Трепет

– Плачь, – разрешил он ей, вздохнул и стал убирать в суму и ее добычу. – Хорошо, что есть слезы. Очень хорошо. Не думал, что они пойдут на такое. Значит, дела еще хуже, чем могли быть. И у этого города. И у всей Анкиды. Иди сюда.

Он поднял из снега ее пелиссон, одобрительно кивнул тяжести зимнего одеяния и помог ей одеться. Затем проверил завязи, затянул на шее шарф, плотно завязал под подбородком уши шапки, заставил сунуть руки в рукавицы, которые она потеряла в снегу под галереей. И только после этого снова вытер ее лицо платком.

– Держи, – заставил девушку глотнуть из фляжки огненного квача. – Больше не надо. Нам придется пройти до утра лиг десять, не меньше. Не велика дорожка, надеюсь, за стенами Ардууса сугробы разметало ветром, но будет непросто.

– Почему? – Ей стало тепло, но отголоски рыданий все еще заставляли зубы стучать. – Почему мы должны уходить?

– Чтобы выжить. – Он заталкивал трупы в снег. – Ардуус большой город, в нем можно укрыться, но я не для того пришел сюда, чтобы полгода прятаться в укромных закутках. Да и за полгода многое может случиться.

– А я? – Она почти перестала рыдать.

– А ты убила своих родителей, – выпрямился он. – Я знаю, что не убивала. Но завтра на всех площадях возвестят именно об этом. Может быть, не одна, а вместе со мной или еще с кем-то, но убила. Пошли, теплой ночи не обещаю, так что надо шевелиться. В городе оставаться нельзя.

– Как мы выйдем из ворот? – спросила она, всхлипывая.

– Пошли, – повторил он и взял ее за руку. – Эй! Девчонка? А ведь час назад ты показалась мне силачкой! И давай-ка пойдем твоей дорожкой, вдоль амфитеатра, людишки Ардууса попрятались, но наш друг тень. Я сейчас сниму заклинание, уж больно много сил оно требует. Но нам возле твоего дома быть уже не следует.

«Возле моего дома… – эхом отозвалось в голове у Лавы. – Почему она идет с незнакомцем? Что она о нем знает? Только ли потому, что он кажется достойным человеком? Что же получается, и она, как ее мать, выбирает достоинство вместо любви? Или ей захотелось еще раз испытать тепло и безопасность крепких объятий? Или ей и в самом деле некуда больше идти?»

– Тихо! – Он обернулся, обнял Лаву, притянул к себе, распахнул плащ и ткнул ее залитым слезами лицом в шелковую камизу. – Вытирайся о меня. Нельзя с мокрыми щеками идти по морозу. Впрочем, давай я подниму тебе шарф до глаз. Здоровее будешь. И не трясись. Не обижу.

Они добирались до северных ворот Ардууса почти час. Кое-где даже горожане выбрались на улицы, за полночь принялись скалывать ледяную корку с дверей и ступеней. Зима не лето, лень не прибавляет заботы, а умножает ее. Арканум продолжал держаться подальше от лунного света и порой обходил неудобные улицы за два или три квартала.

– Как мы выйдем? – шептала она через шарф. – Там стража. Ворота закрыты.

– Выйдем, – отвечал он. – Подождем, когда кто-то будет выходить или заходить, и выйдем. Суетятся королевские дозоры. У всякого короля забот хватает, а у короля-мерзавца их больше всех, потому как он сам одна большая забота…

– Колдовать нельзя, – не унималась Лава, стараясь сдержать слезы. – Уже шесть лет в каждом дозоре всегда есть маг или из Ордена Солнца, или из Ордена Луны. И инквизитор, а это еще хуже. Почувствуют.

– Магия всякой бывает, – шептал в ответ Арканум. – Та, что скрывала часть улицы у твоего дома, для ворот не годится. В пяти шагах или ближе ее и самый последний неуч из магической башни распознает, пусть даже мастера магических орденов убрались из Ардууса. Но есть у нас кое-что, есть.

«У нас», – снова отозвалось в голове Лавы.

– Стой!

Он остановился на перекрестке Северной и Торговой улиц, до ворот оставалось сотни полторы шагов. Возле тяжелых распахнутых створок стояло не меньше двух десятков стражников. Фыркали лошади. Поднимался дым от жаровен, на одной из которой пузатый старшина в тулупе поджаривал то ли кролика, то ли утку на вертеле. У его ног крутилась пара дворняг. Тут же прохаживался молодой маг в накинутой поверх гармаша овчине. Сидел на колоде, прикладываясь к фляжке, инквизитор в зеленом балахоне. Болтались на привратном эшафоте четыре висельника. В деревянном корыте лежала гора отрубленных рук и ног, один из стражников отгонял от него еще тройку псов. Ворота были открыты, но решетка перегораживала проход. Стража явно кого-то ждала или кого-то собиралась выпустить.

– Собаки – это плохо, – заметил Арканум. – Я с ними и без магии справлюсь, но подойти и ждать удачного момента – нельзя. Придется рисковать. Иди сюда.

Она шагнула к нему сразу, тут же смутилась, но ничего не успела сказать, потому что мигом оказалась у него на плече, свесившись лицом вниз на его спину.

– Потерпи немного, – прошептал он. – Иначе нельзя, руки у меня должны быть свободны. Хотя бы одна рука. Так. Волчий порошок от собак… Правда, лошади могут понести… Но нам, пешим, это даже на руку. Можно было бы, конечно, оставить какую-нибудь шутиху прямо здесь, но в тайной службе короля Пуруса тоже не дураки служат. Совсем не дураки. Хотя мерзавцы, это точно…

– У тебя даже меча нет, – прошипела Лава, пытаясь передвинуть поудобнее собственный клинок. – И глупо принимать на себя запах волка! Потом во всякой деревне прохода от псов не будет.

– Не ерзай. – Он ощутимо хлопнул ее по мягкому месту. – Ноги вытягивай вниз, сама свешивайся и обхватывай меня под руками со спины. Вместе с плащом. И держись так, как не держалась никогда и ни за кого. И не волнуйся за меня. И меч у меня есть, и порошком я не на себя сыплю.

«Я за себя волнуюсь», – хотела сказать Лава, но прикусила язык. Именно теперь не нужно было ничего говорить.

– Ну, помоги нам Энки! – прошептал Арканум, взметнул что-то перед собой и двинулся по уже утоптанной привратной площади к воротам.

«Сетка! – подумала Лава, ощущая пальцами, опустившуюся на них защиту. – Стальная или… Точно, стальная. Почти невесомая, наверное. Как может она нас защитить? Вроде и вправду никакой магии. Только отчего-то слышно стало все, каждый шаг стражников, каждое покашливание, даже потрескивание углей в жаровнях, повизгивание псов и приближающийся к воротам конский топот. А вдруг этот Арканум – сумасшедший? А вдруг сейчас на воротах…»

– Тссс, – прошелестел чуть слышно ее носильщик и что-то обронил.

Лава подняла голову и разглядела на смешанном с конским навозом и соломой льду небольшой кошель. Отчетливо разглядела, как будто не ночь стояла над Ардуусом, а пасмурный день. Арканум между тем продолжал приближаться к воротам, сторонясь к их правой створе, где у коновязи стояли лошади. И топот лошадей за воротами становился все ближе. И только что скулившие у жаровен псы вдруг залились трусливым лаем, захрипели у потайных беглецов за спиной, но уже далеко за спиной.

– Смотри-ка! – раздался хриплый голос стражника. – Что это они выгавкивают? Никак кошель?

– Где, демон тебя раздери? – отозвался другой. – Точно! Вот ведь…

– Покажи! – подбежал третий.

– Да тут медяки одни! – довольно прохрипел первый.

– Кому медяки, а кому конские яблоки, – зло ответил второй. – Везет же некоторым…

– А ну все в строй! – рявкнул старшина. – Герцог Эбаббара со свитой!

Заскрипели стальные колеса, загремели тяжелые цепи. Верно, решетка на воротах пошла вверх. Арканум ускорил шаг, затем вдруг замер, где-то близко, в локте от них, пробежал стражник или маг, так же близко храпели лошади, и собаки продолжали лаять за спиной, но вот уже и конский топот почти оглушал, ворвавшись в тоннель, и Арканум вовсе прижался своим боком и боком Лавы к стене. А потом, когда последний всадник из кавалькады промчался, едва не задевая его и Лаву, чуть ли не прыжком выскочил за пределы города.

Загремела решетка за спинами беглецов. Заскрипели створки ворот.

– Ну все, – сказал Арканум через четверть лиги. – Я, конечно, могу тебя нести до утра, но не очень понимаю зачем?

– Ничего. – Она встала на ноги, поняла, что едва не заснула на плече носильщика, оглянулась на тонущую во мгле равнину, на огни на башнях Ардууса и на огоньки в ближней деревне. – Куда теперь?

– Куда скажу, – вздохнул Арканум. – А куда сказать, я пока еще и сам не знаю. Пока идем на север.

– Почему на север? – спросила Лава.

– Потому что там Бэдгалдингир, в котором я могу попытаться что-то разузнать, – признался Арканум. – И на севере Тимор. А Тимор в Анкиде пока что самое безопасное место.

– Безопасное? – не поняла Лава. – А смерть королевы Армиллы?

– А тебе-то что до королевы? – удивился Арканум. – Вон, в Ардуусе твой дядюшка жив-здоров, а мы бежали оттуда, словно воришки.

Он осторожно сматывал и в самом деле сверкающую сталью тонкую сеть.

– Что это? – спросила Лава.

– Не ищи лишней головной боли, – посоветовал Арканум. – Всякое знание, словно камень в заплечном мешке.

– Или как доспех, – не согласилась Лава.

– Можно сказать и так, – хмыкнул Арканум, но до утра больше не проронил ни слова. И даже когда жажда казалась Лаве невыносимой, он догадывался об этом без ее просьб, выуживал из-под плаща фляжку уже не с квачем, а с каким-то пряным травяным отваром и давал глотнуть. За ночь, в течение которой пара миновала четыре деревни, Лава успела раза три поплакать, много раз споткнуться и еще больше раз проклясть свой пелиссон, который путался в ногах. Под утро, когда они проходили через пятую деревню и Лава при виде постоялого двора уже готова была вновь разрыдаться, Арканум опять обманул ее ожидания. Он подхватил спутницу за руку, протащил мимо желанного тепла и отдыха и свернул на узкую стежку, уходящую к утонувшим в снегу избам. В полумраке проводник подтащил Лаву к последней из них, постучал в низкую дверь, переговорил с выглянувшим с лампой косматым хозяином, что-то оставил ему и повлек Лаву к сараю за домом, кивнув в ответ на неясное бормотание:

– Чтоб никакого огня!