Оценить:
 Рейтинг: 0

Летопись Затмения: Чему быть, того не миновать

Год написания книги
2011
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 ... 15 >>
На страницу:
2 из 15
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Отчего же ты заявился один? Без легиона оголтелых рыцарей, только и мечтающих, что завладеть моими сокровищами? Неужто алчен настолько, что желаешь всю славу и сокровища себе?

– Нет для меня иного сокровища в мире, кроме моего сына! Лишь свет его жизни затмевает собой любое сияние любых гор злати! – ответил рыцарь.

Чудовище смягчилось, услышав такой ответ, и между непримиримыми противниками завязался куда более спокойный разговор. Рыцарь изложил суть своего похода и ошеломленное то ли храбростью, то ли отчаяньем этого человека, чудовище отдало Фиал, взяв с рыцаря слово чести, что он вернет его обратно, как только исцелит сына. На том они и расстались.

– Мама, а вернул ли Ламберт Фиал? – внезапно поинтересовался Леон, сам удивившись такому вопросу, который он не задавал ранее.

– Разумеется, вернул, ведь он дал слово чести – рыцари не нарушают своих обетов.

– Когда я вырасту, я тоже буду честным и сильным странствующим рыцарем! – повторил Леон свою мечту, о которой он любил говорить всем и каждому, словно ее повторение приближало мальчика к ее исполнению.

– Несомненно, звезда моя. Ты будешь таким же великим, как и твоей отец.

– Мама, как ты думаешь, а хранит ли чудовище этот Фиал до сих пор? – уже засыпая, интересовался Леон.

– Люди судачат о том, что Фиал Грез покоится в далекой, северной пустыне, в землях язычников, не признающих наших богов. Их родину называют Золотой Землей. – ласково и подробно ответила мать, хотя и не знала, слышал ли Леон ее слова или нет, после изнурительного дня, который он провел за играми с сельскими мальчишками, засыпал он как котенок.

***

«Люди, сколь многое скрывается под этим простым и кратким словом. В Солярисе люди за пределами собственной культуры известны как морты, что в переводе с альвийского языка, означает – умирающие или угасающие. Из четырех рас, созданных богами, морты последние и самими неказистые. Если верить альвийским летописям, то людей создало божество мужского пола по имени Лар Вагот. У людей не было долголетия прочих рас, до пятидесяти лет доживали немногие, в то время как прочие расы жили сотни две-три, а альвы и вовсе отличались бессмертием. У мортов не было красоты, изящества и утонченного вкуса альвов. Не было у них и физической силы, а также роста омадов или атабов. Как не было и изобретательности тэрран или же способности дышать под водой, как это умели шэбы. Так уж вышло, что люди, во всем средний и ничем не примечательный, дикий народ, который на потеху прочих, старших рас, бегал в шкурах, жил в пещерах и плясал вокруг костра под бой барабанов. Едва ли отличая их от животных, альвы использовали мортов как рабов, а иные расы и вовсе игнорировали, как игнорируют пролетевшую мимо муху. Так продолжалось достаточно долгое время, покуда стояла альвийская империя. Затем в империи произошел раскол и под смутой гражданских войн, когда брат пошел на брата, некогда единый народ альвов распался, образовав нынешнюю Триаду. Именно в то время, внезапно все старшие, доселе высокомерные по отношению к мортам, расы, с ужасом обнаружили, что эти самые морты заполонили весь Солярис. Свои шкуры они сменили на латы, а палки и дубины, на мечи и луки. Будучи бессмертными и не думающими о времени, альвы не заметили, как увеличились в числе морты, назвавшие себя не иначе как – люди. Единой массой люди обрушились на обескровленных междоусобицами альвов, обратив в прах остатки их былой империи и вырвав главенствующую роль в Солярисе. Так это и сохранилось по сей день» – Хазимир Зулат, заметки из фолианта тысячи дорог.

***

Спустя одиннадцать лет. Леону исполнилось восемнадцать. Юноша рос под пристальным воспитанием отца, нежели матери. Оно и не удивительно, Гидеон Бертрам слыл весьма знатным полководцем княжества Линденбург, сделавшим себе имя в бесчисленных сражениях. В частности, лишь только из последних его военных достижений отмечали полный разгром ватаги разбойничьих банд в местных лесах, а также блестящие победы в приграничных боях на юге княжества. В ходе последних Гидеон оттеснил воинственную орду племен атабов. И это, не считая территориальных междоусобиц с соседским княжеством Лиран, периодически отличающимся провокациями и каверзами. До открытой полномасштабной войны дело не доходило, но было очевидно, что сосед желает посадить на трон Линденбурга своего наместника. Возможность завладеть уделом с деревьями-гигасами была соблазнительнее иной дамочки легкого поведения. Князь Линденбурга мог, конечно, заручиться поддержкой иных княжеств, вот только не без последствий. Такой ход показал бы слабину перед другими княжествами, равно как и перед собственными людьми. Еще такие союзы могли привлечь внимание короля, а столь нежелательного внимание никому не нужно. Провинции нынче старались не беспокоить короля Ламберта, дабы не отрывать его от восстановления королевства, обескровленного недавнишней войной с Византхеймом.

Что до Гидеона как человека, то это был строгий и суровый мужчина, но не жестокий. Большую часть жизни он провел в палаточных лагерях и на поле брани, а потому даже с близкими порой вел себя как с солдатами. Иные люди зачастую удивлялись, как вместе сошлись такие противоположности – кроткая и мягкая как озерная вода, Элеанор и хмурый, жесткий как северные скалы Византхейма, Гидеон. Впрочем, люди несли молву, что они познакомились, когда Гидеон еще ходил в ранге обычного эквилара и странствовал по королевству, а всякой юности свойственна необузданная страсть. Своего сына Гидеон любил не меньше его матери, но чувств открыто не выказывал. Не потому, что не хотел, а потому, что давалось ему это с трудом. Сквозь толщу рыцарской брони, потрепанной в боях, эмоции сочились тоненькими струйками, едва находя там лазейки.

Что касается самой родины Леона, княжества Линденбург, то про него вкратце можно рассказать следующее. Это единственное место в королевстве, где растут гигасы, – деревья-великаны. Чтобы объять ствол самого маленького гигаса, нужно по меньшей мере тридцать взрослых человек, взявшихся за руки, а для иных, все пятьдесят и более. В высоту гигасы достигали до пяти километров. Кроме размеров, деревья ничем не отличались от своих маленьких собратьев и делились на привычные виды: хвойные, буковые и прочие. Гигасы – это самая первая достопримечательность Линденбурга, но отнюдь не единственная. Огромными размерами тут отличались не только деревья, но и все растения в целом, начиная с травы, грибов и заканчивая кустарниками. Встречались даже привычные виды животных, но много крупнее своих сородичей, хотя большая их часть уже перевелась в следствии охотничьего промысла. Не редкостью в княжестве были и завры, – крупные, ящероподобные животные, преимущественно травоядные, хотя, бывало, встречались и хищники. Само же княжество называлось Линденбург потому, что давным-давно этот край славился обилием лип и самый первый укрепленный острог, возведенный на холме, состоял преимущественно из липового частокола и липового сруба. Так городу название и дали на общем, альвийском языке, что в переводе означает – липовый форт. Несмотря на двусмысленное название, тот форт выдержал три осады и пережил два пожара, сгорев почти под чистую оба раза. Но это было давно, когда никаких гигасов и в помине не было. Нынешнее же положение дел обязано своему прошлому. Согласно историческим хроникам, около двух эонов (один эон равен сотне лет) назад в окрестностях Линденбурга упал метеорит и некогда зеленый, лесной край превратился в абсолютное пепелище выжженной земли. К месту падения метеорита поспешили чтецы и ученые со всего королевства. Область падения метеорита странным образом повлияла на одного из прибывших туда альвийских чтецов, Барроша, превратив его раньше положенного срока в Нексуса. Так называли достигших тысячелетнего возраста альвов, в этом возрасте в них пробуждалась необычайна сила. Чтецы считали, что Нексус читает весь текст реальности без утайки и может свободно переписывать его, невзирая на сложность. Свои новые силы Баррош опробовал в землях Линденбурга, желая вернуть в этот некогда зеленый край жизнь и у него получилось. Да так, что теперь деревья дырявили ветвями облака. Тогда это событие опьянило умы толпы. Те события ознаменовали возрождение Линденбурга.

В виду такой особенности лесного княжества, Линденбург стал главным поставщиком древесины для королевского флота и иных нужд. Одних только лесопилок тут насчитывалось под сотню, а лесоруб, самая распространенная профессия. Еще одной, отличительной чертой княжества, стали редкие деревянные доспехи. На востоке Линденбурга располагалась дубовая пуща, – оплот отшельнической расы древниц. Правильно обработанная кора дубов становилась прочнее большинства металлов и не в пример последним, легче. Местные мастера создавали из них доспехи. Древницы ревниво охраняли свою рощу и три года назад, дело даже дошло до событий, записанных в летописях как двухдневная война. Дочку местного князя Эддрика не то похитили, не то она сама сбежала к древницам, – сейчас уже правды не сыскать. Так или иначе, давние трения между защитниками рощи и желающими наложить на нее руки, все-таки высекли искру конфликта, от которой вспыхнул пожар войны между князем и древницами. Для князя Эддрика сие предприятие оказалось безуспешным и окончилось вынужденным миром. Теперь все общение с древницами сводилось к бартеру, единственно возможному способу получить кору их дубовых гигасов. Были, конечно, и браконьеры, но все они заканчивали свой путь выплясывая с петлей на шее. Собственно, тела многих из них, или то, что от них осталось можно было лицезреть на ветвях по окраинам рощи.

Несколько сотен лет назад, на земле княжества поселилось выходцы с северного королевства Византхейм и именно здесь впоследствии был основан сильнейший рыцарский гарнизон, в шутку прослывший «липовым». Говорят, что те, кто разговаривал с жителями Линденбурга, удивлялись их строгости и дисциплине. Именно здесь воспитывались и тренировались сильнейшие рыцари всего средиземного королевства Астэриос. Город и замок лесного княжества, прослыли настоящей крепостью. Основанные как уже говорилось, крепкими северянами, они являли собой неприступные укрепления с массивным фундаментом, высокими и крайне толстыми стенами. Несмотря на то, что весь город вымощен из камня, как это было принято у северян, главнейшей особенностью Линденбурга был гигас-сикомор, вокруг которого город и возвели, все на том же холме, где когда-то стоял липовый форт. На смену старому знамени Линденбурга, изображающему липу на холме, пришло новое – железный сикомор на холме. Железный потому, что к нижней части ствола были прилажены стальные листы, дабы защитить его от возгорания на случай осады. По этой же причине были спилены самые нижние ветви и оставлены лишь те, до которых стрела уже не достанет. У основания сикомора возведен замок, вокруг которого с годами разросся по всей ширине холма и город. Резиденция замка лишь начиналась в привычном и типичном наземном сооружении и плавно переходила как в ствол, так и на ветви дерева-гигаса. Там расположились гарнизоны и дозорные, а также резиденция князя Эддрика Линдера. Ветви играли превосходную защитную роль: выходя за периметр городских стен, они позволяли дать отпор захватчикам еще на подступе к городу. Говаривали, что с ветвей раскидистой кроны сикомора зоркий воин может даже увидеть, как на западе и юге блестит море, не говоря уже о подступах врага к границам. В силу того, что возведен город на высоком холме и войти в него представлялось возможным лишь по узким тропам, это опять же играло ключевую роль в его обороне. На столь узкой дороге не могло разместиться много войск, да и наносить точечные удары по этой местности проще простого. Такова история единственного города в лесном княжестве, ну, а мы вернемся к истории нашего юного рыцаря, выросшего в этом краю.

Когда Леону исполнилось пять лет, отец сделал его пажем одного из лучших рыцарей Линденбурга, – Гуго Войда по прозвищу Каменный Лев. Такое прозвище ему дали за отвагу и незаурядные подвиги на поле боя, а также запомнившееся всем хладнокровие, можно даже сказать, безмятежность рыцаря в любой ситуации. Показывая невероятную способности и обучаемость, уже в десять лет, Леон из пажа перешел в оруженосцы Войда. Пройдя полное обучение и освоив все азы ратного дела, Леон к тринадцати годам, владел мечом, копьем и уверенно сидел на лошади так, точно верхом и во всеоружии вырвался прямо из лона матери. Помимо Леона, у Гидеона был еще один воспитанник – Готфрид. Плутоватый мальчишка, хотя, учитывая обстоятельства, несложно догадаться почему. Готфрид слишком рано лишился родителей, зверски убитых в собственном доме. Какое-то время мальчик скитался, став бездомным, затем чуть осмелев и оправившись от пережитого, вернулся в свет, с оптимистической улыбкой на лице, бутылкой вина в одной руке и трактирной девкой, в другой. Гидеон приходился хорошим другом отцу Готфрида и взял его отпрыска себе в воспитанники до вхождения мальчика в совершеннолетие. Мечтательный и вечно задумчивый Леон сдружился с веселым и шумным Готфридом так, что их едва ли можно было видеть порознь. Оба мальчика в итоге стали оруженосцами Войда. Увы, три года назад произошел инцидент, названный впоследствии двухдневной войной. Гуго Войда взяли под стражу по обвинению в пособничестве древницам. Заканчивал обучение мальчиков непосредственно сам Гидеон, отец Леона.

Родился и рос Леон в пригородном особняке, являющимся по сути летней резиденцией Бертрамов. Такое детство привило мальчику любовь к природе и восхищение ею. В то время как другие юнцы с пылким напором пытались поэтическим натиском сломить оборону юных девиц, Леон предпочитал сочинять стихи о приключениях, о ветре в небесах, полях и лесах. С самого раннего детства Леон и Готфрид пропадали в ближайшей деревне, где завели крепкую дружбу с сельским мальчишкой Зотиком. Как воспитанник Леона, Готфрид жил в поместье Бертрамов. Мальчишки сызмала грезили о том, чтобы стать эквиларами, – так называли свободных, странствующих рыцарей, не принадлежащих к какому-то конкретному ордену. Леон и Готфрид могли болтать об этом без умолку днями на пролет, воображая, как будут путешествовать по долам, трактам, горам и лесам, ввязываясь в приключения. Как будут наказывать злодеяния и обуздывать насилие, сражаясь с чудищами и непременно спасая какую-нибудь красавицу. Воображали, как они будут узнавать новые обычаи, знакомиться с принцами и принцессами, вельможами, открывать для себя новые этикеты каждого двора. И конечно же участвовать в войнах и турнирах, покрывая себя славой и показывая свое мастерство. Отец всецело не одобрял этого, уготовив сыну куда более серьезную, военную карьеру, но не мог винить его за изрядный романтизм. Одно время Гидеон хотел думать, что его сын заразился этими помыслами от своего друга Готфрида. Но нет, скорее наоборот, Готфрид перенял повадки друга. В конце концов, откуда растут ноги у таких стремлений, Гидеон прекрасно понимал, ведь сам был таким когда-то, что порой не без труда, но признавал. Гуго Войд сослужил хорошую службу, привив мальчикам понятия о чести и достоинстве, обучив владению оружием и испытав боем в настоящих сражениях. Лишь после всего этого, Гидеон открыл двери в мир, дав сыну возможность надышаться воздухом свободы, рассекая по большакам королевства.

В единственном городе княжества, Линденбурге, (все прочие селения – деревни) юнцов прозвали черным и белым рыцарями и вот почему. Как вороново крыло были черны волосы Готфрида и соответствующего цвета он предпочитал одежды, разбавляя густую тьму золотом – цвета его дома. Леону же от родителей-блондинов достался пшеничный цвет волос, подобный цвету созревающей кукурузы. Его волосы искрились на солнце расплавленной златью. Они вились, закручиваясь сами собой в кокетливые локоны, о которых мечтали многие девушки. В одежде Леона несмотря на всю непрактичность этих цветов, преобладал белый с синим, цвета его дома как никак. Порой Леон мечтательно говорил, что эти цвета напоминают ему небо, а небо со слов Леона – это самое красивое, что есть на свете и оно всегда с тобой, в какой бы точке мира ты не находился. Это тот кусочек родины, что невозможно потерять.

Несмотря на отсутствие разницы в возрасте, Готфрид выглядел существенно старше Леона по ряду причин: квадратное, суровое на вид лицо с карими, миндалевидными глазами и густыми зарослями прямых черных волос. Леон же имел мягкие и приятные черты лица, вкупе с треугольным лицом, а посему за глаза прослыл смазливым. От матери Леону достались ясные, выразительные глаза, цвета чистого озера и извечно мечтательный взгляд, – не то печальный, не то задумчивый. Леон не терпел растительности на лице и его чуть бледноватое лицо всегда было гладко выбрито так, что там даже не было и намека на щетину. У Готфрида же напротив, вечная щетина порой переходила и вовсе в бороду, но юноша не любил ее и сбривал, довольствуясь щетиной, отрастающей едва ли не за день. Ростом друзья не разнились, однако отличались телосложением. Леон уступал в ширине плеч более крупно слаженному другу. Еще Готфрид выделялся более смуглым цветом кожи, нежели Леон или же белокурый рыцарь просто был бледнее, чем его друг, тут с какой стороны посмотреть.

Что до характера юных рыцарей, тут можно отметить следующее. Несмотря на достойное воспитание, Готфрид прекрасно себя чувствовал, как в кругу знати, так и в самом злачном трактире, раздавая тумаки в пьяном угаре, попутно обливаясь вином. Как никак, но жизнь на улицах давала о себе знать. И как даже самое совершенное одеяние не скрывает дурных манер, так великолепное воспитание не смогло обуздать до конца первобытную грубость и вспыльчивость Готфрида, лишь угревшиеся в нем за время беспризорной жизни. Несмотря на это, юноша умел вести себя достойно там, где это было нужно и был неплохо начитан, чем не раз затыкал за пояс выскочек, решивших, что перед ними неотесанный чурбан. Там, где Леон со всем изяществом и чувством такта предпочел бы вызвать обидчика на поединок, Готфрид бы отложил меч и просто набил неугодному морду, а потом выпил за свою победу. В свободное время Готфрид предпочитал отдавать все силы тренировкам, соколиной охоте и женщинам, – последнему пункту, особенно. Несмотря на ранние ратные подвиги, где обоим юношам впервые в жизни пришлось отнять чужую жизнь, Леон оставался мягким и довольно-таки романтичным юношей, а вот Готфрид своим нравом походил скорее на отца Леона, прослыв более суровым, порой жестоким и расчетливым, но чертовски жизнерадостным и оптимистичным. В свое свободное время Леон любил уединяться в лесу или библиотеке родового поместья. Готфрид часто говорил, что его друг от того и бледный такой, что пропадает то в четырех стенах, то под листвой гигасов, с лоскутом кожи и пером. Еще Леон хранил целомудрие, желая связать свою душу и тело лишь с одной единственной женщиной, что считал личным обетом своей чести. Готфрид же считал подобное поведение друга напрасной тратой времени, отпущенной на жизнь, от которого нужно брать все, а не бить самому себе по рукам.

Черный и белый, – так их прозвали и при всех их различиях они были друзья не разлей вода. Даже их лошади лишний раз подчеркивали это цветовое сравнение. Готфрид объезжал черного жеребца, который ни раз сбрасывал его с седла, но юноша невзирая на синяки укротил животное, дав ему имя Гермес. Леон же нашел общий язык с капризной белой кобылой в яблоках. Даже княжеский объездчик лошадей дивился тому, как юноше удалось сговориться с этим строптивым животным. Вверенную ему кобылу, Леон назвал Гроза, поскольку таковым видел ее нрав. Вместе, Леон и Готфрид прекрасно дополняли друг друга не только как люди, но и как бойцы. Уже в четырнадцать лет они прославились тем, что ведомые возрастом, пошли к кривому озеру близь города, наблюдать за купанием юных дев и едва не были убиты скрывавшимся тех краях, разбойничьим отрядом. К счастью для всех, это нескромное дело обернулось тем, что мальчишки не только раскрыли лагерь разбойников, но еще и сумели пленить одного из них и покрасоваться по пути домой перед деревенским девушками у озера. Вследствие чего были награждены скромными улыбками и красными щеками последних, вместо разъяренного визга и летящих в головы юных героев шишек и камней. Уже после, Леон рассказывал, что это Готфриду пришло в голову все обставить именно так, что якобы будущие рыцари находились там вовсе не за тем, чтобы подглядывать за девушками, а пришли спасти их от разбойников. Пускай друзья и разнились характерами, а зачастую даже не разделяли взгляды друг друга, тем не менее обоюдное уважение по крепости можно было сравнить разве что с их дружбой.

***

Ныне Леону и Готфриду исполнилось по восемнадцать лет. Учитывая их выдающиеся способности, Гидеон решил, что им пора бы и заканчивать ходить в оруженосцах. Так два юноши, два друга, стали на шаг ближе к своей мечте – возведены в ранг рыцарей лично Гидеоном. Это был самый счастливый день в их жизни: оба получили настоящие боевые доспехи от лучших мастеров Линденбурга, новые одежды, а вверенные ранее лишь во временное пользование лошади, отошли юношам навсегда, став их собственностью. Ради традиции, Готфрид даже облачился в белое, как и полагалось на посвящении. Гидеон опоясал мечом сына и своего воспитанника. Гидеон коснулся плеча каждого юноши, преклонившего колено своим знаменитым мечом – Лунным блеском. После Леон примерил белый плащ, на которым красовался вышитый герб его дома – воткнутый в траву меч, на белом поле и обвитый синей розой. Готфрид уже гордо вышагивал в своем новеньком черном плаще, с гербом его дома – черным желтоглазым вороном на золотом поле. Отец постарался на славу, как и кузнец, которого он подрядил выковать мечи для юных рыцарей с уникальными эфесами. Гарда меча Леона была выполнена в виде раскрытого бутона розы, клинок точно рождался из этого цветка. Подобным образом с разницей лишь в фигуре, был выполнен и клинок Готфрида. Гарда была выполнена в форме ворона, крылья которого защищали руку, а лезвие выходило из раскрытого клюва птицы.

Друзья долго пировали, красовались друг перед другом в полном вооружении и латном облачении, а к ночи расстались. Для Леона стать рыцарем, а впоследствии странствующим рыцарем, эквиларом, мечта всей жизни. Он жил, буквально дышал этим и грезил о приключениях. Готфрид безусловно разделял позицию друга, приключения ему по душе, но лишь как веселое время препровождения. Его куда больше заботило то, что став рыцарем, он становился полноправным владельцем дома своих родителей и получал наследство, в виде весьма солидной суммы. Согласно завещанию составленным отцом, его сын получал все права лишь при двух условиях: достигнув совершеннолетия и став рыцарем. Пожалуй, если бы не последний пункт, Готфрид бы даже и не задумался об этом.

Леон стоял на балконе поместья, наслаждаясь ночной прохладой и запахом цветов, что выращивала его мать. Оплетая шпалеры, вьющиеся растения поднимались вдоль стен поместья до самого балкона, как заговорщицки, взбирающиеся по стенам замка к опочивальне короля, с целью устроить переворот одним взмахом кинжала. Глядя на луну и звезды, юноша раздумывал над тем какое же имя дать своему мечу и о том, как теперь изменится его жизнь. Из головы все никак не желали уходить обрывочные воспоминания о странном сне. Кому из нас не снились странные сны? Можно даже сказать, а какие сны не странные? Вот только этот сон был особенным, что-то в нем неестественно сильно будоражило, притягивало и пронимало до костей, но что именно? Странный человек в костяном шлеме кота, поющий горловым пением, то играющий на варгане, то камлающий? А может трепетное и такое реальное чувство оцепенения, и ощущение, что переходишь какую-то границу, грань, по ту сторону мира. Экстаз, эйфория, просветление и все тайны мира, которые куда-то улетучились, когда Леон проснулся, но оставили незабываемое послевкусие. Леон тряхнул головой, гоня прочь мысли о сне и думая о вещах куда более насущных. Например, о том, как теперь все станет серьезно и вместе с тем, увлекательно! Вот уж отныне жизнь не будет прежней, перед ним и его другом целый мир, который только и ждет их, как ему казалось. Жизнь странствующих эквиларов пьянила разум почище крепкого вина. Что до Готфрида, то тот остался верен себе и пришпорив коня, умчался в город, не иначе как кутить и пировать в компании прекрасных дам, отмечая не только вступление в рыцарский чин, но и получение наследства.

***

Уже на следующей день, прежде чем новоиспеченные эквилары отправятся странствовать по большакам Линденбурга, Гидеон дал юношам поручение, – провести дозор на южных границах княжества. Посмотреть в каком состоянии южная крепость небесного гарнизона, всего ли хватает и как в целом обстоят дела. Нужно проверить этот рубеж, узнать о передвижении воинственных племен атабов, которых не без серьезного труда прогнал отец Леона пару лет назад, после чего Лунный блеск померк в ножнах, на этот раз навсегда. Уж шибко много стычек с Атабами в последнее время происходило именно у южных границ. Отец строго настрого наказал сыну не пересекать границы княжества и не заниматься самодеятельностью. Леон был благодарен отцу и матери. Отцу за то, что тот уважал решение сына стать эквиларом, а не прийти на все готовенькое и за то, что подготовил его, прежде чем выпустить из родного гнезда. Прощаясь с матерью Леон крепко обнял ее и поблагодарил за доброту, поддержку и достойное воспитание. Леон простился с родителями и собрав походную сумку, вместе с Готфридом покинул уютные объятия летней резиденции Бертрамов. Рыцари выехали на главный тракт и отправились на юг, уже как эквилары. На дворе стояло лето, конец июня, просторные луга с пшеницей и кукурузой золотой рябью колыхались на ветру и блестели как зачарованные, благодаря утренней росе. Пронзительные копья света прокалывали летний воздух и впивались в остывшую за ночь землю. В воздухе кружили похожие на пух белые семянки огромных одуванчиков. В иных местах, где их скапливалось слишком много, казалось, что идет снег. Шелест листьев был извечным спутником для любого путника, путешествующего по лесному княжеству. Слегка покачиваясь на неспешно идущих по тракту лошадях, друзья наслаждались началом своего путешествия. День, о котором они так долго грезили, настал.

– Посмотри-ка лев! Какая красота! Люблю я вот такую простую и естественную красоту! – восхищался Готфрид, который порой любил называть друга не по имени, а львом, так как именно это и было значением его имени.

– Тебе сложно отказать в правоте, друг мой, наш край бесконечно красив. Мое сердце переполняет тревога и тоска, когда я думаю о том, что нам суждено вскоре покинуть его. Вместе с тем, моя душа волнуется и трепещет, изнывая от тяги к приключениям! Клянусь честью, наша вотчина краше всех! Я до сих пор не могу прийти в себя от увиденного в дубовой роще древниц. Столь дивные цвета, странные животные, причудливые растения, а на ветвях дубов и вовсе лежит само небо. Сказочное место, одним словом. Даже и не верится, что оно всегда было у нас под носом, а я отважился посетить его лишь недавно.

– Что верно то верно, лев, но не вздумай, будучи опьяненным своим настроением, рассказать об увиденном кому-то еще! Подумают еще, что ты браконьер или что с древницами якшаешься, как ни поверни, расклад не самый удачный. Древницы эти чудные уж шибко, насколько я осведомлен их народ представляют исключительно воинственные бабенки…

– Барышни, Готфрид, барышни, – укоризненно поправил Леон друга.

– Как скажешь, Леон, прости. Я еще не совсем пришел в себя после вчерашнего праздника, ночью в таверне можно не знать стыда. – Готфрид хитро улыбнулся, слегка напев последние слова. – Так на чем я остановился? Ах, да, воинственные барышни древницы эти.

– Трудно с этим не согласиться, мой друг, но позволю себе заметить, что они просто защищают свою землю, а из-за своей нелюдимости стали жертвой множества домыслов и суеверий. Я разговаривал с одной из них и был поражен ее мудростью и знаниями о растениях и травах.

– Взаправду? Ого-го, дружище! Почему же я слышу об этом только сейчас?

– Увы, рассказывать нечего, – Леон виновато пожал плечами, не желая разочаровывать друга. – Древница осведомилась о цели моего визита. Я ответил, мы перекинулись парой слов и разошлись каждый своей дорогой.

– Удивительно, что вы не перекинулись парой стрел.

– При мне не было оружия, нарочно, я хотел дать понять, что пришел не как браконьер, но как созерцатель. Гулять в их роще уже само по себе великий дар.

– Что же тебе сказала эта древница и как выглядела? Никогда их не видал вживую, только россказни мужичья слыхал, а они… ну, ты сам знаешь, под самогоном такого придумают, что и сами поверят, да еще от испуга иной пропойца заикой станет. Мол не кожа у древниц, а кора древесная, рога на голове и когтища как у медведя или завров каких!

Леон улыбнулся, представляя, как Готфрид себе воображает этот нелюдимый народ.

– Нет, ничего подобного я не видел. Не знаю, каковы другие из ее рода, но древница с которой я вел разговор, обычная девушка, почти что нашей расы, разве что кожа зеленая. Облачена в латы из коры их знаменитого дуба, на голое тело. Вероятно, издалека и с перепугу можно и правда подумать, что у них такая кожа. Рога на голове и правда были, только вот это только шлем к которому крепились оленьи рога. Я не услышал и не увидел, как она ко мне подкралась. Вероятно, я был слишком увлечен созерцанием красоты вокруг. Я лишь спросил, как ей удалось подкрасться ко мне так близко, а она посмотрела на меня загадочным взглядом и ответила: «У тебя столь большое сердце, что оно застилает тебе взор».

– Так-так! – Готфрид даже притормозил Гермеса. – А с этого момента поподробнее, прошу! Что было дальше, не томи же лев! – глаза Готфрида засияли, а лицо озарила улыбка, на которую он всегда был щедр.

Леон лишь меланхолично улыбнулся, посмотрев на друга и ответил:

– Древница добавила: «Но помни, что чем больше сердце, тем легче его ранить».

Улыбка сошла с лица юноши так же быстро, как и появилась.

– Брр, мрачная девица! Хмурость женщину не красит, лишь улыбка… ну и фигура, и еще пара вещей, если подумать. – рыцарь задумался. – Жуткое это место, как вспомню о том, что они похищают маленьких девочек, так оторопь берет. Поднимать руку на ребенка, ух! У меня аж кровь закипает! В такие моменты я начинаю думать, что двухдневную войну можно было и затянуть…

– Прошу, не будь как все, не суди сгоряча, Готфрид. Это дело неясное, одни говорят, что бедные семьи неспособные прокормить своих детей, продают девочек древницам. Другие молвят, что древницы просят отдать лишь тех девочек, которых одолела неизлечимая хворь. Как на самом деле, никто толком и не знает, но предполагают, как это водится, – худшее.

– Клянусь всем выпитым мною вином, как ты их лихо защищаешь! Поди охмурила тебя та защитница рощи, а? Вы часом траву с ней приминали?

– Я не защищаю их, а следую добродетелям, которые мы поклялись нести в мир, я за справедливость, мой друг. Пока не доказана вина древниц, не пристало благородным эквиларам дурно говорить о барышнях.
<< 1 2 3 4 5 6 ... 15 >>
На страницу:
2 из 15

Другие аудиокниги автора Роман Витальевич Алёшин