Сложи так

В деле Гадохи для меня все было ясно, кроме одного: чем он занимался в Москве в своем газетном киоске, кроме продажи периодики, значков и открыток? Но и на этот вопрос вскоре был добыт ответ. Мы получили любопытное, загадочное и неожиданное письмо. Принес его сам автор, адресовалось оно «следователю по делам иностранных разведок». А неожиданным и загадочным было даже не содержание письма, а имя, отчество и фамилия его автора: Я г о д к и н М и х а и л Ф е д о р о в и ч.

Новый Ягодкин. И опять Михаил Федорович. И снова совпадение – не мой.

Я читаю и перечитываю письмо в присутствии лукаво улыбающегося Жирмундского. Он уже прочел его и уже наверняка сделал свои выводы из прочитанного.

А я снова читаю:

«Уважаемые товарищи! Пишет вам М. Ф. Ягодкин, зубной врач-протезист, работающий в стоматологической поликлинике Киевского района. Я участник Великой Отечественной войны, имею боевые награды, в плену не был и на оккупированной врагом территории не проживал. Родственники за границей у меня есть, но связи с ними не поддерживаю, хотя и получаю иногда от них переводы. За границу после войны ни разу не выезжал, даже в социалистические страны по профсоюзным туристским путевкам. В Москве до прошлого года я жил на Шереметьевской в Марьиной роще, а потом переехал в отдельную квартиру в кооперативном доме на улице Дунаевского. Сообщаю вам об этом так подробно, потому что это имеет непосредственное отношение к вчерашнему происшествию в поликлинике. На прием ко мне явился без записи сравнительно молодой человек в дорогом импортном костюме и рубашке в красную клеточку. Оказалось, что иностранец. По-русски он говорил хорошо, но очень уж тщательно выговаривал все буквы, как это делают иностранцы, так и не сумевшие освоить нашу русскую, а в особенности московскую разговорную речь. Я сказал ему: «Ваша фамилия? По-моему, вашей лечебной карточки у меня нет». А он в ответ: «Это неважно. Я к вам от дяди Феди. Он ждет посылку». – «Какого еще дяди Феди? – недоумеваю я. – Нет у меня такого». А он спрашивает: «Ваша фамилия Ягодкин?» – «Ягодкин», – подтверждаю я. – «Михаил Федорович?» – «Точно». – «Вы переехали сюда из Марьиной рощи?» – «И это верно». – «Так почему же вы не отвечаете как положено?» Тут уже я рассердился и говорю: «Вы меня с кем-то путаете. Приходите без записи, а у меня прием». Он помолчал немного, должно быть сознавая свою ошибку, извинился и вышел. А вечером, размышляя об этом непонятном визите, я вспомнил две фразы посетителя: первую – «Я к вам от дяди Феди. Он ждет посылку» и вторую – «Так почему же вы не отвечаете как положено?». А вдруг это пароль? Значит, был другой Ягодкин, который знал дядю Федю и мог ответить как положено. Происшествие это меня очень встревожило, и я решил, что нужно обо всем рассказать вам. А вы уж разберетесь, что надо делать».

К письму приложена визитная карточка автора с адресами и телефонами его поликлиники и квартиры.

Я долго молчу, пока не вмешивается Жирмундский:

– Ну что скажешь, дядя Коля?

– Раздумываю.

– О чем? Пожалуй, все ясно… Иностранец шел к сгоревшему Ягодкину, но дворницкая и соседний дом уже снесены, соседи разъехались – спросить не у кого. Ну и узнал адрес Ягодкина в ближайшем окошечке Мосгорсправки.

– Мосгорсправка дает адрес дома, а не места работы.

– А может быть, он заходил и домой, узнал у соседей, где работает Ягодкин?

– Почему у соседей?

– Может быть, дома никого не застал.

– А почему он не пошел к Ягодкину в киоск? Для связного это было бы разумнее.

– Возможно, ему дали явку в дворницкую.

– Опять «может быть» и «возможно». Вот ты и проясни. Побывай у Ягодкина или позвони ему, пригласи к себе. Для него это даже лучше: сплетен не будет. Да и я смогу зайти на разговор.

– Значит, мне допрашивать? – удивился Жирмундский.

– Не допрашивать, а расспросить. И не только о происшествии, а и о жизни вообще. Женат или холост, как живет, чем интересуется, с кем дружен. Так сказать, прощупать личность, характер, реакцию на вопросы, склад мышления. Если нужно будет, я вмешаюсь.

Жирмундский удивлен еще более, недоумевающий взгляд, полное непонимание моей пристрастности.

– Неужели ты его в чем-то подозреваешь? – почти растерянно спрашивает он.

– Нет, конечно, – разъясняю я. – Просто хочется знать побольше об авторе письма.

Больше всего терзало меня сомнение или совпадение, если хотите, – еще один двойник Ягодкина! Случайно? Вероятнее всего, именно так. Наверно, Соболевых в Москве десятки, и наверняка есть среди них и Николай Петрович. Так стоит ли удивляться, что к нам в поле зрения попал еще один Ягодкин?..

На другой день Жирмундский уведомил меня по телефону, что автор письма уже получил пропуск и направляется к нему в кабинет.

Подождав чуток, захожу туда и я. Вхожу без стука, и Ягодкин тотчас же оборачивается. Ничего знакомого в нем – никогда его не видел. Высок, худ, недлинные волосы с проседью, подстриженные усы и черноморский загар: видно, недавно приехал с юга.

Я в штатском, звания моего он не знает, и потому я вежливо, но деловито обращаюсь к Жирмундскому:

– Разрешите поприсутствовать, товарищ майор.

И в ответ на согласный Сашин кивок сажусь позади Ягодкина.

– Вы можете поподробнее описать этого иностранца? – спрашивает Жирмундский.

Ягодкин отвечает не сразу, подумав, словно вспоминая, и в голосе его не слышно ни настороженности, ни волнения.

– Отчего же, конечно, могу. Помню довольно ясно – хорошо рассмотрел. О том, как был он одет, я уже вам писал, а вообще: ростом пониже меня, не атлет, даже со склонностью к полноте, блондин, стрижен коротко, вроде меня, глаза чуть прищуренные с пронзительным, изучающим вас взглядом, ни усов, ни бороды, даже модных теперь бачек нет, а нос прямой, чуть-чуть с горбинкой.

– Ну что ж, – замечает Жирмундский. – Описание довольно подробное. Можно с вашей помощью сделать фоторобот.

– Пожалуйста, – соглашается Ягодкин.

– А вы не можете указать тех, кто еще видел его в поликлинике?

– Мои пациенты, ожидавшие приема. Фамилии и адреса можете записать по лечебным карточкам. Я скажу, чтобы вам дали их в регистратуре.

Жирмундский вежлив и дружелюбен. Расспрашивает, по-деловому интересуется.

– А как он узнал, где вы работаете?

– Понятия не имею. Он знал даже, что я переехал сюда из Марьиной рощи.

– Может быть, он заходил к вам домой?

– Не знаю. Дома никого не было. Я сейчас не женат.

– Холост?

– Нет, разведен. Пока живу один.

– Может быть, он заходил к вашим соседям?

– Где? В Марьиной роще? Так дом снесен, и все разъехались кто куда. А с новыми соседями я почти незнаком. Где работаю, знают только в правлении ЖЭКа. А там никто обо мне не спрашивал.

– Тогда расскажите просто о себе, – улыбается Жирмундский. – Вы были женаты, развелись. А где сейчас ваша жена, под какой фамилией живет и где работает?

– А какое отношение это имеет к происшествию в поликлинике?

– Возможно, прямое. Он мог получить адрес поликлиники и у вашей бывшей жены.

– Я не поддерживаю отношений с моей бывшей женой. – Ягодкин сух и холоден. – Линькова Елена Ивановна. Живет в Москве. Получила однокомнатную квартиру. Где именно, не знаю.

Я считаю, что пора мне вмешаться.

– В письме к нам вы называете себя участником Великой Отечественной войны. Где вы воевали, на каком фронте, в какой части и в каком звании?