Всевеликое войско Донское

Глава IX

В поисках союзников. Украина. Состояние воинских сил Украины. Беспомощность гетмана Скоропадского. Переговоры Украины с Советской республикой. Свидание гетмана Скоропадского с Донским атаманом на станции Скороходово. Переписка по этому поводу со штабом генерала Деникина. Необходимость создания неказачьей армии на севере Донского войска

В этом тяжелом положении атаман все чаще и чаще присматривался к тому, что делалось рядом на Украине. Левый фланг его армии и отчасти тыл, губернии Харьковская, Екатеринославская и Херсонская были Украиной. Пока на Украине был порядок, пока была дружба и союз с гетманом, атаман мог быть спокоен за свой левый фланг. На гетмана Скоропадского атаман мог положиться. Гетман был старым товарищем, почти другом атамана по службе в 1-й гвардейской кавалерийской дивизии, и, пока П. П. Скоропадский находился на Украине, атаман мог быть спокоен за свой тыл и фланг. Мало того, с Украиной начинался правильный товарообмен, Дон получал от нее не только оружие и снаряжение, но получал сахар, кожу, сукно и мог развивать свою торговлю.

Но мог ли атаман быть спокоен и уверен в том, что в буре, бушевавшей над Россией, гетман Скоропадский устоит? Будет ли он тем дубом, которому не страшны стихии? Умиротворяется ли действительно Украина или ее благополучие чисто внешнее?

Донесения атамана Зимовой станицы в Киеве генерал-майора Черячукина беспокоили атамана. Атаман с детства усвоил, что может быть свободно только то государство, которое опирается на сильную национальную армию.

У гетмана армии не было. Немцы мешали ему создать таковую. Они боялись осложнений, они оккупировали Украину для своих целей, и им украинская армия была не нужна. Украинские верхи, посаженные волею немцев, боялись объявлять мобилизацию и собирать армию: большевизм был слишком силен в низах, и такая армия могла легко подпасть под пропаганду большевиков или быть увлеченной авантюристами, коих много бродило тогда по Украине.

Гетман и его приближенные считали, что в то время можно было рассчитывать только на немцев, а если уж придется создавать армию, то создавать ее на особых началах из вольнонаемных добровольцев, набираемых из крестьян-собственников.

На Украине создание армии шло прямо противоположно тому, как создавалась армия на Дону. На Дону народ поднялся против большевиков, собрался в дружины, дружины призывали офицеров, а затем уже работою командующего армией генерала Денисова и его штаба эти дружины выкристаллизовались в полки, дивизии, корпуса и армии, и туда пришлось назначить соответствующих начальников. На Украине целый ряд генералов и офицеров получил назначения командиров корпусов, начальников дивизий и командиров полков, одел оригинальные украинские жупаны, расшитые шнурами, со сборками сзади, отпустил оселедцы, навесил кривые сабли, занял казармы, наклеил вывески на украинском языке, напечатал уставы по-украински, ввел немецкие слова в команды,[21 - например: «Смирно! Равнение направо!» по-украински – «Ахтунг! Струнко направо!»] издал множество очень интересных военных книг с обложками на украинском языке и с содержимым на русском, но солдат в армии не было.

Создавалась в Киеве из молодых земельных собственников прекрасная дивизия «сечевых стрельцов», были офицерские батальоны и народный Сумской гусарский полк, но это были тысячи человек, тогда когда для защиты Украины и для войны с большевиками требовались сотни тысяч.

Переговоры о мире с Советской республикой затягивались и выливались в форму праздной болтовни и пустого митинга. Советская республика недвусмысленно грозила восстанием в тылу, общественные деятели левого толка, подобные Петлюре, поднимали голову и говорили против гетмана, и если все это еще не выступало открыто, то только потому, что молчаливо стояли повсюду часовые в германских касках и грозное «halt» заставляло поджимать хвосты самых смелых политических шавок.

Однако гетман чувствовал, что опираться вечно на германские войска невозможно, что Украина одна не может существовать, и он решил создать тесный оборонительный союз, слившись с Доном, Кубанью, Крымом и народами Кавказа, а также самостоятельною Грузиею. Это входило и в немецкие планы, и при содействии германского командования 20 октября[22 - по старому стилю] на станции Скороходово между Полтавой и Харьковом в поезде гетмана Скоропадского между атаманом и гетманом состоялось политическое свидание.

Атаман прибыл на Скороходово в своем поезде из трех вагонов в сопровождении генерала Свечина, двух адъютантов и майора Кокенхаузена. Его сопровождал почетный караул из казаков атаманского конвоя, одетых в прежнюю, 1914 года казачью форму.

Гетмана сопровождали его военный министр полковник Сливинский, начальник снабжения Молов, флигель-адъютант полковник Зеленевский, атаман Зимовой станицы в Киеве генерал Черячукин и другие лица свиты. С гетманом был офицерский караул и, кроме того, при нем был германский конвой.

После завтрака в вагоне гетманского поезда и общей беседы, касавшейся, главным образом, снабжения Донской армии, гетман остался наедине с атаманом и здесь в откровенной беседе высказал свои политические взгляды на будущее России.

– Вы, конечно, понимаете, – говорил гетман, – что я, флигель-адъютант и генерал свиты Его Величества, не могу быть щирым украинцем и говорить о свободной Украине, но в то же время именно я, благодаря своей близости к государю, должен сказать, что он сам погубил дело империи и сам виноват в своем падении. Не может быть теперь и речи о возвращении к империи и восстановлении императорской власти. Здесь, на Украине, мне пришлось выбирать – или самостийность, или большевизм, и я выбрал самостийность. И право, в этой самостийности ничего худого нет. Предоставьте народу жить так, как он хочет. Я не понимаю Деникина. Давить, давить все – это невозможно… Какую надо иметь силу для этого? Этой силы никто не имеет теперь. Да и хорошо ли это? Не надо этого! Дайте самим развиваться, и, ей-Богу, сам народ устроит это все не хуже нас с вами…

Меня упрекают за то, что я вел переговоры с императором Вильгельмом и ездил к нему… Шульгин в Екатеринодаре пишет Бог знает какие статьи про меня. Называет меня изменником. И к нему пристала вся интеллигенция, все те общественные деятели, которых я спас от большевистской петли!

Я прошу вас быть посредником между мною, Деникиным, кубанцами, Грузией и Крымом, чтобы составить общий союз против большевиков. Разве не можем мы или наши представители съехаться где-либо и сговориться? Мы все русские люди, и нам надо спасти Россию, и спасти ее мы можем только сами. Поверьте, никакие немцы, никакие англичане или французы нас не спасут…

На совещании было решено, что атаман снесется с генералом Деникиным для устройства совместных с украинцами переговоров. Там же атаман заручился согласием гетмана на создание на средства гетмана особой русской армии в юго-восточном углу Харьковской губернии, которая заслоняла бы Войско Донское от большевиков со стороны Воронежской и Курской губерний.

В б часов вечера атаман уехал со станции Скороходово и 21 октября прибыл в Новочеркасск. В тот же день он писал генералу Лукомскому, заведующему политическою частью Деникина, в Екатеринодар:

«Я вчера виделся с гетманом Скоропадским. Цель нашего свидания – установление более дружеских отношений, слияние отдельных частей раздробившейся России, объединение для общей борьбы с большевизмом, борьбы для освобождения России. Вы отлично понимаете, что гетман не может громко говорить о борьбе с большевиками, потому что он не имеет для этого армии и вынужден „играть в мир“ с Советской республикой. Но тайно и он, и те русские люди, которые его окружают, хотят и готовы помогать и Войску Донскому, и Добровольческой армии, и Кубани в этом общем нашем деле: освободить Россию от нестерпимого гнета большевизма. Гетман готов делиться со всеми нами имуществом складов, патронами, снарядами и т. п., готов помогать и денежно, потому что Украина все-таки богаче Дона и Добровольческой армии.

Тут не может быть разговора о так навязших в зубах ориентациях. Снаряжение и вооружение русское, наследство разложившейся под язвами большевизма и разбежавшейся российской республиканской армии, деньги даны русскими людьми, русскими банками.

Я совершенно искренне говорю вам, Александр Сергеевич, та политика обособленности от России и ее частей, которую ведет Добровольческая армия, к добру не приведет. Вы все ждете барина. Вот приедет барин – барин нас рассудит. Но время идет и несет свои неудачи, и падает вера в силы. Нельзя рассчитывать на чужеземную помощь, надо работать самим, самим в своем творчестве искать жизненные силы. Иначе мы будем, как цветок, подвязанный к палке, хилый и больной. Выдерните палку, и он упадет и завянет.

Вы живете надеждами, что через две недели придут иностранцы и помогут вам и войсками, и снарядами, и одеждой, и деньгами. Этою надеждою вы заразили даже и мою армию, и на Царицынском фронте ждут французов. И дух от этого не повышается, а падает.

А если не придут?

Я вам прямо говорю – так скоро, наверно, не придут. То есть могут приехать отдельные люди, новые и новые возбудители надежд, но реальная сила – тысяч сорок войска, комплектов 200–300 тысяч одежды и вооружения при самых благоприятных условиях ранее декабря не придут. Да и придут ли?

А ведь вы все надежды возлагаете на них. Я не знаю, как одета и обута ваша армия, но про свою могу сказать – у меня две трети не имеет сносных сапог, одна треть совсем не имеет сапог, обута в лапти, даже офицеры! Не только полушубков, не только телогреек, но даже шинелей далеко не хватает. Патронов осталось только 13 миллионов. А война идет страшно жестокая. Я имею дело с 4 красноармейскими армиями, руководимыми генералами русского генерального штаба, армиями, богато снабженными и отлично вооруженными.

Скажите по совести, имею ли я право при таких обстоятельствах отказываться от помощи оружием и снаряжением, не брать синицу в руки и ожидать журавля в небе?

Задайте себе тот же вопрос, и я думаю, что, когда вы трезво посмотрите на свою армию, на своих солдат и офицеров, когда вы вспомните всю ту великую кровь, которою вам приходится добывать победы, вы поймете, что ждать нельзя. Да, поверьте, и барин, которого вы ждете и которому хотите поднести свою непоколебимую верность обещаниям, поймет, что иного выхода не было.

Да, для Добровольческой армии есть еще выход – славно погибнуть, но будет ли это на пользу России, которая вся ждет от вас чуда? Могут ли погибнуть Дон, Кубань, Украина – их гибель не будет ли гибелью всего дела?

Нам нужно просто только столковаться. Ведь не дети же мы? Капризные своенравные дети, которые друг друга в чем-то обвинили и не хотят разговаривать один с другим.

Верьте мне, не политиканы же и газетчики, которые, как вороны, слетелись в Екатеринодар, спасут Россию. Ведь то, что теперь происходит в Екатеринодаре, так напоминает январь и февраль месяцы этого года в Новочеркасске. Говорить о будущем России, всей России, еще рано – надо освободить ее. Нельзя делить шкуру медведя, не убивши самого медведя. Убить этого медведя каждому из нас порознь трудно, почти невозможно. Надо соединиться.

Ведь нам надо только столковаться и понять друг друга.

„Tout comprendre c'est tout pardonner“.[23 - «все понять – значит все простить (франц.)»]

Гетман предполагает на этих днях обратиться к Добровольческой армии, Дону и Кубани, если возможно – Тереку, Грузии и Крыму, чтобы всем этим образованиям выслать определенное число депутатов на общий съезд. Цель этого съезда пока только одна: выработка общего плана борьбы с большевиками и большевизмом в России, чтобы наши действия не были отрывочными и эпизодическими, но в полной мере планомерными. И я надеюсь, что протянутая рука единения и дружбы не будет вами оттолкнута. Ведь это еще шаг по пути к единой и неделимой России, не предрешая ее будущего. Не будем же мы сами толкать Украину на взятый ею ложный путь самостийности. Соберемся и столкуемся, памятуя, что l'union fait la force,[24 - единение это сила (франц.)] и никто не посмеет бросить камень в русских людей, которые стремятся соединиться, а не разойтись».[25 - письмо донского атамана А. С. Лукомскому от 22 октября 1918 г. Из Новочеркасска. Весьма секретно. № 15]

Но протянутые гетманом и атаманом руки остались не принятыми. Все не нравилось Деникину в этом письме. Во-первых, предложение о съезде исходило не от него, а от гетмана, а во-вторых, согласиться на разговоры с гетманом, Грузией и Крымом значило признать их самостоятельность. От кого? Этим вопросом Деникин и его правительство не задавались. От Добровольческой армии, конечно, которая олицетворяла всю Россию и являлась ее эмблемой. В-третьих, письмо говорило о союзнической помощи и сомневалось в ней, а это было недопустимо с точки зрения Добровольческой армии, и, наконец, до сведения Добровольческой армии дошли слухи о том, что в Киеве собирается какая-то Южная армия. Генерал Деникин усмотрел в этой армии злой умысел, каверзу, придуманную немцами для того, чтобы ослабить Добровольческую армию и не пускать в нее офицеров из России, задерживая их на Украине. Почти одновременно с письмом в Екатеринодар приехал из Киева генерал А. М. Драгомиров, который весьма сурово и жестко высказывался про гетмана Скоропадского и про его германофильскую политику.

28 октября помощник главнокомандующего и начальник военного и морского отдела Добровольческой армии генерал Лукомский письмом за № 007 ответил атаману, что он считает необходимым начать переговоры по выработке соглашения и об условиях такового, но в основу этих переговоров должно быть поставлено единое командование, единая власть генерала Деникина. Письмом от 2 ноября за № 002/72 ш генерал Лукомский развил свои мысли по этому поводу:

«Командование Добровольческой армии, ставя своими задачами объединение осколков бывшей России в Единую, Неделимую Россию и исходя из известных вам, связанных с конечной целью основных положений, отнюдь не может быть нетерпимо и недоброжелательно к тем русским людям и силам, которые определенно выразили и выражают однородные с Добровольческой армией стремления…»

Итак, в задачах Добровольческой армии и в тех задачах, которые ставили себе Украина и Дон и к которым они хотели привлечь Добровольческую армию, Грузию, Крым, Кубань и народы Северного Кавказа, было существенное расхождение. Гетман и атаман первою задачею ставили борьбу с большевиками и уничтожение большевизма в России и только по завершении этой задачи они склонялись решать вопрос о будущем России. Добровольческая армия ставила если не первой своей задачей, то, по крайней мере, задачей одновременной с борьбой с большевиками «объединение осколков бывшей России в Единую, Неделимую Россию» – иными словами, уничтожение самостоятельной Украины, самостоятельной Грузии, посягательства на полную автономию Крыма, Дона и Кубани. Если Скоропадский и Краснов, как русские люди, не менее русские, нежели Деникин, могли пойти на это, то гетман и атаман идти на это, не предавая избравший их народ, не могли.

Генерал Лукомский указывал атаману, что Добровольческая армия не согласна с политикой атамана и энергично протестует против некоторых действий атамана. Так, атаман 21 октября для успокоения умов казаков, взволнованных сильною затяжкой и изнурительностью войны с большевиками, в приказе Войску Донскому за № 1263 писал: «Недалеки те дни, когда вновь сформированная Народная армия сменит в боевой линии донских казаков». Генерал Лукомский усматривал в этом, что «дальнейшая борьба за воссоздание Единой России уже не составляет задачи и обязанности Войска Донского, как части общего организма, стремящегося к этой конечной цели. Проводимые таким образом в народную казачью массу воззрения верхов, безусловно, могут в будущем послужить благодарной и не лишенной юридической обоснованности почвой для отказа донских казачьих частей к выполнению общих боевых задач по освобождению центра России от деспотизма большевиков и тем, следовательно, могут причинить трудно даже ныне предвидимый вред общему делу спасения Отечества. Опасность такой постановки вопроса ясна до очевидности. Всецело разделяя Вашу оценку значения заслуг Войска Донского в деле борьбы с большевизмом, командование Добровольческой армии тем не менее считает, что до окончания борьбы и до полного низложения власти большевиков не может быть речи об уклонении казачьих войск от этой общей цели, и потому считает указанное место приказа одним из очень серьезных поводов к порождению недопустимых разногласий…»[26 - письмо атаману генерала Лукомского от 2 ноября 1918 г. № 002/72 ш.] Командование Добровольческой армии настаивало на уничтожении этого приказа.

Академически генерал Лукомский и генерал Деникин, конечно, были правы. Донские казаки должны были умирать за свободу Родины. Но мог ли требовать этого атаман, когда рядом воронежские, харьковские, саратовские и т. д. крестьяне не только не воевали с большевиками, не освобождали этой Родины от них, но шли против казаков. Атаман стоял перед фактами суровой действительности. Казаки отказывались выходить за пределы Войска Донского. В полках были митинги протеста.

«Расстреливать виновных», – говорили Деникин и Лукомский. Но кто же будет расстреливать, когда все Войско солидарно с протестующими? Почему же Деникин и Лукомский не мобилизовали население Ставропольской губернии и Кубанского войска и не создали свою русскую армию, которая пошла бы вместе с казаками? Почему же они держались принципа добровольчества? Да потому, что, когда мобилизовали, то мобилизованные передавались красным и уводили с собою офицеров. То, что было невозможно для Деникина, Лукомский считал возможным для донского атамана.

У атамана было единственное средство заставить казаков идти к Москве – это дать им хотя бы немного передохнуть от боевых лишений за чьею-то спиною и потом заставить их примкнуть к русской народной армии и идти с нею на Москву. Атаман просил сделать это добровольцев. Он просил это дважды и дважды получил отказ. Атаман дошел до границ Войска и понял, что один не может идти дальше. Фронт расширялся, база удалялась, удлинялись коммуникационные линии, фланги повисали в воздухе. Должен же был кто-либо помочь ему. Он искал союзников. Союзников не было. Ему оставалось одно: самому приступить к созданию новой русской армии, и он приступил к устройству Южной армии. Но идея эта успеха не имела. Генерал Деникин препятствовал этой организации.

Глава Х

Создание Южной армии. Поиски командующего. Генерал Деникин против этой армии. Воронежский, Саратовский и Астраханский корпусы. Работа монархистов в Воронежской губернии. Организация Красной армии

Какая-то – все равно какая, но армия, составленная из русских людей на северной границе Войска Донского, была необходимо нужна атаману ввиду крайнего утомления донских казаков, решительного отказа их бороться и спасать Россию в полном одиночестве и, наконец, ввиду усиления напора большевиков с севера.

Атаману предложили организацию, подготовленную в Киеве союзом «Наша Родина», предложили средства на эту армию. Атаман просил генерала Деникина взять на себя организацию и руководство этой армией, снова и снова указывая ему, что обстановка повелительно требует переноса центра тяжести операций от окраин к середине и выдвижения на главный операционный путь Харьков – Москва. Переговоры велись с А. М. Драгомировым, которому атаман при проезде его через Новочеркасск предложил занять место начальника штаба этой армии, которая получила название Южной армии с подчинением ее генералу Деникину. На место командующего этой армией предполагалось пригласить генерала Щербачева или генерала Н. И. Иванова. Раньше атаман вел об этом переписку и с Николаем Николаевичем Головиным, ища его помощи и совета. Н. Н. Головин отказался быть создателем этой армии, ссылаясь на нездоровье, на деле же он не хотел работать с генералом Щербачевым, с которым у него были старые нелады, и считал невозможной работу с Ивановым.

Генерал А. М. Драгомиров сказал, что раньше, нежели ответить, он должен съездить в Екатеринодар. Из Екатеринодара он привез категорический отказ. Без чувства гадливого пренебрежения он не мог говорить о Южной армии.

– Это немецкая затея!.. Это делается на немецкие деньги лишь для того, чтобы помешать работе Добровольческой армии. Эта армия создается не на пользу, а во вред России ее заклятыми врагами немцами…

Напрасно атаман доказывал ему, что армия будет обеспечена деньгами, которые дает на нее гетман, что гетман дает деньги потому, что он лично заинтересован в том, чтобы границы Украины были защищены от большевиков, что, кроме того, деньги дадут русские банки и Войско Донское. Генерал Драгомиров получил категорическое приказание в Екатеринодаре отказаться от этой армии и отказался.

Вести переговоры с генералом Щербачевым не удалось, и атаман остановился на бывшем главнокомандующем Юго-Западным фронтом и герое Львова и Перемышля генерале от артиллерии Н. И. Иванове. Генерал Иванов проживал в бедности в Новочеркасске без всякого дела. Скромный и благородный, он постоянно отказывался от всякой помощи от атамана, и атаману приходилось помогать ему тайно. Пережитые им в Петербурге и Киеве страшные потрясения и оскорбления от солдат, которых он так любил, а вместе с тем и немолодые уже его годы отозвались на нем и несколько расстроили его умственные способности. Он сильно ослабел. Но он был знамя, к которому охотно шли офицеры. Он пользовался репутацией и был в действительности безупречно честным человеком и стоял вне политики. Однако и он не решался взять на себя этот пост без переговоров в Екатеринодаре с генералом Деникиным. Из Екатеринодара он приехал сумрачный и недовольный. Видимо, сильно его расстроили тамошние политики, но командовать армией согласился.