«Власть земли» и «Власть тьмы» (соч. Гл. Успенского и гр. Л.Н. Толстого)

– Да разве ваш кузен здесь? Покажите мне его, пожалуйста…

– Он боится своих «Воспоминаний»…

– Вздор какой! Я их читал с удовольствием… Жалею, что они на некоторое время прекратились…

– Николай! Иди… к графу… – шепнул мне Глеб. – Боюсь!..

– Чего?

– «Власти тьмы»…

Однако, захватив под мышку укутанную в шарфе гармонию, я приблизился к графу, причем услыхал нечто вроде предостережения со стороны кузена: «Ты, вероятно, слышал, как граф иронизировал над моей „Властью земли?“»..

– Вы?.. – радостно улыбаясь и пожимая мне руку, сказал Лев Николаевич.

– Я, граф… ваш старый знакомый…

– Что это вы делаете? Я про себя не говорю… но вот некоторые обижаются на вас за Некрасова… хотя, положим, человек-то известный…

– Да ведь что же, Лев Николаевич? Я писал, что он у Тургенева отхватил восемнадцать тысяч франков, а «Новое время» говорит: «Нет! Не восемнадцать тысяч, а всего только тысячу рублей, да и то у другого лица», о нем же не леть есть глаголати…

– Вы, я слышал, на гармонии играете?

– Грешен.

– У вас дочь украли?

– Так точно, ваше сиятельство.

– Кто же?

– «Власть земли» и «власть тьмы»… Но это дело, как говорится, домашнее…

– Нет! Вы у меня в Хамовниках все расскажете… Собратья по перу! Вы не откажетесь сегодня у меня ночевать?

– Глеб! Как ты?

– Согласен…

– И я тоже… У вас, граф, Матрена, баба, увидав своего возлюбленного сыночка, который обнимая молодую хозяйку, говорит: «А я что видела – не видела, что слышала – не слыхала… С бабочкой поиграл – что ж? И теленок, ведашь, и тот играет… Отчего ж не поиграть? Дело молодое… От овса, ведашь, кони не рыщут, от добра – добра не ищут»…

– Позвольте…

– Нет, далее в вашей «Власти тьмы» сказано, что эта самая баба Матрена принесла сонных порошков молодой хозяйке, которую обнимал ее сын… И что же это за порошки?.. Яд, чтобы отравить мужа Анисьи (хозяйки), старика Петра…

– Далее у меня говорит Матрена: «Я семьдесят семь уверток знаю…».

– Но вы представьте, граф, картину, вами нарисованную: даже распутная Анисья пришла в ужас при виде узелка, в котором находился яд… «О-о-ох! – простонала она. – Как бы греха не было!..» Где вы взяли этакое чудовище, этакую ведьму мать (хотя бы из деревенщины), которая является на сцену перед публикой с ядом для того, чтобы ее возлюбленный сынок жил с незаконной женой и от обильной трапезы кормил ее падающими крупицами…

– Между нашим двухсотмиллионным населением, согласитесь, найдутся такие ведьмы, – прожевывая какую-то вегетарианскую снедь, произнес граф.

– Но ведь это исчадие ада, а не типы…

– Пойдем выпьем, – толкнул меня кузен.

– У вас что же это, наследственное?

– Так точно, ваше сиятельство… отцы и деды…

– Понимаю… дарвинизм…

– Далее, граф, у вас в вашей «Власти тьмы» есть такие сокровища. Никитка, ваш главный герой, произносит такой монолог: «Боязно, говорят, неправде божиться. Все одно – глупость. Ничего! Одна речь!.. Очень просто…».

– Есть такие…

– Не спорю, только этакие гады, по-моему, не должны быть вносимы в сферу искусства и быть проводниками каких-либо идей… Каков ваш герой Никитка! Порадуйтесь, милейший граф: «Люблю я этих баб, как сахар, а нагрешишь с ними – беда!» Далее хороша сценка: мать Матрена уговаривает сына Никитку закопать живого ребенка в погребе: «Накось скребочку-то… да слезь, да и справь там… а я посвечу… Ямку выкопай…» Никита (берет ребенка): «Живой! Матушка родимая! Шевелится… живой! Матушка родимая! Шевелится… живой!..» Но Никитка не струсил, как гусар Пушкина перед ведьмой на Лысой горе. Он ребеночка упрятал по настоянию своей матушки… Кончив дело, он известил Матрену: «Пищал как! Как захрустит подомной… И жив все, право, жив… да все пищит, все пищит… И как захрустят подо мной косточки… кр… кр… кр-р-р…» Мать: «Поди, родной, выпей водочки…» (Сама лезет в погреб). Никитка: «Матушка, а матушка!» Матрена (высовывается из погреба): «Чего, сынок?..» – «Не зарывай… живой он… Разве не слышишь?..» Матрена: «Да где же пищать-то? Ведь ты его в блин расплющил… всю головку раздребезжил…».

– Николай! – обратился ко мне кузен. – Ты в своих «Воспоминаниях» говорил, что «Анна Каренина» подложила свою белоснежную шейку под колеса вагона…

– Нет! – вступился граф. – Она у меня, отбросив в сторону мешочек, упала на руки, ее что-то зацепило за спину. Ну, а потом я говорю, что светильник, при помощи которого она читала книгу неправды, лжи, коварства, измены, – вдруг вспыхнул и погас… Ночевать ко мне, господа! – заключил граф, когда наш поезд приблизился к Московскому вокзалу…

III

– Иван! Здесь? – спросил граф.

– Пожалуйте!

– Лейкина видели в Петербурге?

– Это вы Ивану говорите?

– Нет, вам, Николай Васильевич…

– Не только Лейкина, но даже и Суворина…

– А Щедрина?

– Вишь, чего захотели…

«Власть земли» и «Власть тьмы» уселись в широких покрытых ковром санях, а «Воспоминания» приладились на запятках.

– Да вы садитесь с кучером-то…

– Пожалуй…

– Я знаю, вы любите лошадей… А гармония ваша не пропала?..

– Цела!..