Основы индийской культуры

Его начали изучать грамматически и словарно очень рано, а уже в IV в. до н. э. он был закреплен в незыблемых формах замечательнейшим произведением человеческого ума – грамматикою Панини, которая показывает нам, до какой удивительной точности и глубины понимания языка могли доходить индийцы; грамматика эта состоит приблизительно из 4000 правил, своего рода алгебраических формул; книга эта стала основной, руководящей для знания санскрита, а знать санскрит, понимать написанное по-санскритски стало неотъемлемой принадлежностью тех, кто, говоря современным языком, хотел быть культурными людьми. Самый же способ обучения санскриту делал его орудием культуры: одним из основных элементов этого обучения, начинавшегося с детского возраста, когда память, еще ничем не обремененная, особенно свежа, а индийская память, с нашей, европейской точки зрения, совершенно изумительна: индиец знает целые книги наизусть, причем знает их так, что может начать с любого места, – было выучивание наизусть словаря санскритских синонимов. Это выучивание, являясь известным педагогическим приемом, раскрывало перед учеником тысячами слов-терминов большую часть того сложного и богатого культурного мира, к которому он приобщался; он как бы сразу получал некоторое энциклопедическое образование при помощи этих синонимов. Так было даже для менее способных, а для более талантливых и пытливых здесь был, несомненно, неисчерпаемый источник для удовлетворения их пытливости.

После овладения грамматикой и словарем начиналось чтение самих книг с подробными толкованиями учителя. Все это было, однако, лишь общею подготовкой, теми элементами общего образования, с которыми индиец вступал в культурную жизнь; через известное время начиналась специализация, выбиралась та или другая дисциплина или несколько дисциплин, смотря по способностям и усидчивости слушателя. По каждой науке были свои знаменитые, как мы бы сказали, классические руководства, с обстоятельными и обширными толкованиями, которые еще подробнее толковались при преподавании данного предмета. Наиболее выдающиеся ученики становились сами преподавателями, или авторами, и преемственность научной и простой образовательной работы продолжалась, всё укрепляя положение санскрита как объединяющего Индию культурного начала.

Первые, правда, еще слабые удары санскриту были нанесены мусульманством, которое начало вводить в обиход персидский язык; но гораздо решительнее стали эти удары с появлением англо-индийской школы: изучение санскрита начало падать, и с этим падением грозит иссякнуть тот живой источник, из которого так обильно черпала силы индийская культура. Сумеет ли культурная Индия в своем стремлении к самостоятельности вовремя понять грозящую ей опасность, а вместе с тем и средства, которыми она обладает для ее предотвращения, сказать пока трудно, так как и в Индии волны мелких и мельчайших национализмов с их крайней узостью, а часто и просто слепотою взглядов поднимаются высоко и могут затопить многое разумное и целесообразное. Санскрит никогда не был достоянием только одного какого-нибудь узкого круга: если безукоризненно им владели сравнительно немногие, прошедшие всю сложную брахманскую школу, то понимали его очень многие; не забудем, что он был всегда языком религии и долгое время ее единственным языком. На Востоке, и специально в Индии, двуязычие и многоязычие существовали всегда, и потому санскритом могли владеть многие, для которых обычным языком их жизненного обихода был один из пракритов или какой-либо другой язык. Мы видим, что когда появились в Индии религии, вступившие в борьбу с брахманизмом, то они в свой священный обиход наряду с санскритом ввели пракриты. Мы видим, что, когда в III в. до н. э. царь Ашока обнародовал свои знаменитые указы, высеченные на камне по всему пространству Индии, он тоже прибег к различным пракритским наречиям, предназначая эти надписи, очевидно, для широких кругов. Но вообще, когда мы позже встречаемся с надписями, они почти всегда неизменно санскритские. Мы убедились, что Индия в широкой мере воспользовалась тем могущественным культурным орудием объединения – санскритом, которое для нее приготовили брахманы.

Что же было содержанием той многообразной, громадной литературы, которую дал санскрит, в чем состояли те мысли, те духовные искания, те чувства, которые нашли свое выражение на санскрите? Только ответив на этот еще вопрос, мы более или менее полно ответим на вопрос о том, в чем состояли основы индийской культуры. Мы уже выяснили основы – деревья и крестьянство, кастовая система, брахманство, теперь попытаемся раскрыть по мере сил их внутренний мир. Для этого нам придется еще остановиться сперва на том, как протекала в общем жизнь индийца. В детстве он учился – это была первая ступень его жизни, «первое прибежище», как она называется в Индии. Когда он кончит учение, он женится и становится домохозяином, занимаясь тем или другим делом, в зависимости от касты, к которой принадлежит, – это «второе прибежище».

Третья и четвертая ступени человеческой жизни так прекрасно описаны в законах Ману, что я приведу вам слова подлинника: «Прочтя, как велит закон, Веды, произведя на свет сыновей, принеся по мере сил жертвы, пусть человек направит мысли свои на конечное освобождение… Принеся жертвы Творцу, раздав жрецам все имущество свое… пусть он покинет свой дом. Пусть идет он один, без спутника… пусть он не имеет дома, безразличный ко всему, твердый в своих начинаниях, молчаливый, пусть он размышляет о божестве. Да не желает он умереть, да не желает он жить; пусть ждет он своего времени, как слуга ожидает мзды своей. Однажды в день пусть он ходит за подаянием и не стремится получить многое, ибо отшельник, который заботится о подаянии, прилепляется к страстям. Когда перестанет дым подыматься из деревенских труб, когда пестики в ступках замолкнут и уголья потухнут и народ кончит еду свою и уберут со столов остатки, тогда пусть отшельник идет за своим подаянием. Пусть не скорбит он, когда ничего не получит, пусть не радуется, когда получает; пусть берет только то, что нужно для поддержания жизни, и пусть будет ему безразлична пища, которую он получает. Мало вкушая, стоя или сидя, в одиночестве, пусть он обуздывает свои чувства, если остались в нем вожделения. Обузданием чувств, пресечением любви и ненависти, воздержанием от насилия он готовит себе бессмертие. Да размышляет он о перерождениях людей, которые происходят от их грехов, об адах, куда попадают люди, о мучениях в мире бога смерти Ямы. Да размышляет он о том, что надо расставаться со всем, что мило, и соединиться с тем, что ненавистно; и о том да размышляет он, что страсть одолевает человека и мучат его болезни. И о том, как душа покидает тело и воплощается в новое, странствует по десяткам тысяч миллионов существований. И о том, как страдает душа через тело – плод ее дурных дел; и о том да размышляет он, как правдою достигается высшее, непреходящее блаженство. Глубоким созерцанием да познает он правду мировой души, которая живет во всех существах, высших и низших».

В среде нищенствующего монашества, представленного в значительной мере третьей ступенью человеческой жизни, а часто и четвертой, мы встречаем те глубокие искания ответов на вечно волнующие человека вопросы о жизни и смерти, которые красною нитью проходят через всю индийскую историю и которые мы встречаем в ней и теперь. Правда, уже зародыши этих исканий мы находим во времена гораздо более ранние, в гимнах Вед, которые возникли за 2000, может быть, за 3000 лет до нашей эры, т. е. почти 4 или 5 тысяч лет тому назад. На этой стороне, на этом вечном и бесстрашном исканий истины я и хочу остановиться, так как оно мне представляется особенно характерным для Индии.

Есть, конечно, и другая сторона, это поэзия и искусство Индии, чарующие и глубокие, у которых видимые и невидимые нити протягиваются к миру религиозно-философских исканий, но которые вместе с тем и отражают нам в ярких, дивных образах представление Индии о красоте. Передо мною стала чрезвычайно трудная задача: или показать вам только одну сторону индийской духовной жизни, и то, конечно, лишь в общих чертах, но все же так, чтобы вы могли себе представить ее сколько-нибудь конкретно и услышать слова самих индийцев, или же сказать о многом по нескольку слов, к тому же моих, а не индийских. Я предпочел сделать первое, предупреждая вас, что, говоря о том, что санскрит позволил сказать в общедоступной для всей Индии форме, я сознательно коснулся лишь религиозно-философских исканий только потому, что ограничен временем, а не потому, что считал поэзию и искусство менее для Индии характерным; повторяю, и в них, как в религии и философии Индии, сказывается та же способность индийца переживать, перечувствовать все глубоко. Начинаю с ведического гимна […][1 - В рукописи следует знак вставки, за которым идут полторы белые страницы. Приведенный текст обрывается на странице 23, следующая белая оставлена без нумерации, и заключение начинается с верха 25 страницы. – примеч. И. Ю. Крачковского.].

Я должен кончать, широта поставленной мне задачи при ограниченности времени не позволила мне сказать о многом чрезвычайно важном; главное, лишила меня возможности хотя бы в самой сжатой форме сказать вам о великом художественном творчестве Индии; не мог я сказать и о громадном ее культурном влиянии на всем Востоке и даже в значительной мере в Передней Азии, и о том, что она дала непосредственно и посредственно Европе на протяжении веков; ведь мы, например, пишем ее цифрами, которые называем арабскими, многие из тех сказок, которые мы считаем русскими народными, – индийские сказки, некоторые наши старинные повести – индийские повести.

Об этом и о многом еще другом я не сказал вам, и тем не менее я буду считать свою задачу в значительной мере выполненной, если я сумел сказать вам достаточно ясно и определение, что теперь, когда мы действительно вступаем в период мировой постановлен всех вопросов, касающихся человечества, не могут и не должны быть забыты такие культуры, как индийская, что и прошлое ее и ее настоящее для нас живое прошлое и живое настоящее, что для истинно мировой постановки вопросов Восток с его культурою многих тысячелетий должен быть привлечен на общую работу с Западом, дабы из слияния культуры Востока и цивилизации Запада выросла настоящая общечеловеческая мировая культура.

notes

Сноски

1

В рукописи следует знак вставки, за которым идут полторы белые страницы. Приведенный текст обрывается на странице 23, следующая белая оставлена без нумерации, и заключение начинается с верха 25 страницы. – примеч. И. Ю. Крачковского.