Волкодавы СМЕРШа. Тихая война

– Нашим сообщить нужно. Товарищ «Первый» приказал, – по-русски Иван говорил почти без акцента, хоть родился и вырос в Бессарабии, лишь излишне мягко, «по-молдавски», произносил букву «л», – что в экстренном случае на связь выходить немедленно.

Несколько мгновений Гулькин колебался, затем принял решение:

– Ты ж за две минуты антенну не размотаешь? А нам время терять категорически невозможно, вдруг фашисты с места снимутся да уйдут? Вот доберемся до хутора, убедимся, что там они, – тогда и радируем. Вдруг мы ошиблись, нет там никого и не было? Нехорошо выйдет. Это приказ!

– Добро, – невозмутимо согласился Лупан, закидывая на плечи лямки вымазанной в маскировочных целях белилами радиостанции.

– Двинули, мужики, время поджимает…

* * *

До заброшенного хутора добрались быстро. По пути обнаружили несколько наспех прикопанных окурков от немецких сигарет и обертки от шоколада: парашютисты делали короткий привал. Здесь фрицы наследили куда сильнее, однако точно определить, сколько их было, все равно не удалось. Но явно не меньше десятка, что вполне укладывалось в общую картину: если десант насчитывал как минимум роту, то и отдельные группы должны быть достаточно многочисленными. Придя к этому выводу, Гулькин лишь зло заиграл желваками – десять подготовленных десантников против пяти курсантов! Многовато. Ну, да ничего, справятся. Сдюжат, куда деваться, не помощи же просить? Стыдно… да и когда еще та помощь подойдет. Так что сами, все сами.

И отдал приказ продолжить движение.

Расположившись в пределах видимости, замаскировались и с полчаса наблюдали, пытаясь определить, есть ли там немцы. По всему выходило, что есть. И следы вели в правильном направлении, и снег на просевшем крыльце единственного более-менее сохранившегося дома оказался истоптан, да и дверь недавно определенно открывали. В целом же хутор был так себе – одно название. Хуторок, скорее. До того как его покинули люди, поселение насчитывало три подворья; сейчас же полностью уцелела всего одна изба да расположенный неподалеку покосившийся сарай. Или курятник там какой-нибудь – в подобных мелочах Александр не разбирался. От соседнего строения остались только вросшие в землю стены – крыша давным-давно провалилась, в оконных проемах виднелись покрытые снегом кусты. Третья хата, самая дальняя, и вовсе сгорела, лишь торчал закопченный давним пожаром дымарь. Впрочем, бойцам поисковой группы это оказалось только на руку – никаких сомнений, где именно находится противник, не осталось. Осталось лишь выяснить, где гитлеровцы разместили свои секреты…

– Ну, чего думаешь? – жестом подозвав Карпышева, осведомился младлей. – Ты ж у нас теперь главный спец по этой деревне?

– А чего тут думать? В избе они, больше негде. Кстати, когда я тут в последний раз был, вторая изба еще под крышей стояла. Но перекрытия уже тогда сильно подгнили, я через это дело с чердака и навернулся, помнишь, рассказывал? Гляди, командир, – он протянул Гулькину блокнот с корявым карандашным рисунком. – План дома по памяти набросал, я его хорошо запомнил. Штурмовать лучше через эти вот окна и дверь, одновременно. Стекол там уже наверняка нет, рамы гнилые… были, а сейчас, поди, и вовсе повысыпались. Входи – не хочу.

– Понял, – намертво запомнив схему, Александр вернул блокнот. – Передай ребятам, пусть изучают. А что насчет наблюдателей? Как полагаешь, где сидят?

– Один в сараюшке, – без заминки ответил товарищ. – Гарантия – сто процентов.

– Поясни? – Гулькин и сам пришел к подобному выводу, но решил проверить.

– Дверь, – ухмыльнулся бывший пехотинец. – Петли давно сгнили, она и упала. Еще когда мы с пацанами тудой лазали, перед входом валялась. А сейчас снова стоит. И снега на ней нету. А след остался. Верно?

– Молодец, я тоже так подумал, – слегка покривил душой Александр. Именно дверь его и насторожила, точнее, отсутствие навеянного ветром снега на гнилых досках. А вот о том, что перед этим она лежала на земле, он и не подумал. Хотя отпечаток и на самом деле имелся. Минус тебе, товарищ младший лейтенант! Внимательней нужно быть.

– А второй где? Есть мысли?

– Думать нужно, – уклончиво ответил Карпышев. – Наблюдать. Пока не знаю, а ты?

– Поленницу старую видишь? И телегу рядом с ней? Снег вроде нетронут, но уж больно позиция удобная. Если тот, что в сарае, левый фланг держит, то отсюда можно правый прикрыть. И дорога у него как на ладони. А?

– Разумно, – помедлив, кивнул головой Виктор. – Но подобраться будет сложно, место открытое. Может, гранатой?

– Может, и гранатой, одновременно с началом атаки, чтобы шумнуть своим не успел. А если он все-таки не там?

Несколько минут товарищ молчал, плавно поводя биноклем, затем с улыбкой повернулся к командиру:

– Там он, Саш, не сомневайся даже. На, сам погляди. Видишь, оглобля в землю уперлась? А снега на ней нет, хоть и должен быть. Значит, двигали ее недавно. Зачем двигали? Понятное дело, чтобы под телегу залезть. Но там места совсем мало, столько лет в землю врастала, да и гнилая совсем, просела. А теперь левее смотри, на полметра примерно. Ну, чего видишь?

Гулькин подкрутил колесико, вглядываясь. Хмыкнул:

– Сапог, что ль?! Не могу понять.

– Ага, подошва ботинка торчит. Говорю ж, места мало, едва поместился фашист, оттого и спалился. Согласен, нет?

– Согласен. Молодец, Витя, глазастый, и с наблюдательностью все в порядке. Добро, ползем обратно, нужно с мужиками посоветоваться…

* * *

Пока Лупан занимался антенной, разматывая и забрасывая ее на ближайшее дерево, Гулькин составлял текст радиограммы, одновременно продолжая размышлять. В целом все вроде бы понятно: нужно атаковать, пока гитлеровцы расслабились и не ждут нападения. Иначе снимутся с места и уйдут – и гоняй их потом по лесам… если догонишь. Так что отпускать парашютистов нельзя, тут вариантов нет. Но уж больно смущает отсутствие точной информации о численности противника. Если их и на самом деле около десятка или даже больше, хватит ли сил? Не факт, ох не факт…

Александр хорошо помнил занятия, на которых их учили, как следует поступать при двукратном перевесе сил противника. Ведь его группа, как ни крути, разведывательно-поисковая; в реальности же в подобной ситуации нужно гораздо больше людей: группа расчистки, по два бойца, основной и страхующий, на каждого часового. Группа отсечения на случай прорыва врага из западни численностью до двух отделений. Снайперы для контроля окон перед началом штурма. Секреты, перекрывающие пути возможного подхода к немцам помощи. Ну и, собственно, атакующая группа, по числу вражеских бойцов внутри. Вот именно что по числу, ага… А если не справятся, если будут неоправданные потери и часть немцев уйдет в лес? Да ему, как командиру группы, за такое сразу трибунал, и хорошо, если по итогам не вышак выйдет! С другой стороны – смотри выше, как говорится, – отпускать фрицев категорически нельзя. Еще хуже получится. Так что придется работать, под свою ответственность. Помощь-то ни при каких условиях не успеет. А уж там? Как говорится, или грудь в крестах, или голова в кустах. Победителей на Руси испокон веков не судят.

– Есть, командир, – подготовив и проверив радиостанцию, доложил Иван, отрывая Гулькина от невеселых мыслей. – Что передавать?

– Держи, – младший лейтенант протянул ему листок с несколькими короткими строчками:

«Рябина-5» – «Ясеню». Десантирование противника обнаружено в квадрате 34–23. Прослежен до квадрата 45–12, где группа остановилась на длительный привал. Ориентир – заброшенный хутор. Точная численность неизвестна. Принял решение на захват. Конец связи».

– Зашифруй и передавай.

– Понял, – боец нацепил наушники и склонился к рации. Дробно застучал ключ.

С минуту Гулькин молчал, собираясь с мыслями и подбирая слова, затем заговорил:

– Мужики, ситуация очень серьезная, сами видите. Парашютистов как минимум вдвое больше. Но сейчас у нас нет ни группы отсечения, ни снайперов (услышав последнее слово, радист вскинулся было, но тут же опустил голову – какой из него нынче снайпер, если даже обычной трехлинейки не имеется, пусть даже без оптики?), ни вспомогательных сил. Только мы, пятеро советских бойцов, которые одновременно являются всеми перечисленными, плюс штурмовой группой, разумеется. Короче, оставить лирику. Так просто нам их не взять. Даже если внутри семь или восемь человек, для нас это многовато. А если больше? Помните, что товарищ «Первый» касательно замеченных самолетов говорил? В «пятьдесят второй» «Юнкерс» полтора десятка фрицев влезает. Шестнадцать, если точно. Возможно, их и раскидало ветром, а если нет? Если тут ВСЯ диверсионная группа в полном составе? Тогда совсем плохо. Поскольку это уже не двух-, а трехкратное превосходство выходит. Но мне все же кажется, что их тут не больше десятка…

Александр помолчал, исподлобья глядя на насупившихся товарищей:

– Потому единственным реальным вариантом считаю следующий. Атакуем через окна гранатами «РГД-33» без осколочных рубашек. Бросаем аккуратно, под самые стены, ни в коем случае не в центр комнаты. Две, максимум три штуки. «Тридцать третья» – не настолько мощная штука, большинство немцев наверняка уцелеет. В момент взрыва штурмуем одновременно через окна и дверь. Если повезет, основную часть фрицев оглушит, но не до смерти. Этих вяжем, пока не очухались. Будем надеяться, среди них будет и командир, и радист. Вот примерно так. Другого варианта просто не вижу. Кто что думает?

– Рискуешь, командир… – глухо проговорил Паршин, пряча взгляд.

– Рискую, – почти весело согласился тот. – Но, сам ведь понимаешь, иначе вообще никак. Я ж не зря в радиограмме указал, что численность противника неизвестна. А то бы приказали ждать подмогу, а когда она придет? Да и кто? Наших практически всех отправили, а с энкавэдистами или армейцами пока свяжутся, пока взаимодействие наладят – диверсанты и уйдут, сволочи. Сколько им еще времени нужно, чтобы шмотки просушить, час-полтора? Не станут они тут долго сидеть, точно говорю. Не идиоты же, понимают, что их ищут. Так что, бойцы, всю ответственность беру на себя!

Смерив командира гневным взглядом, Паршин резко приподнялся:

– Сашка, ты это чего?! Ты это что ж, решил, что я ответственности забоялся и все на тебя решил свалить?! Да я тебе… морду за такое набью! Не сейчас, понятно, а как в расположение вернемся!

– Успокойся, Костя, ничего я такого не решал, – устало отмахнулся Гулькин, пряча улыбку. В товарище он и секунды не сомневался. – Ну, веришь?

– Верю, – буркнул тот, все еще свирепо раздувая ноздри. – Ладно, проехали. Говори конкретно, чего делаем?

– А чего делаем… воюем. Тебе, кстати, самая сложная задача. Тот, что в сарае, – твой. Крайне желательно – живым, нужно узнать, сколько их. Начинаешь за две минуты до нас, если возьмешь фрица живым и выяснишь численность группы – даешь сигнал. Если нет – тоже. Понял?

Паршин коротко кивнул.

Александр повернулся к Максимову:

– Серега, на тебе задачка не проще. Скрытно подбираешься к поленнице вон с той стороны, так меньше шансов, что заметят из избы, и тихаришься до сигнала. Сигнал – начало штурма. Если сможешь взять диверса раньше – отлично, отсюда всех подробностей не разглядишь, но зря не рискуй и на рожон не лезь, иначе всех подведешь. В любом случае маякнешь. Когда будем готовы, махну, рви его гранатой и присоединяйся. Я, Витя и Иван берем избу, мы с Витей – через окна, Ваня – в дверь. Костик – на контроле снаружи, ты – с ним. Если полезут через окна, бить по ногам, главное, чтоб не насмерть. Мужики, снова повторяю, немцев для нас многовато, но пленные нужны, как воздух. Поскольку, кто из них кто, мы не знаем, всем максимальное внимание, замечаем любые мелочи. Понимаю, что сложно, но иначе никак. Если их случайно здесь выбросили – ладно, а если нет? Если с каким-то заданием, о котором мы ни сном ни духом? И командование наше тоже не догадывается? Понимаете?