Морфология праздника

…Пожалуй-ка, молодец,
В наш сад посидети,
Зелен наградити.
Вечор у нас девушки
По саду гуляли,
Весь сад приломали,
Зелен притоптали и т. д.

    [Смирнов Вас. 1927: 75]
Недавно среди смоленских материалов была опубликована еще одна до сих пор неизвестная начальная песня с очень странным для подблюдных песен текстом, однако тоже посвященным хлебу и вместе с тем содержащим брачные мотивы, что роднит его с песенками, сопровождающими сбор колец:

Ох, и дай, Боже, жито густое, ой, лёли!
Жито густое, колосистое,
Чтоб было с чего пива варити,
Пива варити – ребят жанити,
Ребят жанить – девок отдавать,
Хто ребят жанит – тот Бога молит,
Хто девок отдает – тот сильно плачет.

    [СМЭС 2001: 670]
В этой песне, в отличие от всех прочих подблюдных песен, содержащихся в СМЭС, нет традиционной закрепки «Кому поем – тому с добром, Кому сбудется – не минуется». Точно так же и в подблюдных песнях, опубликованных Семевским и Станиловским, начальные песни, посвященные государю и правительству, закрепок не имеют. Последними сопровождаются только песни с предсказаниями каждому из участников гадания.

Земцовский проницательно заметил, что подблюдное гадание начиналось с «хлебной песни» – величальной хлебу как живому существу, – с песни, не имеющей отгадки» [Земцовский 1970: 16). И действительно, любая слава высоким персонам, которые достаточно цитированы в данной работе, отгадок не имеют. Поэтому не имеют такие песни и закрепок, напоминающих формулу «ключа» в заговорах[36 - В фольклорных записях, фиксирующих материал, достаточно уже забытый, мы встречаемся с утратой закрепки к большинству публикуемых песен [Смирнов Вас. 1927] или, наоборот, с присоединением закрепки к начальной песне, где, скорее всего, она не предполагается [Земцовский 1970: 137, песня № 108; Мехнецов 1985: 115, песня № 1]. Произошел ли распад текста, или изначально традиция пения распространенных подблюдных песен была в данной местности таковой, сказать трудно. Решить вопрос о песнях, сопровождающих пролог подблюдных гаданий, возможно лишь на примере записей Чулкова, Семевского, Станиловского, Разумихина и каких-то немногих других, позволяющих понять, как исполнялся в какой-либо одной компании (одном селе, поместье) репертуар подблюдных песен, достаточно сохранившихся во всех компонентах: славление / загадка, закрепка, припев. Когда каждая песня снабжена закрепкой и на их фоне какая-то дается почему-то без закрепки, это заставляет задуматься: что же общего между песнями, лишенными этого добавления? И тогда нетрудно заметить, что именно начальные песни, песни-славления закрепками не снабжены и тем самым отличаются от песен-предсказаний конкретным участникам гадания. Песня без закрепки – это, как и разбор кусочков хлеба из гадательного блюда, знак границы перед свершением собственно гадания.].

4-в. В самых свежих записях подблюдных гаданий прелюдия не отмечается – возможно, тому виной выше обрисованное поверхностное представление о стихийности таких гаданий, взявшее верх в отечественной этнографической литературе и влияющее на полевую собирательскую работу. Однако, как свидетельствуют изложенные факты, еще в начале XX в. собиратели-этнографы отмечали ритуализованный пролог к подблюдным гаданиям, когда совершались действия над символическими предметами, имеющими обобщающее значение и не используемыми для персональных предсказаний.

5. В довершение необходимо еще указать, что помимо фиксированного начала подблюдные гадания имели и заключительный раздел, также выделяющийся во что-то отдельное. Их финалом становился сбор в рукав снега с месивом из зерен овса и угля (Козельский уезд) или разбор кусочков хлеба, если это действие откладывалось на конец гаданий (Иркутская губ. и др.) Особые действия были связаны и с последним предметом, оставшимся в шапке или в блюде – предмет этот называли завалень. На него вообще не гадали. Но в Белозерье ему предназначалась самая плохая песня, навлекающая большую беду [Мехнецов 1985: 107].

Однако совсем не таким жестоким, а более гуманным было действие с последней оставшейся драгоценностью в гаданиях в Иркутске: «Последнему, когда оставалась одна вещица, пели свадебную песню “Дорогая моя гостейка”, и кольцо катили по полу, загадывая, в какую сторону покатится оно: если девушке покатится к дверям – к замужеству, мужчине – к дороге» [Авдеева 1837: 59].

Проделанный обзор позволяет увидеть, что в подблюдных гаданиях вырисовывается более развитая процедурная сторона, чем то можно себе представить из, так сказать, среднестатистических их описаний, заполонивших наши учебники и хрестоматии по фольклору. Эти описания порождают следующие в том же духе, поскольку по тем пособиям обучаются новые собиратели фольклора. И здесь уместно вспомнить, что писал о подблюдных гаданиях В. Я. Пропп в своей книге «Русские аграрные праздники». Он отрицал какую-либо преемственность между русскими подблюдными и античными жреческими гаданиями, представляющими собой, по его словам, государственное мероприятие. Но, по его мнению, «совершенно несомненно, что у древних славян имелись кудесники, что гадания до некоторой степени были организованы и регламентированы» [Пропп 1995: 117]. Написано это в абзаце, начинающемся фразой: «Подблюдные песни составляют часть святочных гаданий…» [там же]. Изложение автора в этом абзаце, к сожалению, сбивчиво, незаметно перескакивает от подблюдных гаданий к святочным гаданиям вообще. Но, думается, вспоминая об античных храмовых гаданиях, автор «Русских аграрных праздников» имел в виду как русскую их параллель, прежде всего, подблюдные гадания. К ним, полагаю, относились его слова о некоторой организованности их под чьим-то руководством. В этом и состоит та его гипотеза, которая исследована в настоящей работе. Предложенное исследование, как представляется, показывает справедливость пропповской научной посылки, поскольку осколочные свидетельства подтверждают, что русские подблюдные гадания не были стихийно коллективными, но проводились лицами, за которыми в силу их статуса была закреплена роль руководителей. Притом эти гадания имели определенную последовательность действий, не просто регулирующих мантику, но создающих определенный антураж ритуальности, ибо тот же принцип трехчастного структурирования времени – вход, свершение, выход – организует театральный, литургический и прочие континуумы подобного плана.

Литература

Авдеева 1837: <Авдеева К.>. Записки и замечания о Сибири…ы… ой. М., 1837.

Арнаудов 1971: Арнаудов М. Студии върху българските обреди и легенди. София, 1971.

Власова 1976: Власова З.И. Русские и болгарские припевки к гаданию // Русско-болгарские фольклорные и литературные связи. В двух томах. / Редкол. В. Г. Базанов и др. JL, 1976. Т. 1. С. 95–119. Елеонская 1994'– Елеонская Е. Н. Гаданье под Новый Год в Козельском уезде // Елеонская Е. Н. Сказка, заговор и колдовство в России. М., 1994.

Зеленин 1991: Зеленин Д. К. Восточнославянская этнография. М., 1991. Земцовский 1970: Земцовский И. И. Поэзия календарных праздников (Библиотека поэта) JL, 1970.

Коев 1963: Коев И. Турецкий народный праздник «Идриллез» (по материалам из дер. Севар Разградского округа Болгарии // Советская этнография № 1, 1963.

Лапин 2003: Лапин В. А. Рукописная версия «Собрания» Львова-Прача // Из фондов Кабинета рукописей Российского института истории искусств. Вып. 2 / Отв. ред. Г. В. Копытова. СПб., 2003.

Лъвов-Прач 1955: Львов Н. А., Прач И. Собрание народных русских песен с их голосами на музыку положил Иван Прач. М., 1955-

Макаренко 1913: Макаренко А. А. Сибирский народный календарь в этнографическом отношении. Восточная Сибирь, Енисейская губерния (Записки императорского русского Географического общества по отделению этнографии. Т. 36). СПб., 1913.

Маринов 1994 Маринов Д. Народна вяра и религиозни народни обичаи. София, 1994. (Репринт, издание 1914 г.)

Мехнецов 1985: Подблюдные песни Белозерья. Публикация А. М. Мехнецова // Русская народная песня. Стиль, жанр, традиция / Ред. – сост. А. М. Мехнецов. Л., 1985. С. 101–133.

Несина 1999: Несина О. А. Русские святочные гадания под песню: опыт типологической систематизации и ареального исследования // Картографирование и ареальные исследования в фольклористике. (Труды РАМ им. Гнесиных. № 154). М., 1999.

Павсаний 1994. Описание Эллады. Т. 2. Кн. V–IX. СПб., 1994.

Правила 2000: Правила святых Вселенских Соборов с толкованиями М.; СПб., 2000. (Репринт, издание 1877 г.)

Разумихин 1853: Разумихин. Село Бобровки и окружающий его околоток Ржевского уезда Тверской губернии // Этнографический сборник. СПб., 1853. Вып. I.

Семевский 1864: Семевский М. И. Торопец (1016–1863) // Записки Императорского Русского географического общества. Кн. 1–2. 1864.

Смирнов 1927: Смирнов М. И. Культ и крестьянское хозяйство в Переславль-Залесском уезде (Владимирской губ.) по этнографическим наблюдениям // Труды Переславль-Залесского историко-художественного и краеведческого музея. Вып. I. Переславль-Залесский, 1927. С. 3–66.

Смирнов Вас. 1927: Смирнов В. Народные гаданья Костромского края (очерк и тексты) // Четвертый этнографический сборник (Труды Костромского научного общества по изучению местного края. Вып. XLI). Кострома, 1927.

СМЭС 2001: Смоленский музыкально-этнографический сборник / Отв. ред. О. А. Пашина. М., 2001. Вып. 1.

Станиловский 1912: Записки А. М. Станиловского с биографическим его очерком. Посмертное издание. (Труды Восточно-Сибирского отдела ИРГО. № 7). Иркутск, 1912.

Суворова 2004: Суворова И. Вступление // Песни Чичатской стороны (Вельский район Тверской области) / Под общ. ред. М. А. Лобанова. СПб., 2004. С. 3–6.

Хоменко 1980: Хоменко В. Л. Народные песни Челябинской области. Челябинск, 1980.

Чулков 1786: Чулков М. Д. Абевега русских суеверий. М., 1786.

Чулков 1913: Чулков М. Д. Сочинения. СПб., 1913. Т. I: Собрание разных песен.

Alexandra 1980: Alexandra Т. Romanian Folk Music. Bucharest, 1980.

Об обычае «греть покойников»

E. Л. Мадлевская

В. Я. Пропп в книге «Русские аграрные праздники» среди обрядов поминовения усопших, осуществление которых происходило в рамках календаря и связывалось с обеспечением урожая, упоминает о «почти вымершем» в XIX веке и лишь кое-где соблюдавшемся обычае возжигать на Святках большие костры и звать покойников греться [Пропп: 27–28]. Не рассматривая этот обычай подробно, B.Я. Пропп ссылается на известное описание обряда, приведенное C.В. Максимовым по материалам Орловской и Тамбовской губерний [Максимов: 218], и на исследование Д. К. Зеленина «Народный обычай греть покойников», опубликованное в 1909 году [Зеленин 1909: 256–271].

Согласно рассмотренному Д. К. Зелениным материалу, обряд имел названия «греть родителей», «греть ножки покойникам», «родителям поминки греть», «жечь катяшки», «жечь перины», «жечь пурину». Распространен он был в южнорусских губерниях – Курской, Воронежской, Орловской, Тамбовской – в однодворческой среде и приурочивался к святочному периоду. Обряд осуществляли в Рождество Христово, Крещение или их кануны, а также под Новый год. В рамках суток обряд производился ранним утром или вечером. Возжигание костров устраивалось, как правило, во дворе около дома; иногда – в огороде. Материалом для костров служили «катяшки», т. е. навоз или солома, в некоторых местных традициях собранная из старых «перин» – постелей. В Курской и Орловской губерниях в костер дополнительно бросали зерна различных хлебных злаков и ладан. Обряд являлся семейным и, соответственно, совершался в кругу домочадцев или одним хозяином дома. В Тамбовской губернии при возжигании костра могли присутствовать посторонние. Действо имело две взаимосвязанные цели, на чем акцентировал внимание В. Я. Пропп, обращаясь к материалам исследования Д. К. Зеленина. В рамках культа предков обряд был направлен на согревание покойных: «чтобы умершим родственникам не было холодно лежать в мерзлой земле в рождественские морозы» [Зеленин 1994: 166]. По одним свидетельствам, «родители»-предки согреваются на том свете; по другим, – они незримо стоят рядом с живыми вокруг горящих костров. Помимо заботы о покойниках обряд должен был обеспечить, по мысли крестьянина, хороший урожай, так как в народе верили, что «от этого огня пшеница народится ярая (красная)» [Зеленин 1994: 164]. В этом плане показательно, что установление контакта с покойниками, влияющими, по традиционным представлениям, на жизнь живых, приходилось на Святки, т. е. на начало земледельческого календаря, обеспечивающего, при правильном осуществлении обрядности, положительный годовой итог.