Куплю чужое лицо

– Потому что за все надо расплачиваться, – пояснил я. – Особенно за те контейнеры, которые он так опрометчиво уничтожил на дне морском…

– Что сделали с ним? Вы убили его? – неожиданно вскрикнула она.

– Я в детали не посвящен, – продолжал куражиться я, – но, кажется, он немножко умер. Причем без проблем для окружающих. Нравится мне эта страна. Море – лучшее кладбище… Какое облегчение для работы местных полицейских! А вам – особая благодарность за то, что вытащили его сюда. Признайтесь, это вы сами придумали этот трюк с письмом от его знакомой проститутки?

– Но мне же обещали, что его хотят применить в деле, что убивать не будут, – мертвенным голосом произнесла она.

– Вы наивная девочка, – изгалялся я. – Человек, предавший однажды, достоин быть лишь кормом для рыб. Конфуций, третий век до нашей эры. А как актуально!..

Она не отреагировала. И я тоже замолчал. До самого отеля никто не проронил ни слова. Мария плакала, жалея Раевского, а мне стало жалко ее, обманутую девчонку, которую эксплуатируют всякие подонки, а она чисто по-бабьи, наверное, в тайниках своей души мечтала завязать с этой нечистью и выйти замуж за балбеса Раевского, нарожать ему маленьких «райчат» и уже никогда не брать в руки оружие. Времена меняются – люди тоже…

Какое все-таки счастье, что она меня не узнала.

Мария оформилась в номере, я донес ее сумку, поставил за порогом.

– Мадам еще чего-нибудь желает? – спросил я развязно.

– Какие же вы все подонки! – В ее голосе была такая боль, что я действительно почувствовал себя негодяем за то, что изменил внешность и «убил» Раевского… У нее тряслись руки, и я уже пожалел, что вывалил такую «весть».

– Господин Розовский звонил и просил передать, что вас ожидают неплохие премиальные…

– Уходите, прошу вас. Благодарю за доставку. – Голос ее дрожал.

– А вы не сказали самого главного. Где деньги?

– Какие еще деньги?

– За товар!

– Меня не уполномочивали… У меня только командировочные.

– Ладно, – сказал я и, многозначительно глянув на нее, вышел.

В прошлую поездку мне так и не удалось разобраться, чем салон эротического массажа отличается от борделя. Если судить по финалу событий, завершавшихся предложением к соитию, – так ничем. Хотелось все же выяснить. Душа моя была неизлечимо больна, и путь к ее оздоровлению лежал через тело. И в этом были правы древние греки.

Возле первого же «Lady’s Massage» я притормозил. И не ошибся: как ласково и радушно встретили меня узкоглазенькие дивы в кимоно! Крошечные брюнетки взяли меня под белы ручки и повели в бордовые чертоги. Как первоклашку в «храм знаний». Так наша чопорная классная учительница выражалась, подразумевая школу. Видела бы она меня сейчас в этом «храме», болезная! «Да-а, Раевский, – сказала бы эта моралистка, – вы превратились в разложившегося человека. Вы опозорили не только нашу школу, но и всю нашу Родину!» И рыдать мне в углу от стыда… В фойе меня встретила не жестокосердная ханжа, а радушная «мадам»; она с поклоном приняла от меня пятьдесят долларов, провела в полутемный зал, усадила на мягкий диван. На ярко освещенном подиуме сидели полтора десятка девушек. Они улыбались: одна веселее другой. Мне предстояло, не торопясь, выбрать любую из них – сорвать цветок удовольствия.

И вдруг я увидел Пат. Сомнений не было – это она, нелепое алое кимоно, волосы, стянутые в отливающий пучок, напомаженный рот, пустая клоунская улыбка. Пустячное настроение как смыло. Почему она вернулась в салон? Я вырвал ее из порочного клубка, дал деньги, уверовал, что облагодетельствовал. Но все вернулось, наивность моих грез обернулась возвращением в публичный ад. Или я что-то не понимаю в психологии женщины? А может, она шлюха по призванию, со специализацией массажистки? Ревность и досада. Похоть и грязь… Мне стало дурно. Я сидел в полумраке, и она не могла разглядеть моего мрачного лица. Мадам терпеливо ждала, с пониманием относясь к клиенту с разбежавшимися глазами. Привычно ждали и девушки – очередного из толпы похотливых, брюхастых, потных, жадных, незапоминающихся… Ждала и Пат. Но если взгляды девиц буквально сфокусировались на мне, то Пат глядела, не видя меня. Безадресная улыбка куклы на витрине. Ей было все равно. Я выбрал ее. Она легко спустилась с подиума – эшафота публичных женщин, и тут узнала меня – странного ночного визитера, пытавшегося выдать себя за ее далекого русского любовника. Она испугалась, поняв, что незнакомец настойчиво преследует ее, но отказать не имела права. Потому что должна была безропотно ублажать бесконечную череду тел, мять дряблые мышцы, оживляя застывшие соки, разминать морщинистую кожу, отдаваться чужим, торопливым рукам и улыбаться, улыбаться, улыбаться…

Пат взяла меня за руку, повела по коридору. В номере восковая улыбка сменилась бледностью. Пат пыталась успокоиться, избегая глядеть мне в глаза; я чувствовал, как напряжена ее худенькая спина. Она усадила меня на кушетку, сняла с меня рубашку, штаны, став на колени, стянула носки. Все повторялось… Вдруг она вздрогнула, с беспокойством глянула на меня, тронула плечо. По самому краю у меня красовалась старая татуировка с афганской еще кампании: буква А на силуэте гор и автомат, скрещенный с ножом. Потом она торопливо стянула с меня остальное… Помнила, помнила, черт побери, мое тело среди тонн похотливой говядины. Она увидела то, что искала, – последнее, что осталось от меня прежнего, – родинку на бедре! Так же проворно Пат повернула мое тело, глянула на спину. Под лопаткой, тоже времен Афгана, пулевой шрам…

– Кто вы? – не скрывая ужаса, спросила она, отступив и запахнув халат на груди.

У меня дрогнул голос:

– Пат, это я, Володя…

– И тело твое, и голос… – Она осторожно дотронулась до моей руки, – и руки твои… Я схожу с ума? Куда ты дел свою прошлую голову? (Она так и сказала: «last head»).

– Она сейчас в музее боевой славы.

– В каком музее? – она простодушно округлила глаза.

– Я сделал пластическую операцию. За мной охотились киллеры, мне посоветовали изменить лицо и фамилию…

– Как это ужасно! – искренне расстроилась она.

– Тебе противно мое новое лицо?

– Нет, что ты…

Она долго молчала, осваиваясь и еще не веря. Наконец выдавила, наверное, чтоб не обидеть:

– Что-то осталось твое, но оно уже другое, такое непривычное…

Я стоял голый, а она даже забыла раздеться, продолжая сумбурно говорить.

– Я сразу узнала твой голос, и вдруг другое лицо! Боже, как страшно… Почему ты не сказал сразу? Тебе пересадили голову? Я ничего не понимаю, я запуталась, зачем ты согласился на это?

– Я говорил, ты не хотела даже слушать!

– Ты неправильно говорил! – вдруг твердо произнесла Пат. – Кроме того, пришел поздно ночью… Я чуть не умерла от страха! Можешь представить: услышать твой голос – и увидеть чужого… А можешь доказать, что ты – это ты? – вдруг недоверчиво глянула Пат. – Вот скажи сейчас же, что ты пил перед тем, как мы впервые занимались любовью в твоем отеле?

– Виски с содовой. Ты у меня тогда еще стакан отобрала и потащила в душ…

– А какой это был отель?

– «Амбассадор», – устало ответил я.

Она тоже стала чужой. От былой наивности не осталось и следа, в каждом движении угадывался отработанный скучный профессионализм. А ведь тогда она была так по-детски невинна, даже несмотря на особенности профессии.

– Почему ты вернулась в салон? – с излишней жесткостью спросил я. Как будто имел какое-то право. Этакий черт-те откуда залетный моралите.

– Я не хочу говорить об этом… Ой, пошли! – спохватилась она и потащила меня в душевую.

Мы встали под жесткие струи. Ванна заполнилась в мгновение ока, мы опустились в теплую воду, она легла на меня, стала тереться, как большая рыбка. Я не знал, как Пат меня воспринимает, и без обиняков поинтересовался:

– Ты это со мной сейчас возишься, как именно со мной, старым знакомым, или очередным клиентом? А, забыл, ведь время регламентировано! У меня всего два часа. Потом придет другой трахальщик!

Она не обиделась.

– Ты считаешь, что тебе не нужен массаж? Ошибаешься!

Она заставила меня встать, подойти к запотевшему зеркалу, протерла несколькими взмахами, покачала головой:

– Смотри на себя! Тебя надо лечить, ты зеленый, как недозрелый банан, твой жизненный тонус понижен, тебе очень плохо, я вижу. Ты скоро умрешь. Но я не хочу этого.

– Делай что хочешь, тебе ведь надо отработать заплаченные клиентом деньги. Чтоб он был доволен.