Я – легенда (сборник)

«Некоторые виды бактерий в момент, когда условия жизни становятся неблагоприятными, способны порождать тела, именуемые спорами.

Делают они это так – сгущают содержимое своих клеток в овальные тельца с толстыми оболочками. Сформированное тельце отделяется от бациллы и становится свободной спорой, неподвластной физическим и химическим воздействиям.

Позднее, когда условия жизни делаются более благоприятными, споры снова прорастают, вновь обретая при этом все свойства бациллы-прародительницы».

Роберт Невилл стоял перед раковиной, закрыв глаза, крепко уцепившись руками за ее бортик.

«В этом что-то есть, в этом что-то есть», – твердил он себе настойчиво.

Но что именно?

Представим себе, что у вампира нет крови, начал он рассуждать логически. Тогда для бациллы «вампирис» условия будут неблагоприятными.

Защищаясь, бактерия образует споры; вампир погружается в кому. В конце концов, когда условия вновь становятся благоприятными, вампир опять разгуливает по земле, – и с физической точки зрения он таков же, как и раньше.

Но как бактерия узнает, что кровь появилась? Он со злостью стукнул кулаком по раковине. Снова уткнулся в книгу. В этом все равно что-то есть. Он нутром чуял.

У бактерии, которая неправильно питается, нарушается обмен веществ. Она начинает производить бактериофаги – неживые самовоспроизводящиеся белки. Эти бактериофаги разрушают бактерию.

Если приток крови прекратится, у бацилл нарушится обмен веществ. Они станут впитывать воду, будут раздуваться, чтобы в конце концов взорваться и уничтожить все клетки.

Снова образуются споры; без них никуда.

Ну ладно, предположим, что вампиры погружаются в кому. Предположим, что без свежей крови их тела разлагаются. Бактерии все равно могут образовывать споры и…

Вот именно! Пыльные бури!

Пыльная буря разнесет высвобожденные споры по местности. Споры застрянут в крохотных ссадинах на коже. И там бактерии, возможно, начнут размножаться. По мере их размножения окружающие ткани станут разрушаться, все каналы будут забиты бациллами. Распад тканевых клеток и бацилл приведет к выделению ядовитых отбросов в окружающие здоровые ткани. Со временем яд попадет в кровеносную систему.

Процесс завершен.

И никаких тебе кровавоглазых вампиров, в нерешительности стоящих над девичьими постелями. Никаких летучих мышей, бьющихся в окна замков, никаких сверхъестественных сил.

Вампиры реальны. Дело просто в том, что их подлинная история никем еще не была рассказана.

Роберт Невилл взглянул с этой новой точки зрения на эпидемии, известные из истории.

Он задумался о гибели Афин. Это было страшно похоже на чуму 1975 года. Город вымер прежде, чем жители хоть что-то успели предпринять. Историки писали, что это была бубонная чума. Роберт Невилл склонился к версии, что причина крылась в вампирах.

Нет, не в вампирах. Потому что сейчас становится ясным, что рыскающие в ночи коварные призраки – такие же слепые орудия бактерий, как и первоначально зараженные живые невинные жертвы. Бактерия – вот кто враг. Бактерия, прячущаяся за лживой пеленой легенд и суеверий, разящая своим бичом направо и налево, пока люди преклоняют колени перед собственными страхами.

Ну а что сказать о «черной смерти», этой бедственной чумной эпидемии, которая прокатилась по Европе, волоча за собой, как шлейф, погребальный звон по трем четвертям населения?

Вампиры?

Когда пробило десять, голова у него гудела, глаза горели, словно капли кипящего желатина. Он обнаружил, что голоден как волк. Достал из холодильника отбивную, а пока она жарилась, наспех принял душ.

Когда в стену дома ударился камень, Невилл слегка подпрыгнул. Потом криво усмехнулся. Весь день он настолько был погружен в работу, что совсем позабыл о стае, рыщущей вокруг дома.

Вытираясь полотенцем, он неожиданно сообразил, что не знает, сколько среди его ночных гостей-вампиров физически живы, а сколько тех, кто существует только благодаря бактериям.

«Странно, что я этого не знаю», – подумал он.

Среди них непременно были и те и другие, потому что в некоторых он стрелял безуспешно, а другие от его пуль погибали. Он предполагал, что мертвые вампиры каким-то образом способны сопротивляться пулям.

И тут возник еще один вопрос. Почему живые приходят к его дому? И почему приходит лишь эта жалкая кучка, а не все, кто живет в округе?

Невилл запил отбивную бокалом вина и поразился, как все это вкусно. Обычно ему казалось, что он жует опилки, а не еду.

«Должно быть, я сегодня нагулял аппетит за работой», – подумал он.

И более того, за весь день он не выпил ни капли. И самое фантастичное – выпить даже не хотелось. Невилл покачал головой. Совершенно очевидно, алкоголь для него – способ успокоить нервы.

Отбивную он умял, оставив на тарелке только косточку. Подумав, обглодал и ее. Потом отнес недопитую бутылку в гостиную, включил проигрыватель и с усталым ворчанием устроился в кресле.

Роберт Невилл слушал Равеля, Первую и Вторую сюиты из «Дафниса и Хлои», сидя в полной темноте – только огонек на проигрывателе слабо светился. На несколько минут он умудрился напрочь позабыть о вампирах.

Однако позже не смог удержаться, еще раз взглянул в микроскоп.

«Ах ты сучка, – подумал он почти любовно, глядя, как трепещет на стеклышке крохотный комок протоплазмы. – Подлая маленькая сучка».

12

На следующий день дело заглохло.

Кварцевая лампа убила бактерий на стеклышке, но это ничего ему не объяснило.

Он смешал аллилсульфид с зараженной бактериями кровью – и никакого результата. Аллилсульфид растворился, бактерии продолжали жить.

Невилл нервно стал мерить шагами спальню.

Чеснок их отпугивает, а кровь – краеугольный камень существования вампиров. Однако же, сколько ни смешивай главный компонент чеснока с кровью – ничего. Его руки сжались в кулаки.

Минутку – кровь принадлежала живому вампиру.

Час спустя у него была проба крови от другой разновидности. Он смешал ее с аллилсульфидом и положил под микроскоп. Никакого результата.

Завтрак встал ему поперек горла.

Ну а как же колья? В голову приходило только одно объяснение их воздействия – они вызывают кровотечение. Но он сам знал, что кровотечение тут ни при чем. Та женщина, черт бы ее…

Полдня он пытался придумать что-нибудь конструктивное. В конце концов с воплем опрокинул микроскоп и направился в гостиную. Там он бухнулся в кресло и стал нервно барабанить пальцами по подлокотнику.

«Блестяще, Невилл, – думал он. – Ты просто чудо природы. Сходи к старосте класса».

Он сидел, кусая пальцы.

«Не будем закрывать глаза на очевидное, – печально думал он, – я давно уже спятил. Я не способен мыслить даже два дня подряд – швы расходятся моментально. Я ноль, я гроша ломаного не стою, я бестолочь, я растяпа».