Творческое наследие А. В. Брушлинского и О.К. Тихомирова и современная психология мышления (к 70-летию со дня рождения)

Каковы возможности и ограничения компьютерной метафоры в самом психологическом знании?

Каковы стратегии возможного взаимодействия человека с компьютером?

Каким образом компьютерные технологии меняют механизмы психологического опосредствования и преобразуют психику человека?

2. С последним из названных связан более общий вопрос о предмете общей психологии. Он в свою очередь имеет разные ипостаси.

Каковы принципы макроанализа психического и основные психологические законы, лежащие в основе психической деятельности?

Являются ли культурно-историческая концепция Л.С. Выготского и теория деятельности лишь историческими пластами психологического знания или же средствами методологического построения современной психологии мышления?

Сменивший О.К. Тихомирова на посту заведующего кафедрой общей психологии Б.С. Братусь примерно так сформулировал соответствующие ответы в одном из выступлений перед студентами, которое я рискую вольно передать: опосредствование – вот основная психологическая реальность и предмет изучения для общего психолога, в каком бы облике конкретных форм и механизмов оно ни проявлялось.

3. Соотношение разных форм анализа мышления: макроанализа и микроструктурного подходов, смысловой регуляции и процессуальной динамики мышления: какими им быть? С одной стороны, сегодня наблюдается укрупнение единиц анализа, в частности возрастает роль категориального аппарата психологии (субъект, личность, деятельностное опосредствование, общение), что свидетельствует о важности разработки интегративных представлений о регуляции мышления. Применительно к проблеме выявления ведущих механизмов детерминации мышления в условиях неопределенности это реализовано, в частности, в нашей концепции открытой гетерархической функционально-уровневой регуляции принятия решений.

С другой стороны, ряд проблем психологической регуляции мышления уже не может сегодня ограничиваться уровнями макроанализа. Так, классическими стали работы Э.Д. Телегиной и Т.Г. Богдановой, посвященные выделению структурирующей функции мотива в мыслительной деятельности. Вопрос о том, каким образом и какие виды внешней и внутренней мотивации детерминируют мыслительную деятельность, получил множество конкретных ответов как в исследованиях школы Тихомирова, так и в исследованиях учеников А.В. Брушлинского.

Однако развитие схем компьтеризованного эксперимента и использование множественных форм зависимых переменных, включающих как субъективные оценки разного рода предвосхищений, так и диспозициональные переменные мотивации, позволяет сегодня ставить другие вопросы – о микрогенезе мотивационной регуляции интеллектуальных стратегий. Как показано в наших последних совместных работах с И.И. Каменевым, О.В. Степаносовой, Н.В. Зателепиной, разные виды мотивации оказываются значимо связанными с разными этапами и разными уровнями подготовки и реализации решений. То есть сегодня вопрос должен ставиться иначе: не о едином макроуровне мотивационной регуляции мышления, а о формах и компонентах динамической мотивационной регуляции микроэтапов применительно к разноуровневым (и разведенным во времемни) процессам подготовки предрешений и окончательного выбора решения.

4. В какой степени для психологии мышления важно введение новых понятий, связанных, казалось бы, с развитием других областей знания?

Понятие неопределенности было использовано в книге О.К. Тихомирова в 1969 г., позже в 1976 г. появилось в книге Л. Гуровой. Прошло двадцать лет и проблема «мышление в условиях неопределенности» стала ведущей в формировании новых тем: так называемого нового мышления (при разном терминологическом оформлении этих терминов самим О.К. Тихомировым и Д. Дернером) и интеллектуального принятия решений (термин, подготовленный в 70-е гг. в представлениях о классификационной роли выделения ведущего уровня в процессах психологической регуляции при принятии решений).

5. Каким образом психология мышления должна взаимодействовать с другими, пограничными областями научного знания?

Одним из ответов стало выделение в 90-е гг. специальной области исследований – психологии принятия решений, совместившей потенциал собственно психологии мышления, междисциплинарных работ моделирующего подхода и новой социальной области реализации интеллектуального и личностного потенциала человека – реальности принятия решения и готовности человека к нему.

Казалось бы, новая изучаемая реальность в силу свернутости процессов когнитивной и личностной регуляции выбора по сравнению с более привычной для психологии мышления ситуацией развернутых интеллектуальных стратегий не вписывается в закономерности, установленные в школе Тихомирова. Однако именно подходы, разработанные в рамках этой школы, позволяют обосновывать несводимость психологического изучения принятия решения к тем упрощенным моделям, которые сформировались в психологии управления, в инженерной психологии и пограничных областях знания.

6. Проблема произвольности выбора человека получает сегодня новое звучание при установлении гораздо более тесных связей между исследованиями деятельностного подхода и подходов к пониманию саморегуляции и принятия решений, которые, как справедливо указала К.А. Абульханова-Славская в своей монографии 1980 г., до этого времени развивались достаточно параллельно.

Вопросы о соотношении самосознания и неосознаваемых процессах, личностной и интеллектуальной регуляции мышления по-новому формулируются сегодня именно благодаря интеграции смысловой теории мышления и исследований принятия решений. Возникают вопросы о специфической мотивации, соединяющей познавательные и личностные усилия субъекта в ситуации неопределенности и риска (механизмы принятия риска); о психологическом наполнении понятий личностного потенциала и интеллектуального потенциала человека; о нахождении новых понятий для отражения реальности изменения самосознавания в примеривании к себе возможных альтернатив при принятии решений.

Хорошо представленное в эмпирических исследованиях школы понятие операционального смысла не может быть применено к личностному Я, но указывает направление дополнения сложившейся традиции соотнесения личностного и операционального смысла представлением об иного рода динамических смысловых образованиях. Мы их стали называть динамическим регулятивными системами, имея в виду актуалгенез тех личностных свойств, мотивации и самосознания, которые функционально регулируют принятие решений (причем на разных этапах их микрогенеза).

7. В качестве важнейших общепсихологических проблем регуляции мышления и принятия решений остаются вопросы о сущности, формах и механизмах предвосхищений человека. Развернутые в школе Тихомирова исследования целеобразования в мыслительной деятельности позволили оттенить те формы опережающего контроля и (модного ныне конструкта) метаконтроля, которые еще только поставлены на повестку дня как процессы, связующие уровни саморегуляции и самосознавания с содержательной и динамической регуляцией собственно интеллектуальных стратегий.

8. Завершить же краткое представление основных вопросов, поставленных в школе Тихомирова, нужно вопросами о механизмах творческого мышления человека.

Здесь следует обратить внимание на актуальность проблемы взаимосвязи структурно-функционального анализа новообразований в процессе творческой деятельности и интегрального воздействия личности на специфику творческого мышления. Представление о новом мышлении как мышлении в условиях неопределенности, в условиях принятия решения без однозначно правильного или неправильного решения, предполагает как выявление микрогенеза новых типов интеллектуальных стратегий, так и тех личностных новообразований, которые свидетельствуют об изменении (преобразовании) структур личностного Я человека, делающего себя своими решениями.

Разработка психологических представлений о личностном и интеллектуальном потенциале человека будет необходимо включать проблему «возможного в мышлении» как поиск новых, не изученных пока механизмов детерминации творческого мышления и творческого выбора.

Работа поддержана РГНФ, грант № 03-06-00020а.

Личностная детерминация мышления

Селиванов В.В.

Смоленск

В современной отечественной и зарубежной психологии сложился достаточно отчетливый разрыв между личностными и познавательными (мыслительными) характеристиками субъекта. В советской психологии личность выступала в качестве непререкаемого начала, которое полностью определяет ход, функционирование и исход мыслительного поиска. Экспериментальная схема, подтверждающая данный вывод, была удивительно проста и эффективна в отношении обоснования тотальной личностной регуляции любого познавательного процесса. Она заключалась в том, что создавалась различная мотивация у разных групп испытуемых, и испытуемые начинали решать задачу (мыслить); при этом «разномотивированные» группы демонстрировали существенные различия в протекании мышления и его результативности. Например, эгоистически направленные оказывались менее творческими, чем альтруистически ориентированные и т. д. Упрощенная экспериментальная схема оказывала влияние на появление однозначной, неполной теоретической трактовки личностной детерминации мышления, взаимосвязи мышления и личности. В этом случае, хотя и отражается связь мыслительного процесса и деятельности личности, но данная связь прослеживается только с изначально сформированной мотивацией. Другие компоненты деятельности (цель, действия, операции, смысловые образования) находятся вне поля психологического анализа. В итоге основная детерминация мыслительных процессов исходит из прошлого (уже сформированной мотивации) и когнитивные схемы субъекта оказываются предопределенными потребностями, эмоциями и др. психологическими компонентами более «низкого» порядка.

Рассмотрение постановки и решения проблемы личностной обусловленности мышления показывает, на наш взгляд, три основные затруднения, мешающие продвижению в данном направлении: 1) нивелирование когнитивного компонента в структуре личностной организации (представители практически всех теорий личности (даже в когнитивной психологии) исключают мыслительные характеристики из структуры личности, личностное находят где угодно – в потребностях, инстинктах, эмоциях, мотивах, страстях, но не в когнитивной сфере); 2) интерпретация мышления, интеллекта, психических функций в качестве независимых от личностных особенностей факторов, в качестве аличностных, асубъектных образований; 3) представление личностной обусловленности мышления как однонаправленного процесса, где детерминация исходит только со стороны личности и не осуществляется со стороны мыслительной деятельности. Основная причина подобного положения – отсутствие реализации субъектно-деятельностного подхода и ориентации на процессуальный уровень анализа в эмпирических и теоретических исследованиях проблемы, исторически сложившееся в психологии.

В исследованиях мышления двух выдающихся отечественных психологов А.В. Брушлинского и О.К. Тихомирова во многом преодолеваются указанные недостатки, и личностная детерминация мышления предстает в качестве сложного, нелинейного, многоуровневого процесса. В работах О.К. Тихомирова и его учеников прослежена зависимость формирования мыслительных действий человека от характера промежуточных целей, которые выдвигает субъект при решении задачи, от динамики его смысловых образований. В этом случае детерминация мышления осуществляется не только со стороны заранее заданной мотивации (прошлое), но и со стороны наличной ситуации (настоящее), а также обеспечивается поставленными целями личности (будущее). В исследованиях мышления А.В. Брушлинского детерминация мышления – изначально незаданный, постоянно формирующийся процесс, который определяется не только характером умственных действий субъекта, но, прежде всего, процессуальными составляющими мыслительного поиска.

Как показывают наши исследования, личность и мышление имеют внутренние, глубинные взаимосвязи и в норме соотносятся как согласованные система и субсистема. Эти тесные взаимосвязи между личностными характеристиками и особенностями мышления обнаруживаются прежде всего на процессуальном уровне анализа их взаимоотношений, в ходе исследования конкретной содержательной ситуации, складывающейся при решении субъектом задач. Ранее сформированные личностные свойства, черты, особенности обеспечивают исходную детерминацию мышления (его появление, функционирование и т. д.). Мышление является лишь одним из многих свойств, качеств личности. Вместе с тем мышление – это особое свойство личности, которое через содержательное обобщение, фиксацию и решение проблемности ситуации и др. обеспечивает субъекту понимание его места и роли в системе межличностных отношений, обеспечивает самопонимание и личностное развитие. В ходе собственного функционирования само мышление как способ бытия личности оказывает воздействие на личностные структуры, приводит к их изменениям, динамике.

Полученные в ходе наших экспериментальных исследований факты существенного микроразвития всех основных компонентов личностной структуры (мотивации, способностей, направленности, сознания, черт) в мыслительных процессах свидетельствуют о том, что единство личности и мышления носит характер взаимодействия. В этом взаимодействии происходит одновременное, непрерывное изменение как познавательных, так и личностных компонентов. Субъект развивает личностные черты, в том числе, осуществляя мыслительную деятельность по решению внешних и внутренних проблем.

Мышление субъекта является реальным, необходимым условием личностного развития и оказывает воздействие на личность путем изменения личностных параметров не только через рефлексию, но и через прямой способ анализа (обобщения) познаваемого объекта. Личностные свойства, непосредственно участвующие в анализе познаваемого объекта (например, когнитивные стили), прежде всего, подвержены микроизменениям. Это проявляется в экспериментально выявленной закономерности, полученной при исследовании когнитивных стилей и условно названной «синдромом обобщения». Сущность данной закономерности заключается в том, что достижение более высокого уровня обобщения при решении задачи приводит к его неосознанному распространению на некоторые личностные структуры, и субъект противостоит последующему «снижению» уровня функционирования мыслительной и личностной организации.

Мыслительные процессы (по своей сущности направленные на открытие и создание нового) обеспечивают холистическую природу психического. В мышлении порождаются не только новые когнитивные структуры, но и новые личностные свойства. Мышление – это не только движение мысли, но и движение личности. В мышлении субъект фиксирует проблемность складывающейся ситуации, что выступает необходимым условием формирования различных личностных переживаний, конструктов, вплоть до полярных, условием перехода от одного уровня когнитивно-личностного функционирования к другому.

Развивающий эффект мыслительных процессов обусловлен также отсутствием заранее заданных критериев, стадий их развития для субъекта, они формируются в ходе осуществления мыслительной деятельности. Испытуемый далеко не сразу находит ответ при решении задачи, постепенно формирует новый способ познавательного и практического действия. Это свидетельствует о том, что исходных личностных особенностей недостаточно для осуществления решения. Новые уровни личностно-когнитивного функционирования появляются по мере развития мыслительных процессов.

Личностные и мыслительные характеристики субъекта соотносятся не прямо, а опосредствованно. Функциональными посредниками в их взаимодействии выступают минимум четыре уровня: 1) уровень мыслительного процесса как непрерывного взаимодействия субъекта с внутренним и внешним миром с целью познания; 2) уровень уже сформированного, сложившегося личностного плана мышления; 3) процессуальная динамика личностных особенностей; 4) уровень когнитивной сферы личности. Важнейшим является процессуальный уровень мышления и личности. Складывающаяся по ходу процесса мышления внешняя и внутренняя ситуация обусловливает личностную микродинамику, личностное микроразвитие (актуализацию особенностей личности, формирование свойств и способов познавательных действий, их обобщение).

Введение процессуальных составляющих в анализ соотношения личности и мышления является необходимым условием для дифференцированного изучения личностных проявлений субъекта в зависимости от складывающейся познавательной ситуации.

В свое время при разработке теории субъекта С.Л. Рубинштейн ввел реального, живого человека в гносеологию, в познавательное отношение субъекта и объекта, тем самым, по мнению К.А. Абульхановой, целый ряд абстрактных гносеологических, философских проблем был переведен в разряд жизненных, психологических. В исследованиях мы попытались показать, что возможен и обратный ход – перенесения основного гносеологического отношения между субъектом и объектом в план онтологии, выявления его онтологических характеристик. Как показывают исследования, способ и уровень познавательного взаимодействия личности с объектом выступает важной онтологической характеристикой субъекта, оказывающей существенное влияние на компоненты всех основных сфер личностного бытия. Личностные характеристики субъекта мышления на процессуальном уровне оказываются движущимися, динамичными, живыми, постоянно реагирующими на изменения, происходящие в анализе объекта, в мыслительном отражении внешней и внутренней ситуации.

В этом отношении детерминация мышления выступает в качестве сложной, многоуровневой системы. Базовым уровнем мыслительной детерминации выступает процессуальный уровень, как исходный, предельно пластичный, психический способ взаимодействия субъекта с познаваемым объектом. Детерминанты мышления содержатся в ранее сформированных личностных структурах (изначальная мотивация и интеллектуальные способности), в формирующихся мыслительных процессах, познавательных действиях и схемах, в прогнозировании решения задачи, возможного искомого. Соотношение детерминант в мышлении меняется по ходу процесса мышления, изменяется и доминирование различных мыслительных составляющих, характер соотношения внешних и внутренних условий.

Исследование поддержано РГНФ, проект № 02-06-00166а

Непрерывность как универсальный принцип организации психики

Сергиенко Е.А.

Москва

Сформулированная А.В. Брушлинским концепция недизъюнктивности психики при анализе мышления как процесса, разрабатывалась им при создании субъектно-деятельностного подхода. В центре субъектно-деятельностного подхода находится представление о субъекте как качественно определенном способе самоорганизации, где человек рассматривается на высшем уровне своей активности, целостности (системности), автономности. Он подчеркивает, что субъектом не рождаются, а становятся. А.В. Брушлинский подчеркивал неразрывного, недизъюнктивного единства природного и социального (культуры) в становлении человека как субъекта. Выделив принцип недизъюнктивности психического в рамках анализа мышления, А.В. Брушлинский распространил его на весь процесс психической организации.

Аргументы, приведенные в качестве критических, при рассмотрении принципа непрерывности психической организации демонстрируют скорее дихотомический подход к анализу психических явлений, нежели предлагают новое современное решение проблемы. Дихотомии в понятиях континуальное – дискретное, непрерывное – скачкообразное, дизъюнктивное – недизъюнктивное просто не существует. Это – не альтернативы организации психических и/или физиологических процессов, а континуум, в котором непрерывное и дискретное, дизъюнктивное и недизъюнктивное лишь описывают пространство протекания и реализации этих процессов. Рассмотрение дизъюнктивного и недизъюнктивного как альтернатив организации психики, подобно представлению о генетическом и средовом как противоположных, различных детерминантах развития. Тогда как для современного уровня научного знания актуальным является вопрос не альтернатив, а принципиального взаимодействия координат, направляющих самоорганизацию: генетического – средового, непрерывного – дискретного.

Примерами служат неоднократно обсуждавшиеся факты в психологии развития о становлении различных уровней человека как субъекта деятельности, когнитивных способностей, антиципирующего характера фило- и онтогенеза психической организации (Сергиенко, 1992, 1996, 1999, 2002). Подробнее рассмотрим некоторые аспекты психического развития, демонстрирующие принцип непрерывности.

Опираясь на принцип континуальности психического развития человека, можно предположить, что становление базовых уровней субъектности в раннем онтогенезе предшествует развитым, зрелым формам осознанного поведения субъекта. Для описания формирования понимания себя и других как агентов, наделенных психическим, необходимо проанализировать виды опыта взаимодействий, доступных младенцам. Эти виды опыта обеспечивают начальную информацию, которая может кодировать факт, что Я и Другой – агенты, осуществляющие психическое отношение к миру, следовательно, субъекты деятельности. Современные исследования показали, что даже самые маленькие младенцы демонстрируют понимание некоторых законов организации физического и социального мира, с самого рождения вовлечены во взаимодействие с социальными партнерами, демонстрируя улыбки, распознавая и копируя разные взрослые жесты и экспрессии. Это означает, что на самых ранних этапах развития человека, младенец действует избирательно, «планируя» и «контролируя» взаимодействия с внешнем миром, но развитие его концепции мира, включающей понимание физического и социального мира, то есть психических взаимодействий людей, проходит шаг шагом, на разных уровнях развития. Но на каждом из них человек обладает целостностью, избирательностью, индивидуальностью, что и позволяет говорить о базовых этапах становления его как субъекта деятельности.

Другой аргумент, предлагаемый в качестве критики концепции недизъюнктивности, это дихотомия абстрактное – конкретное. Однако современные исследования в когнитивной психологии, скорее указывают на существование континуума в разных типах мышления и понятий, которыми оно оперирует.

Процесс становления понятийного ментального мира субъекта происходит постепенно, шаг за шагом, образуя все более сложную иерархию когнитивного пространства, начало же этого процесса опирается на базовые когнитивные способности младенцев упорядочивать мир объектов, организуя базовую модель мира.

В предыдущих работах (Сергиенко, 1996, 2003) мною обоснован тезис о непрерывности становления понятий в младенческом возрасте. Способность к таксономии обнаружена у младенцев 2 и 3-х месячного возраста (Mandler, 1992, 2000). Потрясающими становятся экспериментальные доказательства возможностей 2-х месячных младенцев формировать глобальные категориальные репрезентации, прежде базовых. Младенцы 3 и 4 мес. формируют и глобальные, и базовые категории, но отличные от категорий взрослых, получившие название детских базовых категорий (Quinn, Johnson, 2000). Данные исследования позволяют сделать два важнейших заключения.