Багровая параллель

Так, у нас еще минуты три-четыре. Это даже много.

Левый катер ускоряет ход. Все понятно: с него будет высаживаться абордажная группа.

Саня срывает с себя горный свитер и остается в одной тельняшке. Он тоже медленно поднимает руки, опираясь спиной о ДШК.

Правый катер останавливается метрах в пятнадцати и, чуть развернувшись, ложится в дрейф. На нас смотрят кормовой «Эрликон» и два пулемета. Мы для них уже подарок морскому царю.

Поднимая руки, разворачиваюсь влево, с Пинкевичем мы стоим почти спина к спине. Между нами только пулемет на станке.

«Мой» первый катер уже метрах в пяти. На палубе, между рубкой и носовым «Бофорсом», два матроса. У обоих на головах каски, поверх робы надеты спасательные жилеты. У левого в руках карабин «маузер», у правого – автомат МР-40.

За рубкой «каэмки» поднимается столб дыма. Боковым зрением вижу, как горит что-то на палубе возле открытого люка в машинное отделение. То, что надо.

«Шнельбот» с застопоренным двигателем почти касается нашего борта. Оба немца прыгают на нашу палубу.

Пора!

Не опуская рук с раскрытыми ладонями, маятниковым движением резко смещаюсь влево к матросу с карабином. От него в нос шибает резкий запах пота и немецких сигарет. Не растерявшись, он бьет меня прикладом сбоку в голову. Отлично! Что мне и надо. Чуть бросив тело вниз, с выдохом «снимаю»[26 - Элемент русского рукопашного боя. При «съеме» удар противника не останавливается, а продолжает движение, меняя направление.] удар.

Приклад проходит над моей головой. Со стороны это смотрится как отдание чести, когда левая рука на мгновение вскинута к горному эсэсовскому кепи.

Правой рукой, сопровождая, доворачиваю приклад. Главное, не терять контакта с противником. Немец теряет равновесие, его разворачивает, и я бью его плечом от груди. С шумом он падает за борт. Я этого уже не вижу. Оказываюсь за спиной другого матроса с финкой в левой руке, выхваченной с ноги при развороте. Волнообразным движением руки располосовываю ему горло.

– Саня, давай! – Мой дикий крик, наверное, слышно на небе.

За эти секунды, пока немцы видят суматоху на палубе, Пинкевич должен схватить «штурмгевер» и положить пулеметчиков.

Прыгая на палубу «шнельбота», выхватываю нож с правой ноги. За спиной три короткие очереди «штурмгевера» сливаются с шипящим выстрелом «фауста». На «шнельботе» оказываюсь между рубкой и пулеметом. Пулеметчик пытается развернуть свой МG. Между нами метра два.

Грудью подбрасываю левую руку. Чувствую, как хвостовик рукоятки отрывается от торца ладони. Рука на мгновение застывает, указывая цель.

Есть! Рукоять ножа торчит из-под козырька немецкой каски.

Падая, тело матроса потянуло приклад пулемета вниз, и короткая очередь ушла в небо.

Прыжок к другому борту. В глубоком выпаде, падая на колено, достаю ножом в грудь другого пулеметчика.

Прыжок на корму к сиденью «Эрликона». Вижу искаженное ужасом лицо комендора. Удар хвостовиком ножа снизу под подбородок. Голова запрокидывается, клинок ножа входит сверху под горло.

Зажимаю в зубах окровавленный нож, выхватывая из левого кармана брюк «яйцо»[27 - Немецкая наступательная граната М-39. Имела круглую форму.].

«То яичко не простое, то яичко золотое!» – мысленно кричу я, выдергивая терочную пробку.

Правой рукой резко поднимаю крышку люка в машинное отделение. Бросаю гранату, захлопываю. Все, хана вам, ребятки! Мое «яичко» действительно не простое. Вокруг корпуса слабенькой немецкой гранаты изолентой прикреплены гайки. Шансов уцелеть нет!

Прыгаю к левому пулемету. Внизу грохочет. Рывком разворачиваю МG и очередью прохожусь по горящему «шнельботу». Вовремя! На мою очередь налетает матрос, бросившийся из рубки к пулемету. Тело отбрасывает назад, и, переломившись, оно летит в море.

Молодец Луис – попал из «фауста» точно в машину. Там пылают баки с горючим.

А на нашем катере ничего не горит и не дымит. Все уже выброшено в море.

Саня бьет от бедра по рубке «моего» катера. Луис уже за гашетками ДШК бьет по рубке горящего «шнельбота». От нее летят металлические ошметки. Пламя вырывается из открытого люка машинного отделения. Наводчик носовой артустановки уткнулся лицом в казенник «Бофорса».

Вдруг из люка с диким криком выскакивает объятая пламенем фигура и бросается в море. Видно, люк в машину был открыт, от кумулятивной струи гранаты в задраенном отсеке никто бы не выжил.

Ладно, «язык» не помешает, пусть и моторист, а не офицер.

Не успеваю крикнуть, как с «каэмки» бьет автомат. Это ППС[28 - Пистолет-пулемет Судаева. Имел откидной приклад. Предназначался для разведывательных и десантных частей.], а не «штурмгевер».

Терещенко бьет короткими очередями, стоя в рубке. Да, ненависть – страшная штука. В нашей работе она порой мешает.

Внезапно все стихло. Слышен только ласковый плеск волн о борт катера.

Невозможно сказать, сколько прошло с момента прыжка немцев на палубу «каэмки». То ли две-три минуты, то ли час. Время, кажется, спрессовавшись, остановилось.

Я выдернул свой нож из глазницы убитого фашиста и, вытерев об его робу, убрал в ножны на ноге.

– Нэ вбивайте! Допоможите! – раздался крик с воды, слева от «моего» «шнельбота».

Подскакиваю к противоположному борту. Метрах в двадцати перебирает руками по воде тот, которого я сбросил в воду. Пробковый жилет держит его на поверхности.

Вот и «язык»!

Не успеваю подать команду, как с нашего катера короткой очередью чавкнул «штурмгевер».

Повернув голову, вижу Саню с автоматом у бедра. Четко вижу его глаза и понимаю – говорить ему сейчас что-то бесполезно.

Я тихо выругался.

Для Сашки эта мова как красная тряпка для быка. Я его хорошо понимаю и не попрекну никогда.

Когда нас, раненых, после днепровского моста с партизанского аэродрома отправили на Большую землю, в госпитале мы встретили Саниного земляка из отряда Орловского. Они вместе призывались еще до войны. Вместе служили в дивизии Дзержинского.

Его рассказ был не для слабонервных.

Я тогда сидел в палате на своей койке и молча слушал.

Саня с земляком, кажется, его звали Андрей, рядом на стульях. За полтора года на войне я насмотрелся всякого, но и меня тогда стало трясти.

Андрей рассказал, как в мае сорок второго их родную деревню под Витебском окружил украинский батальон шуцманшафта[29 - Schutzmannschaft Bataillonen – территориальные охранные части из восточных добровольцев под немецким командованием. Основу батальона составляли три стрелковые роты.].

Жителей загнали в колхозное зернохранилище и подожгли. Это еще было не все. Упившиеся самогоном каратели рубили топорами маленьких детей, а связанного старика живьем распилили двуручной пилой.

Я не слышал, чтобы такое творили немцы, финны и даже венгры.

– Мы «языка» ихнего летом взяли, – помолчав, добавил Андрей. – Главный тогда у них гауптман Роман Шухевич[30 - Роман Шухевич – кадровый офицер абвера. В последующем командующий УПА. Национальный герой Украины.] был. Эти гады до палаческой службы в батальоне «Нахтигаль» служили.

«Нахтигаль» – по-немецки «соловей». Структуру немецких спецслужб в бригадной школе преподавал капитан-пограничник. С этими диверсантами абвера[31 - Абвер – военная разведка в гитлеровской Германии.] он схлестнулся еще в первый день войны. Мнения о них как о бойцах был крайне невысокого. Поэтому немцы и пристроили их к работе по душе. Сейчас, после Сталинграда и Курска, их в дивизию СС «Галичина» собирают.