– Точно так, хотя вот уже шесть лет как служу в Германии.
– Тайно, сын мой, нравится тебе этот человек?
– Хм… Н-нда… Что ж, неплох!
Похоже, молодой «граф» хотел сказать что-то другое, но, видимо, передумал, увидев на лице посетителя обращенную к нему немую просьбу.
– Можете ли вы сейчас приступить к исполнению своих обязанностей?
– Точно так. Я уже восемь дней без места.
– Тогда я вас беру, – решил граф Бодо фон Морбург. – Я недоволен моим камердинером, и он может сейчас же уходить, я прикажу его рассчитать. Вас, конечно, я буду звать Жан, так как привык к этому имени.
– Покорно благодарю, ваше сиятельство, – сказал Пинкертон, – и надеюсь, что вы будете мною довольны.
Новый лакей пошел за своими вещами. Когда он убедился, что за ним никто не следит, то прямо поехал в гостиницу, где остановился настоящий молодой граф Морбург. Там Пинкертон обрисовал ему положение дел, потом взял два плохоньких серых чемодана и поехал на извозчике к графскому дому.
Полчаса спустя он уже щеголял в графской ливрее, но работы в этот день у него почти не было.
Спенсер окликнул его, хлопнул по плечу и сказал, улыбаясь:
– Слушайте, дорогой Тейлор, вы – мой должник: вы всецело обязаны мне тем, что получили это прекрасное место. Впрочем, я помог вам потому, что люблю англичан.
Пинкертон низко поклонился:
– Я от всей души благодарен вам, ваше сиятельство, и не забуду того, что вы для меня сделали.
Спенсер повернулся и собрался уже уйти, как вдруг на лестнице появился его личный лакей. Это был человек с приземистой крепкой фигурой и крайне хитрым лицом.
– Ты весьма кстати пришел, Вильям! – воскликнул Спенсер. – Ступай ко мне в комнату, мне надо с тобой поговорить. Через пять минут я приду.
Лакей поклонился и поднялся наверх. Пинкертон невольно сжал кулаки, так как понял, что этот Вильям и есть сообщник Спенсера, что это его удар поверг его на пол в Центральной гостинице Нью-Йорка.
«Погоди же, братец, – подумал он, – удар этот я верну тебе с процентами».
Тем временем Спенсер скрылся в комнате старого графа. Тогда Пинкертон бесшумными шагами стал подниматься вверх по лестнице: он должен был знать, – на всякий случай, – что Спенсер собирался передать своему сообщнику.
Он видел, как лакей вошел в одну из комнат второго этажа, и тут же тихо пробрался в соседнее помещение. Отсюда в спальню мнимого графа вела дверь, завешанная портьерами. Дверь эта была полуоткрыта, и Пинкертон, спрятавшись за портьерой, мог обозревать всю комнату.
В спальне на кушетке лежал Вильям в самой непринужденной позе. Он курил сигару своего «господина» и небрежно выпускал дым. Когда несколько минут спустя в комнату вошел его «барин», он даже не встал с места.
– Как дела? – дружески спросил он «графа». – Что ты хотел мне сказать?
– Настало наконец время для выполнения нашего замысла, – сказал Спенсер, усаживаясь возле Вильяма.
– Значит, сегодня ночью все должно быть сделано?
– Обязательно! У старика в несгораемом шкафу сейчас лежит громадная сумма денег. Сегодня вечером в ресторане «Кайзеркеллер» я встречаюсь с компанией аристократов, с которыми познакомился через старика. Этим моя непричастность будет вполне доказана. Ты же достанешь ключи из брюк старика, которые висят около его постели, и пойдешь в соседнюю комнату, к несгораемому шкафу. Возьми все, что там найдешь, и спрячь хорошенько. Если старик проснется, успокой его навеки!
– Согласен, – ответил сотоварищ, – но с условием, что половина – моя. Иначе и рук марать не буду.
– Хорошо, – сказал Спенсер. – Только сделай все чисто: тогда ты навсегда освободишься от зависимости, в которой сейчас находишься.
– Тогда уж я основательно поработаю и не оставлю в шкафу старика ни гроша!
– Часа в два я вернусь домой. К этому времени все должно быть закончено.
– Ладно, – согласился Вильям. – Весьма кстати рассчитали сегодня старого камердинера Жана.
– Преемник его совсем не опасен, – сказал Спенсер, потирая руки. – Судя по его лицу, он любит выпить, и я думаю, что этим вечером несколькими стаканами рома ты его полностью обезвредишь.
– Будет исполнено!
– Кажется, условились обо всем… Ely а теперь ступай исполнять свои обязанности: надо избегать всего, что может возбудить подозрение.
Пинкертон решил, что слышал достаточно. Он покинул свою засаду, вышел из комнаты и быстро спустился с лестницы. Вскоре появился и Вильям. Новому камердинеру нетрудно было заметить, что лакей молодого «графа» желает с ним подружиться.
– Послушайте, Жан, – сказал ему Вильям, – давайте посидим сегодня вечерком в столовой. Я ведь тоже англичанин, и мы за бутылочкой доброго виски вспомним нашу родину, потолкуем!
Пинкертон охотно согласился. Часть вечера он провел возле старого графа. Мнимый графский сын зашел попрощаться перед уходом в «Кайзеркеллер». Старик, конечно, не подозревал, какая опасность грозит ему. С помощью лакея он разделся и лег в постель, около которой, по его указанию, камердинер повесил его платье.
Пинкертон пожелал своему господину спокойной ночи и вышел из спальни. У дверей его уже поджидал Вильям. Он повел его в столовую, где были приготовлены три бутылки виски.
Они сели за стол. Вильям начал свои рассказы про старую Англию и про разные проделки, которые он будто бы вытворял в местах службы, не забывая в то же время подливать живительной влаги своему собеседнику. Генри Тейлор пил охотно. Вильям не заметил, что новый камердинер ловко выливал виски в специальный сосуд, заготовленный им для этого еще днем и поставленный около того места, где он предполагал сесть.
Задолго до полуночи у Пинкертона стал заплетаться язык. Было очевидно, что он опьянел. От него не скрылось довольное выражение лица Вильяма. Наконец «камердинер», покачиваясь, поднялся и заявил, что идет спать.
Вильям по-дружески дотащил его до спальни, причем ему пришлось пустить в ход всю свою физическую силу, чтобы поднять по лестнице своего упившегося до бесчувствия собутыльника. Наверху он без дальнейших церемоний бросил его на кровать:
– Теперь проспись как следует!
Но лишь только он вышел, как Пинкертон вскочил, сбросил ботинки и крадучись пошел за преступником. Вильям сперва зашел в свою комнату, которая находилась в среднем этаже. Пинкертон же продолжал спускаться, пока не добрался до спальни старика. Ему удалось тихо проникнуть в спальню и незаметно укрыться за экраном, стоявшим около печки.
Старый граф лежал и тихо спал. В тишине было слышно его равномерное дыхание. Ночник на столике около кровати распространял по комнате неяркий свет. Тихо тикали роскошные часы из мейсенского фарфора, стоявшие на камине.
Пробило полночь. В доме царила мертвая тишина. Пинкертон достал короткий железный прут, которым он «ошеломил» на своем веку не одного преступника. В другой руке он уже держал наготове револьвер.
Прошло около получаса, как Пинкертон сидел в своей засаде, и вдруг до его слуха дошел какой-то тихий шорох со стороны коридора…
Вот бесшумно открылась дверь, и на пороге показался Вильям. Он крался пригнувшись, словно хищник, и на минуту остановился у входа. Зорко смотрел он на кровать, его глаза горели зловещим огнем, а в правой руке его блестело лезвие острого кинжала.
Когда он убедился, что старый граф спит, он тихо подкрался к постели и принялся рыться в одежде графа. Он осторожно запустил руку в карман брюк и потащил оттуда связку ключей.
Он хотел уже ретироваться, но ключи зазвенели у него в руке. В тот же момент старый граф проснулся и приподнялся на постели. Полуслепой, он не мог видеть грабителя, но чутье ему подсказало, что здесь кто-то чужой.
– Что случилось? Кто здесь? – вскрикнул он испуганно.
Вильям испустил проклятие и, занеся кинжал, бросился на старика.