Экспресс «Россия»

– Где человек, ебенть, никто не спросил. Вот так, – он застегнул китель. – Ну что, по коням? То бишь по койкам? – Попытался встать, но директор торопливо остановил его.

– Анекдот, анекдот. Высадились американцы на Марсе. Ходят, командуют. Небоскребы здесь понастроим, а марсиане отвечают, – опоздали, – прилетал сюда маленький, лысенький, толстенький и обещал всю планету кукурузой засеять. – Чернушка заулыбался.

– Да, Никита бы засеял. Вовремя сняли, а то бы уже при коммунизме жили не тужили. – Антоныч грузно поднялся, надел фуражку, взял перчатки, направился к выходу. – Ну, спокойной вахты.

Глава 8

Директор пошарил за пазухой и, достав ключ от сейфа, поцеловал его. – Нагрудный крест, – захихикал он. – Открыл дверцу несгораемого шкафчика, спрятал коньяк и вытащил пачки денег, перетянутых кассовой лентой. – Ну, мы дали. Только отъехали, и уже полплана готово. Если так дела пойдут, первое место и переходящее знамя у нас в кармане. Говорят, деньги не пахнут, неправда. Я каждую бумажку по запаху узнаю, – цветочки мои, ягодки, какие же вы ароматные. Завяжи мне глаза.

Василий знал, что Чернушка в прямом смысле слова обладал нюхом на деньги.

Сергей Николаевич деловито погасил окурок, достал из каждой пачки по банкноте. Зажмурился. – Перемешай.

Ночной пошуршал «бумажками». Директор взял наугад купюру, принюхался. – Петушок, – ласково произнес он и поспешно добавил, я не жульничаю. – Взял следующую. – Четвертак!

– Да вы по размерам узнаете.

– Что? Возьми их себе и глаза завяжи, – возбудился Велосипед.

Глаза завязывать не стали. Василий держал купюры, а директор быстро и безошибочно отгадывал, радуясь, как ребенок, у которого получился несложный фокус.

– А чем пахнет, например, рубль?

– Интересный вопрос. Знаешь, каждый запах имеет еще и цвет. Рубль, например, медовый, как пчела. Он самый маленький, но очень трудолюбивый. Червонец – красный и по запаху похож на портвейн, но лучше всех пахнут сотенные и полусотенные, жаль их этот придурок, министр финансов, изъял, но я на память оставил. – Он достал купюры. – Они по запаху напоминают черные волги и кожаные кресла. И как ума хватило таких генералов в отставку отправить? Это же не деньги, а произведения искусства.

– А доллары вы пробовали определить?

– Баксы? – Он достал «зеленые» достоинством в пять, двадцать и пятьдесят. – На, перемешай. – Василий незаметно подложил пять рублей и поднес к лицу директора. Тот принюхался, сморщил нос, задумался. – Ты кого лечить вздумал, пацан, – вскрикнул Чернушка радостно. – Заменил и решил, что я ложанусь. Это ж пятерочка, нашенская. Меня не проведешь. Все американские пахнут жвачкой и кока-колой, не ошибешься.

– Вы могли бы в цирке выступать.

– Еще чего, я не клоун, а бизнесмен. – Сергей Николаевич спрятал деньги, закрыл сейф. Бизнес – великое искусство. Думаешь, зря я институт Советской торговли закончил? Погоди, сезон откатаем, возьму наш ресторан в аренду. Народ сокращу, кухню закрою. Только спиртное и закуски порционные, как в Макдоналдсе. В зале – бар с видеосалоном. Вход платный. Работаем круглосуточно. Я за стойкой днем, ты – ночью. И весь штат. Представляешь, какая экономия персонала и денег. Тебе не просто зарплата, а часть прибыли. Здорово! Потом вагон выкупим и сдадим в аренду другим, а сами еще возьмем. И так, пока все рестораны на линии не станут нашими. А линия перспективная – трансконтинентальная, из Азии в Европу. Если с умом подойти, такие дела можно развернуть, – он зажмурился, закурил, мечтательно закатил глаза.

– Если вы так размахнуться решили, на кой черт вам переходящее знамя?

– Одно другому не помеха, – не смутился Велосипед. – Сегодня – ударники коммунистического труда в почете, а завтра – передовики капитализма. Не торопись поперек батьки в пекло, но и вовремя смыться успей. Как наш секретарь парторганизации.

Только шум пошел, что партячейки на производстве закрывают, он сразу в инженеры по технике безопасности подался и начал инструкции писать, правила выдумывать. – Чернушка достал тоненькую брошюрку, прочитал. – «Правила техники безопасности при откупоривании шипучих вин». – Лицо, откупоривающее шипучие вина, – в дальнейшем именуемое манипулятор, – директор многозначительно поднял палец, – обязано иметь соответствующий документ, разрешающий откупоривать тару, содержащую шипучие вина, – продолжал читать он, морщась от смеха. – Документ выдается квалификационной комиссией после сдачи теоретических и практических навыков по откупориванию тары, содержащей шипучие вина. И тому подобное на двадцати страницах. И такие писульки по каждому вопросу. Теперь он всем устраивает переаттестацию. Раньше по партийной линии мог взгреть, теперь по технике безопасности. Учись, мотай на ус. Не место красит человека, а человек место. Ну а как наш товар? – Чернушка наклонился к Василию, глазки забегали. – Гони во все лопатки. Мы их, старик, сделаем. За ночь разлить успеешь? Постарайся. Держи, капитан – «черная метка», – он протянул Клокову фальшивую печать треста дорожных ресторанов.

Мало вино затарить, надо на этикетках этот штампик тиснуть, и станет оно дороже «на законных основаниях». Слегка задержав ладонь директора, ночной, нараспев, ответил – Давай пожмем друг другу руки и в дальний путь, на долгие года.

– Типун тебе на язык, змей бумажный, слон плоскостопный. – Чернушка отстранился. – Шуточки у тебя. – Ну, жми, дави, хватай, царапай.

Глава 9

Директор ушел. – С вином лучше повременить, – решил Василий. – Это Велосипеду надо сразу, спотыкаясь. Правда, шумит и суетится он не из вредности, а по должности. Иначе нельзя. Все дела наперекосяк пойдут. С него и план требуют, и культуру обслуживания, и дисциплину, и от своего «бутерброда» обязан отломить и наверх передать. В вагоне он – большой человек, а в конторе – пешка. Посудницу труднее найти, чем директора ресторана. Вот и попробуй и честь соблюсти, и капитал приобрести. Он и вертится, бригаду не щадит – государственный план выполняет. Леваком торгует – для себя и начальства калым добывает. Но во всем меру держит. В составе знают о леваке, но молчат, потому что у каждого свои грехи. Проводники безбилетных пассажиров берут или макароны выдают – постельное белье по второму, третьему разу. У официантов свои хитрости, у кухни свои.

За окнами вагона летела мгла, рассекаемая огнями полустанков. В небе в легком мареве тысячами рыбьих глаз стояли звезды.

– Успею затарить. Тише едешь – цел и невредим приедешь. Передохну и за дела возьмусь. – Клоков сдвинул стулья. Лежать на них можно только на боку, поджав ноги и упершись головой в прохладную, подрагивающую стену вагона. Но ему было удобно и уютно. А вот дома в широкой мягкой постели он, наоборот, долго не мог устроиться. Раздражали накрахмаленные простыни, мягкие подушки, а главное места полно. Засыпая, прислушивался, как сторожевой пес, не идет ли кто. – Где сейчас жена, мальчишки? С мая их не видел. Эх, жизнь! С директором расплачусь и уволюсь, пойду сторожем на стоянку. Выгод много. Во-первых, машина на виду. Во-вторых, при семье. В-третьих, заработаешь больше, если, конечно, не лениться. Сутки дежуришь – трое свободен. Садись за баранку и халтурь. Сколько можно? Сына в первый класс проводить не могу. Сашка, старший, тот уже в восьмой ходит. А Мишутке, младшенькому, только семь исполнилось. Хорошо хоть подарки успел им оставить. – Представил, как поведет Валентина сынишку 1 сентября в школу в новом костюмчике, с ярким рюкзачком за спиной. Вещь удобная, японская. Долго выбирал. Лямки широкие, плечи не трут, карманов и кармашков много, но главное – отражатели. Шагает пацан вечером по дороге. За сто верст они шоферам сигналят. А еще часы. Особенные. Двенадцать мелодий играют, целый оркестр. Вещь необходимая. Сейчас ведь время – деньги.

Соберутся мальчишки-одноклассники, удивятся, начнут расспрашивать, рассматривая заморское чудо, а он с гордостью ответит. – Папа подарил. – От этих мыслей даже в горле запершило. – Ну, ничего, – успокаивал себя Василий, – считай, один день уже в пути, осталась самая малость – тринадцать. На восток – ночи короче, но кажутся длинными, будто в гору крутую поднимаешься, а из Владивостока возвращаешься, как на санках, вниз летишь. До океана бы дотерпеть, а обратно ноги сами побегут.

Глава 10

От воспоминаний отвлек громкий, икающий смех. Клоков привстал. Юлька, пережевывая печенье, безудержно хохотала, утирая передником слезинки. Николай, опустив голову и шурша пакетами, улыбался. Напротив, за столиком, расстегнув рубашку, развалился Кукла. На его крепкой груди блестела толстая золотая цепочка с распятием.

– Вася, – крикнула Юлька, – знаешь, как называют похороны милиционера? Мусоропровод, – и снова залилась заразительным смехом.

Ночной улыбнулся, но общего веселья не поддержал. «Дурка» явно принадлежала Кукле, которого он недолюбливал, считая мелким фраером и бакланом за манеру общаться со всеми, как с лохами.

– Не дрейфь, братан, напьемся, провеемся. Не такие кочегарки размораживали, – снисходительно говорил тот, как шелуху от семечек выплевывал. С удовольствием хвастался своими способностями. – Я никого никогда не обманываю. Ведь вокруг – лохи, дубье, дерево. Обмануть их – пара пустяков. Я их наказываю за жадность и тупость. Вариантов много. Вот простейший. Прикидываюсь пьяненьким, но козырным хлопцем с прииска «Удачливый». Мол, качу на материк, в отпуск. Три года весь полярный день, всю полярную ночь на бульдозере вкалывал, рычаги дергал. Теперь гуляю. Денег валом, но хочу зелени – долларов из Штатов, чтобы на них мамане, батяне и сестричкам гостинцы справить. Тусуюсь там, где народ продает, покупает валюту. Хожу, базарю, липну ко всем. Наконец, цепляют меня продавцы. – Много надо?

– Да с тыщенку бы взял. Вынимаю пачку бабок и мотаю перед их глазами завидущими, как красной тряпкой перед мордой быка. Они уже в экстазе. Заламывают сумасшедшую цену. Я не соглашаюсь. Дескать, многовато, братва. Слегка скашивают. Я снова мнусь для порядка, сто раз переспрашиваю не фальшивые ли и, наконец, решаюсь. А они – лохи натуральные. Моряки или рыбаки, которым зеленью платят. Даю я им «куклу» – пачку денег, где мелкие купюры сверху, а крупные – снизу. Считают, пересчитывают, но скоро убеждаются – без обмана. Потом я пересчитываю доллары, но, махнув рукой, бросаю. – Я вам верю. – Кладу деньги в карман и, как бы между прочим, спохватываюсь. – Мужики, я вас, кажется, надул, пару бумажек недодал. – Насторожились, соображают, прикидывают. Вроде все на месте. Но если этот старатель подпитой хочет добавить, надо соглашаться. Возвращают деньги.

– Будь я мелкий фраер – забрал бы все и с концами. Но я честно пересчитываю и, конечно, ошибаюсь. Кладу сверху «куклы» пару купюр. Лохи от радости чуть ли не до неба готовы прыгать. Остальное – дело техники. Отдаю «куклу», снимая снизу пачку крупных, и мигом растворяюсь. А эти слоны плоскостопные, радуясь удаче, начинают где-нибудь в укромном месте деньги пересчитывать и кричать. – Лишнее пропьем. Но бац, облом, половины-то не хватает.

– А не боишься? – Спросил его как-то Василий.

– Кого? Лохов? Это они меня, пусть боятся. Ментов? Но в милиции тоже люди работают. Поесть, попить хотят. Отстегнешь по мелочи, чтобы не мешали. А если повяжут, больше двух лет не дадут, а в первый раз вообще условно. Вот так. Не такие кочегарки размораживали.

– Ничего, – когда-нибудь разморозишь, – с неприязнью подумал Василий.

– Виноват, – прозвучало над ухом.

В лысом мужичке в линялых спортивных шароварах, застиранной майке, шлепанцах на босу ногу и кобурой на пузе, он узнал прапорщика. Еще в Москве приметил, как сели в штабной вагон два солдата с автоматами и ящиком зеленого цвета, окованным железом, а этот командир шел следом. Им отвели отдельное купе. – Секретную почту везут, – важно объявила Петровна и начала «тереться» возле служивых. – Старая бандероль, а кокарды любит.

– Виноват, – отрывисто и вкрадчиво повторил прапорщик, вскинув два пальца к виску и чуть не «щелкнув» задниками тапочек. – Три пачки Примы.

– Нет Примы.

– Как же так? А что есть?

– Пел-Мел, Кэмэл, Мальборо.

– Отставить, – командир наморщил лоб, всмотрелся в витрину, пригладил маленькие рыжеватые усики. – И Беломора нет?

– Давно не держим. Слава Богу, Яву дали.

– Одна Америка, – упавшим голосом констатировал офицер, – раскрыв ладонь с деньгами. – Пачку Явы.

– Из личной любви к армии и флоту, как член ДОСААФ – держи. – Василий протянул свой Беломор. От денег отказался.

– Когда ближайшая станция?

– Не надейся, теперь до самого Владивостока сплошная Америка. Настоящего курева днем с огнем не сыщешь.

– Безобразие, – разве нормальный человек может этой фильтрованной травой накуриться?