Вторая Мировая – война между реальностями

Родился 18 марта 1854 г. (новый стиль) в Петербурге. В 1870 г. окончил Первую петербургскую военную гимназию, в 1872-м – Константиновское военное училище. Служил в лейб-гвардии Гренадерском полку. В 1877–1878 гг. участвовал в русско-турецкой войне командуя ротой. В 1881 г. окончил Николаевскую Академию Генерального штаба. С 5 декабря 1881 г. помощник старшего адъютанта штаба Казанского военного округа. С 11 марта 1882 г. по 26 ноября 1887 г. – старший адъютант штаба Киевского военного округа. В мае-октябре 1881 г. командовал батальоном 131-го пехотного Тираспольского полка. С 26 ноября 1887 г. – начальник штаба 11-й кавалерийской дивизии. С 19 марта 1891 г. – начальник штаба 32-й пехотной дивизии. С 23 июля 1896 г. командир 151-го пехотного Пятигорского полка. С 13 декабря 1896 окружной генерал-квартирмейстер штаба Киевского военного округа. С 10 апреля 1902 г. начальник штаба Виленского военного округа.

Во время русско-японской войны 1904–1905 гг. был начальником штаба 2-й Манчжурской армии. С 1909 г. член Военного совета при военном министре, занимался разработкой уставов и наставлений, был одним из авторов Полевого устава 1912 года.

С 19 июля по 3 сентября 1914 г. командовал 3-й армией. За взятие Львова награжден сразу орденом Святого Георгия 4 и 3 степени. За Галицийскую битву награжден орденом Святого Георгия 2 степени. С 3 сентября 1914 г. – главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта. Под его командованием войска фронта сражались в Августовской и Праснышской операциях. 13 марта 1915 Рузский заболел и покинул фронт, сдав командование генералу М. В. Алексееву. 17 марта 1915 г. назначен членом Государственного, а 20 мая 1915 также и Военного советов. С 30 июня – командующий 6-й армией. С 18 августа 1915 г. – главнокомандующий армиями Северного фронта. В декабре 1915 г. Рузский заболел и 6 декабря сдал командование фронтом. Позже (1 августа 1916 г.) вернулся на должность Главнокомандующего армиями Северного фронта.

Один из активных участников военного заговора, закончившегося Февральской революцией. 25 марта 1917 г. покинул пост командующего фронтом и уехал в Кисловодск. 11 сентября 1918 г. был арестован в Ессентуках красными и 18 октября расстрелян (по другим данным – зарублен) на Пятигорском кладбище в составе группы заложников.

Общий ход кампании 1914 года на Восточном фронте

ОБЩЕЕ ОТСТУПЛЕНИЕ АВСТРИЙЦЕВ 12–25 СЕНТЯБРЯ И ИТОГИ БИТВЫ

Все было кончено. Порядок предстоящего отхода всех австрийских армий за реку Сан был установлен в директивах № 1877 и № 1925, отданных 11 и 12 сентября. Уже 15 сентября 9-я армия без особых проблем форсировала Сан. Был обложен Перемышль. Отступление австрийцев местами принимает характер бегства, русские части сдерживаются уже не столько австрийскими арьергардами, сколько внезапным двухметровым паводком на Сане. Но с 22 сентября начинается вызванная наметившемся наступлением германцев рокировка армий на Среднюю Вислу. Назревает Варшаво-Ивангородская операция, и «это уже совсем другая история».

Общий итог сражения отлично передают цифры.

Русская армия захватила Галицию и Буковину, в том числе крупный административный центр Львов, города Галич, Станислав, Миколаев, Черновцы, обложила крепость Перемышль. Ее потери составили 190 000 человек убитыми и ранеными, 40 000 пленными – то есть в сумме 230 000 человек или треть первоначально состава, а также 94 орудия. Австро-Венгерская армия потеряла 300 000 человек убитыми и ранеными, 100 000 пленными – 400 000 человек, половину первоначального состава, а также 400 орудий.

Николай Иудович Иванов

Родился 3 августа 1851 г. (нового стиля) в семье офицера, выслужившегося из солдат сверхсрочной службы. Окончил 2-ю Петербургскую военную гимназию, Павловский кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище (1869). Служил в 3-й гвардейской и гренадёрской артиллерийских бригадах. Участник русско-турецкой войны 1877–1878 гг. Был инструктором румынской армии, затем состоял при Э. И. Тотлебене. С 28 июля 1884 г. – командир 2-й батареи лейб-гвардии 2-й артиллерийской бригады. С 1888 заведовал мобилизационной частью ГАУ. С 11 апреля 1890 г. командовал Кронштадтской крепостной артиллерией. С 14 декабря 1899 г. состоял для особых поручений при генерале – фельдцейхмейстере великом князе Михаиле Николаевиче.

Во время русско-японской войны 1904–1905 гг. состоял в распоряжении командующего Манчжурской армией, с 18 июля 1904 г. командовал Восточным отрядом, впоследствии преобразованный в 3 Сибирский армейский корпус. За боевые отличия в войне награждён орденом Святого Георгия 4 и 3 степени и золотым оружием, украшенным бриллиантами.

После окончания военных действий – начальник тыла Манчжурских армий. 19 декабря 1905 г. – 6 ноября 1907 командир 1-го армейского корпуса (Петербургский военный округ). С 20 апреля 1907 г. главный начальник Кронштадта и одновременно с 6 ноября 1907 г. временный Кронштадтский генерал-губернатор. Принял решительные действия к пресечению беспорядков во вверенных ему частях. Генерал-адъютант (1907). Генерал от артиллерии (с 13.04.1908 г. по ст. стилю). Со 2 декабря 1908 г. – командующий войсками Киевского военного округа.

Во время Первой мировой войны с 19 июля 1914 г. по 17 марта 1916 г. главнокомандующий армиями Юго-Западного Фронта. Под его командованием русские войска одержали крупную победу в Галицийской битве. В марте 1916 г. был заменён на посту командующего фронтом Брусиловым и переведён в Ставку, где находился в свите Николая II.

С началом Февральской революции Николай II 27 февраля назначил Иванова главнокомандующим войсками Петроградского военного округа с чрезвычайными полномочиями и с подчинением ему всех министров. Задачей Иванова было с отрядом надёжных войск прибыть в Петроград и прекратить волнения в столице. Однако Иванову не удалось выполнить эту задачу, и 3 марта он был арестован, как и сам Николай II. Через некоторое время Иванова освободили по распоряжению Керенского, и он уехал в Новочеркасск.

В гражданской войне Иванов присоединился к Белому движению, с 25 октября 1918 г. командовал Южной армией Войска Донского. Потерпел поражение под станицей Вешенской.

Умер от тифа 27 января 1919 г.

Галицийская битва остается в истории памятником стойкости русских солдат и бесполезного мастерства австрийского командования.

«Самая лучшая армия, которую старая Австрия когда-либо за многие столетия своего существования выставляла против врага и которая в 1914 году была таковой, несмотря на все недостатки, – погибла преждевременно благодаря последним», – этой эпитафией австрийских исследователей заканчиваются почти все описания Галицийской битвы, и я не хочу нарушать эту традицию.

Часть первая

Европейский пролог

Сюжет первый: кто и почему?

Век – это не обязательно сто лет. Говорят, что XIX столетие началось в 1789 году, а закончилось в 1914, залпами Первой Мировой войны. Следующий век, XX, занял всего 77 лет – но в этот исторически короткий период уместились три мировые войны, две научно-технических и несколько социальных революций, выход человечества в космос и овладение ядерным оружием.

«Век тоталитарных войн» – это расцвет индустриальной фазы развития цивилизации и начало ее гибели. Индустриальное производство всегда кредитно: деньги на строительство завода расходуются раньше, чем этот завод даст (а тем более продаст) свою продукцию. Поэтому индустриальная экономика не знает «застойных» равновесных решений: она либо расширяется, либо сталкивается с катастрофическим кризисом неплатежей – что мы можем наблюдать сейчас. Вот почему индустриальные государства непрерывно сражаются – сначала за рынки сбыта, потом, желая сократить производственные издержки, за источники сырья.

Если мир поделен, первоочередной задачей является вовсе не его новый передел – хотя в рамках National State проблема контроля над рынками стоит достаточно остро. Важнее, однако, другое: поиск свободного от индустриальных отношений экономического пространства. Такое пространство необходимо мировой экономике для того, чтобы сделать очередной шаг развития.

Эпоха тоталитарных войн стала разрешением нестерпимого противоречия между конечностью земной поверхности и постоянным расширением мировой экономики. Каждая из войн позволяла «на законных основаниях» поглотить и уничтожить огромный объем индустриальной продукции.

Глобальная война сама по себе явилась, хотя и негативным, но огромным рынком. Умело играя на нем, Соединенные Штаты Америки за четыре года превратились из должника в мирового кредитора. Глобальная война приносила огромные разрушения, причем не только в физическом, но и в информационном пространстве: промышленная продукция не только расходовалась (боеприпасы) или уничтожалась (сооружения), но и стремительно устаревала морально.

Тотальные войны играли роль высокотехнологичного дезинтегратора промышленности[8 - А.И. Неклесса.]. Эти войны в значительной мере способствовали прогрессу – и не только «негативному» – в производстве вооружений. Значительно повысив связность мира[9 - Вторая Мировая война создала транспортную авиацию, обладающую значительной грузоподъемностью, и «довела» до практического применения реактивный двигатель. Кроме того, проблема снабжения крупных воинских группировок на Тихом океане привела к возникновению логистики, отработке средств связи, обнаружения (радар) и управления. В 1950–1960-е годы эти факторы, соединившись, способствовали триумфу пассажирской авиации и резкому увеличению мобильности населения ведущих стран мира.], они поставили под сомнение такую форму организации общества, как национальное государство. Если Первая Мировая вызвала подъем национальных государств Европы (а заодно и вспышку злокачественного национализма), то Вторая Мировая как минимум внешне обозначила противостояние между группой националистических государств и союзом «интернационалистических» держав, стремящихся распространять свои ценности и свое влияние далеко за пределы государственных границ и национальных ареалов.[10 - В этом смысле экспансия Третьего Рейха являлась всего лишь попыткой увеличения национального ареала до невероятных масштабов, а проекты порабощения или физического уничтожения покоренных народов (типа плана «Ост») представляли собой лишь попытку закрепить безраздельное доминирование арийского национального меньшинства на завоеванных территориях. Япония официально декларировала строительство межнациональной империи («Восемь углов света под одной крышей»), но по сути лишь разворачивала понятие японской нации до масштабов «азиатской расы». Фактически же поведение японцев в Китае имело вид именно национального противостояния.]

Второй составляющей конфликта стало столкновение цивилизаций, а по сути – форм структурирования общества и управления им. Великобритания и США, материалистические, рациональные, демократические, меняя политические конфигурации, воюют то с оккультной, магической цивилизацией Германии (по М. Бержье, «нацизм – это магия плюс танковые дивизии»), то с коммунистическим Советским Союзом, взявшимся строить «царство Божие на Земле» из подручных материалов, то с синтоистской Японией, опирающейся на лозунг «дух сильнее плоти» и бросающей против лучшей в мире противовоздушной обороны отряды камикадзе. Рационализм как форма бытия сражался с иррационализмом, комфорт – с воинской славой. Когда американский авианосец «Йорктаун» было необходимо срочно отремонтировать, чтобы бросить его в решающее сражение, то среди поврежденного оборудования, замена которого была признана жизненно необходимой, оказался автомат по производству газированной воды.

Можно найти и еще одну составляющую – столкновение стратегий.

Сражались морские державы против сухопутных. Сражался советско-германский стиль ведения войны с его акцентом на красоту операции, с англо-саксонским, опирающимся на превосходство в ресурсах и высшую «большую стратегию», искусство выигрывать мир.

«Эту картинку можно раскрашивать в разные цвета».[11 - Д. Бронштейн.] Не нужно только искать в тоталитарных войнах XX столетия борьбу добра против зла, цивилизации против варварства, безоружных демократических государств против готовых к войне безжалостных агрессоров.

В современной картине мира Второй Мировой войне отводится роль «наглядного урока», рассказывающего о неизбежности поражения бесчеловечной фашистской Германии, дерзнувшей поднять руку на «свободные народы». Этакий Дж. Р. Р. Толкиен в голливудско-новозеландской проекции.

Реальности гораздо сложнее.

Когда-то я писал о том, что все три социально-культурные общности, сражавшиеся между собой во Второй Мировой войне, одинаково неприемлемы для современного человека.

Гитлеровская Германия – это национализм и антисемитизм в самых грубых, первобытных, формах, это борьба с университетской культурой и костры из книг, войны и расстрелы заложников.

Сталинский Советский Союз представляется системой, отрицающей всякую человечность и тяготеющей к средневековым социальным импринтам (вплоть до инквизиции и крепостного права).

Для демократического Запада, «владеющего морем, мировой торговлей, богатствами Земли и ею самой», типичны отвратительное самодовольство, абсолютизация частной собственности, тенденция к остановке времени и замыканию исторической спирали в кольцо.

С другой стороны, Рейх – это гордый вызов, брошенный побежденным торжествующему победителю, квинтэссенция научно-технического прогресса, открытая дорога человечества к звездам. СССР – уникальный эксперимент по созданию социальной системы с убывающей энтропией, вершина двухтысячелетней христианской традиции, первая попытка создать общество, ориентированное на заботу о людях и их личностном росте. Наконец, Запад вошел в историю, как форпост безусловной индивидуальной свободы – материальной и духовной.

Безоговорочный успех одной из этих цивилизаций является

бедой для человечества, гибель любой из них – невосполнимая потеря. И, анализируя события Второй Мировой войны, надлежит всегда об этом помнить.[12 - С. Переслегин, «Операция „Шлиффен”» // Иные возможности Гитлера. М., СПб. ACT., Terra Fantastica, 2001.]

Победа антигитлеровских сил опиралась на неоспоримое материально-техническое превосходство на поле боя в сочетании с количественным перевесом – и это обстоятельство вытекало из самой логики Второй Мировой войны как конфликта цивилизаций. Завершающая стадия войны стала первым, но не последним примером применения на практике «доктрины Дуэ», предусматривающей отказ от борьбы армий (где всегда «возможны варианты») в пользу методичного и совершенно безопасного для сильнейшей стороны уничтожения городов. Города Европы по сей день не до конца залечили раны, нанесенные бомбардировками и обстрелами 1943–1945 годов[13 - Центр Калининграда-Кенигсберга все еще состоит преимущественно из площадей, а на густозаселенном до войны острове Кнайпкоф осталось единственное здание, разрушенное, но не рухнувшее – кафедральный собор XIV века.].

Невиновных в той войне не было.

Захватывая города и земли, гитлеровцы устанавливали режим жесточайшего террора и немедленно разворачивали программу уничтожения евреев, цыган, душевнобольных (поголовно) и всех остальных (выборочно). Советские войска принесли в Европу марксизм в сталинской интерпретации, борьбу с «врагами народа», массовые депортации и грабеж собственности в невиданных пределах. Англичане и американцы – те просто уничтожали все подряд. Пожалуй, один лишь Д. Маршалл, начальник штаба американской армии, не справившийся со своими военными обязанностями, оказался на высоте положения как политик, разглядев в мертвой Франции и истекающей кровью Германии будущих архитекторов единой Европы[14 - С. Переслегин, «Вторая Мировая война между Реальностями» // «Дружба народов», 2005, № 4.].

Сюжет второй: от Версаля до Глейвица

Первая Мировая война завершилась массированной социальной катастрофой. Австро-Венгрия прекратила свое существование. Оттоманская империя распалась, была оккупирована и раздергана на куски. Германия лишалась восточных провинций, Эльзаса и Лотарингии, выдала победителям флот, уничтожила авиацию, ликвидировала военное производство. Россия утратила социальную целостность, на ее просторах бушевала революция. Франция была полностью обескровлена, Великобритания потеряла финансовую независимость. Соединенные Штаты, сравнительно слабо пострадавшие от войны, оказались не готовыми к неизбежному послевоенному экономическому кризису: их ждали голодные «марши ветеранов» на Вашингтон.

Европа голодала. Пришедшая из Юго-Восточной Азии эпидемия «испанки» унесла новые миллионы человеческих жизней. Все происходило буквально по предсказанию Энгельса: «Крах такой, что короны дюжинами валяются по мостовым, и нет никого, чтобы поднять эти короны…»

В этой ситуации все зависело от того, смогут ли правящие элиты предложить своим народам внятный формат существования, объяснив, во имя чего были принесены военные жертвы и какая есть гарантия того, что глобальная война не повторится.

Первый «ход» был за союзниками. В Версале, Сен-Жермене, Трианоне, Нейи и Севре были заложены основы нового демократического миропорядка, основанного на суверенитете народов, идее демократии и праве наций на самоопределение. Много писали и сейчас пишут о «грабительском характере» Версальского мира – но ирония судьбы заключается в том, что державы-победительницы и их лидеры действительно стремились к справедливому миру. Увы, Европа издревле представляла собой кипящий «котел народов», структурируемый наднациональными империями. Провести в ней этнически обоснованные границы было невозможно. Необходимость как-то учитывать императивы военной и экономической безопасности вновь создаваемых государств «возводила эту невозможность в квадрат». Руководство союзников сплошь и рядом отступало от принципов справедливости, руководствуясь своими симпатиями и антипатиями, а зачастую обыкновенной местью. Как ни странно, это скорее пошло на пользу делу: в совсем справедливо устроенной Европе новая глобальная война вспыхнула бы уже в середине 1920-х.[15 - Правда, вероятнее всего, эта война не приобрела бы таких масштабов, как конфликт 1939–1945 годов. Не исключено, что в этом случае «настоящая» Вторая Мировая случилась бы еще позже – и при другом раскладе воюющих сторон.]

Советская Россия оказалась вне Версальского миропорядка. Она стала ни победителем, ни проигравшим, она вообще оказалась вне пространства привычной политической игры. Плохо ли, хорошо ли, но правительство В. Ленина претворило итоги Великой войны в грандиозное революционное строительство: создавался не режим, даже не государство, а совершенно новая культура. Эта культура, основанная на глубочайшем социальном перемешивании, «включении в историю» тех социальных слоев, которые испокон веку существовали вне мировых событийных потоков, придании едва ли не эсхатологического смысла человеческой деятельности, была в начале XX века очень и очень притягательна для многих.