Новый порядок

Оранжевые отсветы пламени масляных светильников колыхались на стенах, изукрашенными резьбой и покрытыми красочной росписью. Запах горелого масла перебивал аромат благовоний. Нармер лежал, подложив ладони под голову, и смотрел в потолок невидящими глазами. Где взять золото?..

Сотис, почувствовав его состояние, прижалась, стала ласкаться. Нармер рассеянно погладил жену, нащупал и сжал её упругую грудь, помял пальцами сосок. Бесполезно. Ни малейшего желания сегодня он не испытывал. Какое уж тут желание… Где взять золото?

– Ты чем-то расстроен, мой господин? – тонкое, прекрасное лицо Сотис нависло перед ним. В глазах, в полумраке казавшихся бездонными, плясали отсветы огня – Поделись с женой своей, муж мой. Не все женщины глупы.

Нармер вздохнул, искоса глянул на жену. Может, и правда?

Он взял её в жёны уже взрослой девушкой. Пятнадцать лет – в этом возрасте у половины женщин Земли Пчелы уже бегают детишки. И у обитателей болот, в Земле Папируса то же. Жизнь коротка, и надо спешить продолжать её в детях… Разумеется, заполучить в жёны красавицу Сотис было немало желающих. Но её отец, крупный чиновник, ведающий сбором налогов в недавно покорённых землях у Великого озера, метил выше. И не прогадал – именно такую жену искал себе Повелитель. Красавица, спокойная, безукоризнено воспитана… И не дура. Далеко не дура, что у женщин случается не каждый день.

– Где взять золото? – неожиданно вслух произнёс Нармер.

– Сколько? – деловито, будто золото лежало у неё зарытым в углу, поинтересовалась Сотис. Нармер заинтересованно скосил глаза.

– Считай сама. Нам надо ещё не меньше пятисот талантов меди.

Сотис чуть пошевелила губами.

– Если считать, что за талант золота синайцы дают двадцать пять талантов меди… А за талант серебра – шесть талантов… Сколько имеется серебра и золота в казне, муж мой?

Теперь уже Нармер смотрел на жену с уважением. Что значит дочь сборщика налогов!

– Двадцать два таланта серебра и четыре золота.

– Так мало? – лицо Сотис выразило озабоченность – А что ещё берут синайцы в обмен на медь?

Нармер усмехнулся.

– Много чего берут. Скажем, льняное полотно. У них там лён не растёт. Зерно берут, хорошую посуду, быков…

– Посуду и зерно отставим. Не хватит ослов, чтобы перевезти – Сотис села в позе лотоса, нимало не стесняясь наготы. При виде её лона, гладко выбритого и чуть приоткрытого, на расстоянии протянутой руки, Нармер ощутил внезапное запоздалое желание, но теперь уже сам подавил его. Не время, пошёл серьёзный разговор – Быков тоже не перегнать через тамошние места. А вот насчёт полотна…

– И с полотном то же самое – Нармер неожиданно грязно выругался, но Сотис и ухом не повела. Мужчины вообще народ такой, что делать… – Проклятые болотники завалили синайцев своими тканями на годы вперёд. И обувью тоже! И своими корявыми поделками! Теперь за медь синайцы требуют золото, и только золото! Ну, и серебро возьмут, конечно…

Сотис снова задумалась. Странно, подумал Нармер. Женщине едва исполнилось восемнадцать, но сейчас, в свете масляных ламп, она кажется древней и мудрой, как сама звезда, именем которой её назвали… [6 - Сотис – древнеегипетское название Сириуса]

– Скажи, а синайские медники любят красивых девушек? – внезапно спросила Сотис.

– То есть? – изумлённо воззрился на жену Нармер.

– Всё просто – улыбнулась Сотис одним уголком рта – Везде, насколько я знаю, за девушек дают выкуп. Часто медью. А возле Великого озера, у покорённых озёрных людей девушек много…

Вот теперь Нармер смотрел на жену с восхищением. И ведь действительно, как всё просто!

– Иди ко мне, дорогая моя – Нармер сгрёб жену, повалил. Сотис засмеялась, выгнулась кошкой, подставляя себя под мужнины ласки – Ты самая умная женщина во всей Земле Пчелы! Нет, во всей Кемет! Нет, в целом мире!

* * *

-…Давай-давай, работай! Ты думаешь, если эти олухи избрали тебя вождём, так ты можешь портить нашу семейную марку? Ты и так в последнее время больше выступаешь с речами в Совете, чем работаешь!

Тутепх отёр пот со лба. Старый Тигами ворчал с утра – должно быть, ныли коленные суставы, они у всех старых кузнецов болят, от долгого стояния на ногах в кузнице и вредных литейных испарений. Но насчёт марки отец не прав…

Тутепх отложил каменный молот, которым проковывал медный топор, пощупал пальцем лезвие. Пожалуй, что и хватит. Конечно, кто спорит – кремнёвый топор куда острее. Но для боя он малопригоден – один хороший встречный удар, и нет топора. Тогда уж лучше просто дубинка. А вот медь – другое дело. Конечно, литая медь чересчур мягка, но при хорошей проковке лезвие получается вполне подходящее.

– На, посмотри – Тутепх кинул отцу на верстак готовую работу – Скажешь, испортил марку?

Старый Тигами придирчиво оглядел и ощупал изделие, вышедшее из рук сына, неопределённо хмыкнул.

– Ладно, сойдёт. Видно, ты ещё не до конца приучился только размахивать руками перед народом.

Тутепх рассмеялся, берясь за следующую отливку. Сейчас все кузнецы в Буто были заняты одним делом – лили и ковали оружие. И не только в Буто, и не только кузнецы. По всей Земле Папируса шлифовали кремнёвые наконечники копий и стрел, готовили луки, охотники выслеживали в мутной воде крокодилов и бегемотов, кожевники выделывали из добытых шкур прочные доспехи… Вся страна готовилась к войне.

Когда Тутепх закончил ковку очередного изделия и поднял глаза, утирая со лба пот, перед ним, прислонившись к столбу, поддерживающему крышу кузницы, стояла Сидха, и глаза её смеялись. В руке девушка держала корзину, из которой доносились весьма аппетитные запахи, перебивавшие даже запахи кузницы.

– Во заработались, трудяги! Я тут стою, стою, а они и ухом не ведут!

Тутепх бросил молот и сгрёб жену в объятия.

– Ой, Тутепх, пусти! Пусти, не то уроню обед!

– А! Обед никак нельзя ронять. Чего там? – Тутепх потянул корзину к себе, но жена решительно пресекла попытку. Сама поставила корзину на низенький стол, в другое время служивший вспомогательным верстаком для тонких работ – скажем, изготовления медных иголок – и принялась вытаскивать снедь.

– Ну разумеется, твои любимые лепёшки.

– С рыбой и оливками?

– С рыбой и оливками. А вот это жареная говядина. А в горшке каша с коровьим маслом.

– Давай! Всё давай! А поцелуи подождут. Каша важнее.

– Нахал! Ладно, я припомню, как ты предпочёл мне ячменную кашу!

Старый Тигами, моя руки, с ухмылкой наблюдал за вознёй молодых, и на душе было тепло. Он как-то предложил невестке помощь, чтобы еду носил в кузню младший брат Тутепха, Ако. Но та лишь коротко глянула на тестя, и старый кузнец больше не поднимал этот вопрос.

– Отец, садись уже – Сидха уже наливала пиво в глиняные кружки.

Да, и это тоже. Сидха сразу поняла, что старый Тигами ей будет не хуже отца, и стала звать его «отец» вместо «свёкор», как почтительно зовут другие женщины. И тем окончательно растопила сердце старого кузнеца, лишившегося единственной дочки вместе со средним сыном во время мора. Несмотря на давность лет, та рана всё ещё саднила в душе Тигами, и Сидха заняла в душе кузнеца место любимой дочери.

Некоторое время мужчины ели молча, утоляя разыгравшийся от физической работы аппетит. Девушка сидела на циновке в позе лотоса, ловко подвернув юбку-каласирис, так что были высоко видны её бёдра, более светлые, чем остальное тело.

– Что говорят на базаре? – первым спросил Тутепх, жуя аппетитное жареное мясо вперемешку с любимыми лепёшками.

– Что именно тебя интересует? – Сидха взяла мужнину кружку, долила пива.

– Всё! – заявил Тутепх, откусывая изрядный шмат говядины.

– Мясо сильно подешевело – девушка долила пиво тестю – Говядина почти втрое – она засмеялась – Чем вы сегодня и пользуетесь. Вот это всё я купила за малое медное кольцо.

Да, это было Тутепху известно. Быков резали по всей Земле Папируса – перед войной всегда так. Во-первых, хозяева старались обменять скот на звонкую медь и серебро, чтобы зарыть в случае чего. А во-вторых, спрос на бычьи шкуры сильно вырос, потому как кожа нужна на доспехи. Так что убытки от падения цены на мясо в большой мере компенсировались для владельцев стад ростом цен на шкуры.