутренней Монголии был обнаружен новый злак, названный Agropirum (Agropyron) mongolicum. По результатам экспедиции нанкинский ботаник доктор Кенг опубликовал статью, где в числе новых видов растений упомянул неизвестный ранее вид ковыля, назвав его в честь руководителя экспедиции Stipa roerichii[41 - См.: Ceng Yi Li. New Grasses from Peling Miao, Sujuan Province, China 11 Journal of the Washington Academy of Sciences 28. 1938. P. 307.] (синоним Stipa nakaii).

Дневник Мастера

Из моих дневников и Записных листов Вы видите мои настроения и предложения.

    Н.К. Рерих

Много раз приходилось советовать людям вести дневники или записи, чтобы вносить узнанные достоверные факты. Так же точно, как метеорологические наблюдения должны производиться повсеместно и неотступно, и так же многие другие факты должны быть отмечаемы во всей их необычности.

    Н.К. Рерих

На всем маршруте Маньчжурской экспедиции Н.К. Рерих держал постоянную связь с сотрудниками в Америке, сообщая им обо всех нюансах своей деятельности, и передавал некоторые сведения для Уоллеса, которые нельзя было включить в официальную переписку. С ноября 1934 года эти письма приобретают характер дневника – каждодневных записей, которые диктовались иногда на одном листе подряд несколько дней, и потом посылались в США. Свой дневник именно в этот период вел и Юрий Николаевич Рерих, эти тексты недавно были опубликованы[42 - См.: Рерих Ю.Н. Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935) //Рерих Ю.H. Тибет и Центральная Азия. T. II.].

Дневник был во многом предназначен для практического руководства сотрудников в той или иной ситуации, его страницы по мере написания пересылались в США. Вполне оправданно стараясь защитить свою корреспонденцию от пристального интереса тех, кто постоянно вскрывал конверты, автор дневника часто использует условные имена для отдельных лиц. Некоторые, такие как духовные имена сотрудников в Америке и условные обозначения американских политиков, уже широко известны, некоторые характерны только для этого периода. Для их расшифровки использовались специальные списки условных обозначений. В архивах Университета Ратгерса и Центра русской культуры Амхерст колледжа хранятся такие листки, которые Рерихи составляли на разные периоды своей переписки, что вполне понятно при постоянном внимании к их корреспонденции со стороны английской и других разведок. Но на период Маньчжурской экспедиции мы имеем лишь списки, которые были составлены не собственноручно Рерихами, а сотрудниками, ведшими переписку. Один из них составлен Ф. Грант[43 - См.: Frances R. Grant Papers // Special Collections and University Archives, Rutgers University Libraries. Box 15. Folder 56.], другой[44 - См.: Amherst Centre for Russian Culture. Roerich collection. Box 3. Folder 44.] – предположительно Ю.Н. Рерихом, так как именно в его корреспонденции 1934–1935 годов максимально используются закодированные имена и понятия.

В практически ежедневных записях Н.К. Рериха, хранящихся в архиве Музея Николая Рериха в Нью-Йорке, отражается весь спектр задач культурного строительства, международных интересов и организационных проблем руководителя экспедиции. Как ни странно, о ходе самой экспедиции сведений не так много. Зато в полной мере виден масштаб деятельной мысли Николая Константиновича, его непосредственное участие в жизни рериховских организаций и комитетов Пакта Рериха по всему миру, его включенность в круг проблем культурного поля русской эмиграции равно как в Азии, так и в Европе. Он был всегда в курсе событий, происходивших в мире, и держал руку на пульсе широкого международного движения, объединенного идеей защиты культурных сокровищ человечества под Знаменем Мира.

Очень много внимания в дневнике уделено вопросам кооперативного строительства в пустынях Внутренней Монголии.

Несколько страниц, с 4 по 15 апреля 1935 года, касающихся именно кооперативного строительства и опубликованных с купюрами В.А. Росовым, не были найдены в архиве Музея Николая Рериха в Нью-Йорке. Вопрос о судьбе утраченных листов остается открытым, возможно они еще обнаружатся.

Дневник Н.К. Рериха – свидетельство размышлений и упований Мастера, его планов и скорби по поводу распространившегося по всему миру воинствующего невежества. Николай Константинович скрупулезно делает обзор прессы, затрагивающей его имя, дает советы американским сотрудникам, как противостоять клевете. И приходит к неутешительному выводу, что никакие попытки воздействия, в том числе обращения в японские консульства в США и Франции, не дают результатов.

По дневнику можно судить о том, насколько широко подходил Николай Константинович к сотрудничеству с культурными и политическими деятелями Японии, Маньчжурии, Китая. Каждое созидательное и культурное начинание отмечалось русским художником и философом как ступень к новому миру. Каждый человек оценивался им с позиций культуры. Современная история вносит коррективы в портреты, создаваемые на страницах этого дневника. Япония в тот период только наращивала свой военный потенциал и захватнические амбиции, и в этом процессе так или иначе участвовали все японские политики. Ответы Савады на обращения сотрудников Музея Рериха становились все сдержаннее, это видно по страницам дневника, похоже, он уже получил некие директивы из Министерства иностранных дел Японии. Интересно, что современная история, более внимательная к гуманитарным начинаниям, почти стерла со своих страниц имя японского консула, оставшееся преимущественно в биографических статьях о его жене – миссис Мики Савада, основательницы первого в Японии приюта для детей-сирот и благотворительницы.

Страницы дневника запечатлели свидетельства о визитах и беседах с нашими соотечественниками за рубежом. У многих из них за плечами были Гражданская война, Великий ледовый поход, бегство из Владивостока. Ведя между собой политические дебаты, они сохраняли традиции и надежду вернуться на Родину.

В этой среде Николай Константинович пытался найти единомышленников, многие из них оказались полезными сотрудниками, многие, наоборот, прекратили свою культурно-просветительную деятельность практически сразу, как только имя Рериха стало упоминаться в газетах в негативном ключе. По страницам дневника можно проследить и отсутствие позитивного полюса в этой информационной войне – в русскоязычной прессе Харбина, Тяньцзина, Пекина не появилось достаточно ярких статей, противостоящих клевете.

Один из фрагментов дневника, утраченный из-за того, что сдвинулась копировальная бумага в печатной машинке, можно восстановить по другим источникам. Например, запись от 21 июля: «[Посетили крепос]ть, лежащую в двадцати пяти милях, так называемую] <…>[45 - Пропуск в тексте.][рядом с не]й, как говорят, много растительности. По пу[ти] <…>[46 - Пропуск в тексте.][встретили] монголов, бежавших из Халхи. Среди них есть <…>[47 - Пропуск в тексте.][несущие в] себе основы и религии, и смелости, и строительства]. <…>[48 - Пропуск в тексте.] приехать»[49 - Рерих Н.К. [Дневник Маньчжурской экспедиции.] 21.07.1935.]. От того же числа запись в дневнике Ю.Н. Рериха говорит о визите в кочевой монгольский монастырь, о том, что «много беседовали о Калачакре»[50 - Рерих Ю.Н. Дневник Маньчжурской экспедиции (1934–1935) И Рерих Ю.Н. Тибет и Центральная Азия. T. IL С. 182.]. Скупые фразы Н.К. и Ю.Н. Рерихов об этом дне дополняет красочный рассказ Н.В. Грамматчикова: