Охота на брата

Дорога много времени не заняла. На улице было уже совсем светло. На небе держались дождевые тучи, и асфальт дорожек был мокрым после недавнего ночного дождя. Однако низкое солнце, не так давно взошедшее где-то за Каспием, все равно нашло просвет и светило по-кавказски ярко.

Забор был составлен из бетонных блоков, установленных в стаканы, изготовленные из того же материала и вкопанные в землю. Он отгораживал сам гараж от военного городка только для видимости. Скорее всего потому, что так предусматривал проект, хотя насущной необходимости в этом не просматривалось. Внутрь можно было попасть, поднырнув под любым блоком, просто ухватившись двумя руками за нижний выступ.

Тем более что внутрь вели многочисленные тропинки, протоптанные солдатскими берцами. Бойцам всегда бывает лень пройти лишних полсотни метров до КПП, и они привычно следуют одним и тем же маршрутом, проложенным их собственными ногами.

Но капитан не поленился. Ему необходимо было обменяться несколькими словами с дежурным по гаражу, который сидел как раз на КПП и заведовал пропуском техники через ворота. Несмотря на предупреждающий телефонный звонок, Одуванчикову пришлось опять разбудить этого офицера. Старший лейтенант спал прямо за рабочим столом, положив голову на руки, но проснулся сразу после легкого прикосновения к своему погону.

– Ты подбитую машину хотел осмотреть? – спросил он.

– А что на нее смотреть?! Я на такое добро давно уже нагляделся, – ответил Одуванчиков. – Меня интересует защита в кузове на двух других машинах.

– Бога ради. Выдержала защита. И осколки поймала, и автоматные очереди остановила. Похоже, надежная штука, вязкая. Особенно хорошо на той машине видно, которая второй в колонне ехала. На замыкающей вообще только два попадания. Ее можно и не смотреть. Да и не увидишь ничего, там все выковырнули уже.

– Да, ее можно и не смотреть, – согласился Василий Николаевич.

Старший лейтенант кивнул младшему сержанту с повязкой помощника дежурного, который сидел, развалившись, за соседним столом и, судя по осоловелым глазам, намеревался последовать примеру старшего лейтенанта и уснуть.

– Соломин, проводи товарища капитана в гараж. Покажи ему.

Младший сержант встал и почти вальяжно, совсем не по-армейски двинулся к внутренней двери. Одуванчиков подумал, что у себя в разведывательной роте он не потерпел бы такого поведения младшего сержанта, быстро научил бы того бегом бегать и говорить «Есть!» перед выполнением команды. Но в комендантской роте сводного отряда, видимо, были свои порядки, и Одуванчиков не стал лезть со своим уставим в чужой монастырь. Не хотелось ему с утра портить себе настроение собственными критическими высказываниями и резкими ответами на них, вполне возможными в такой ситуации.

Во дворе было непривычно пусто, даже в курилке никто не сидел. Одуванчиков раньше бывал в гараже только днем, когда здесь царила нешуточная суета. Прямо посреди двора стояли вразнобой грузовики, боевые машины пехоты и бронетранспортеры. Солдаты копались в их внутренностях. Руки у всех в масле, мазуте или в солярке – попробуй разобрать, в чем именно! – да и лица были не чище.

Теперь же, ранним утром, когда солдаты смотрели свои самые сладкие сны, только у забора расположились одним ровным рядом транспортеры и БМП. Хотя капитан Одуванчиков знал, что часть боевых машин находилась на выезде вместе с экипажами. Об этом же говорили интервалы в шеренге. Точно так же, как в казарме автороты, скорее всего, остались неразобранными кровати солдат, отбывших на задание.

Но его сейчас интересовало другое. Младший сержант провел капитана прямо через середину двора, снял с проушин незакрытый висячий замок и раскрыл калитку в воротах бокса. Внутри, в двух метрах от них, стоял грузовик. Задний борт был опущен, он словно приглашал капитана забраться в кузов, что тот незамедлительно и сделал. Одуванчиков взялся двумя руками за край борта и без всяких проблем совершил прыжок, на который младший сержант Соломин оказался неспособным.

Капитан первым двинулся под тентом вперед. Пока младший сержант искал выключатель, зажигал в боксе свет, карабкался сбоку, оперев ногу о крепежную петлю, Одуванчиков успел уже пройти прямо по дощатым, довольно толстым скамейкам, крепящимся к борту металлическими скобами, к началу кузова. Там он приподнял отстегнутый тент и осмотрел места, находящиеся под пробоинами в брезенте.

В нескольких местах эти дыры были рваными. Осколки гранаты пробили ткань и застряли в досках борта. Часть из них успели вытащить водитель или механик, остальные, вонзившиеся достаточно глубоко, так и оставались в досках. Пули прошибали и брезент тента, и деревянные борта, но застревали в экспериментальной защите, превышающей средний рост человека, на скамейке бойца. Вставать в полный рост, похоже, никто из них благоразумно не пожелал, поскольку даже раненых в роте на сей раз не было. Дыры от пуль и осколков гранаты были уже залеплены скотчем поверх лоскутов ткани.

Капитан Одуванчиков попытался вытащить лист экспериментальной защиты, на котором были видны входные отверстия от пуль, но не имелось ни одного выходного. Однако он прочно крепился к борту металлическими анкерами, ввернутыми прямо в дерево изнутри кузова, причем прямо сквозь лист. В нем же были прорезаны отверстия для крепежа скамеек.

Капитан посмотрел на младшего сержанта Соломина, наконец-то подошедшего к нему, и спросил:

– Как анкера ввинчивали, если защиту даже пуля не берет?

Говоря честно, Одуванчиков и не рассчитывал на получение вразумительного ответа на этот вопрос. Откуда младшему сержанту было знать такие тонкости? Но к немалому удивлению командира разведывательной роты Соломин оказался в курсе дела. Видимо, он принимал участие в установке защиты.

– Там, в середине листа, наполнитель очень густой. Он высокую температуру не терпит, как нам сказали, сжимает пулю сразу, за счет этого и работает. Сам с двух сторон тканью прикрыт.

– Арамидная ткань? – спросил капитан Одуванчиков.

– Не знаю, как она называется. Но тоже температуру не любит. А прорезали мы ее медленно, чтобы лезвие не могло нагреться. – Младший сержант показал на прорези для крепления скамеек. – Так же и анкера вворачивали. Спокойно, не торопясь, чтобы трение не мешало.

Капитан Одуванчиков попытался ножом выковырнуть пулю, застрявшую в листе. Сначала это показалось ему простым делом. Задняя часть пули легко освободилась из легкого и не слишком плотного материала, прикрывающего с двух сторон главный защитный слой. Но вот оторвать пулю от ткани, прикрывающей некое гелеобразное, довольно густое вещество, никак не удавалось. Командиру разведывательной роты пришлось приложить немало усилий для выполнения задачи, вроде бы нисколько не сложной. Помог ему младший сержант Соломин, пустивший в дело штык-нож, предусмотренный штатным расписанием.

– Больше всего пострадала головная машина колонны. Там осколки весь, считай, двигатель разворотили. В защитных листах их очень много, – сказал он.

– Мне бы и эту машину осмотреть.

– Невозможно, товарищ капитан. Машина в закрытом боксе стоит. Ключ от него только у механика. Он с бригадой вчера старый двигатель и обшивку капота снял, а новые поставить не успел. Потому и закрыл, чтоб никто лапы туда не совал. У нас шаловливых ручонок много. Без присмотра лучше ничего не оставлять. Утащат к себе на машину. Запас карман не тянет, известное дело. Запчасти всегда сгодиться могут. Особенно в поездке, где-то в горах.

– Ладно, – сказал капитан Одуванчиков. – Удовлетворимся тем, что есть.

Капитан Одуванчиков положил в карман пулю, извлеченную из защитного листа, и отправился в штаб. Он позабыл, что время еще раннее, но дежурный напомнил ему об этом, сообщил, что начальник штаба так рано не приходит никогда.

Капитан решил было вернуться в казарму, чтобы дождаться начала рабочего дня у себя в ротной канцелярии, но в штабных дверях столкнулся с майором Смурновым, умытым и побритым, с утра традиционно пахнущим огуречным лосьоном. Он предпочитал пользоваться именно им, не одобрял, когда от офицеров пахло дорогой мужской туалетной водой, и на дух не переносил тройной одеколон, которым пользовались некоторые спецназовцы, считая это особым шиком. Правда, кое-кто поговаривал, что майор Смурнов потребляет огуречный лосьон и внутрь, но капитан Одуванчиков ни разу не видел начальника штаба, что называется, под градусом и потому считал такие разговоры клеветой, не имеющей под собой никакого основания.

– Ко мне? – коротко, почти на бегу спросил майор.

– Так точно! К вам, товарищ майор, – торопливо ответил Одуванчиков, пока Смурнов не промчался мимо.

– А я тебя в окно увидел. Вижу, к штабу направился, ранняя пташка. По мою душу, подумал, вот и поспешил.

Последние слова начальника штаба были почти не слышны. Смурнов быстро удалялся. Капитан Одуванчиков круто развернулся на сто восемьдесят градусов и двинулся за начальником штаба, который так и не догадался пригласить его следовать за собой. Только около кабинета, уже открывая дверь, он коротко глянул через плечо, словно проверяя, идет ли за ним командир разведывательной роты.

– Тебе наш старший следователь еще не звонил? – спросил Смурнов.

– Это который из старших следователей стал вдруг нашим? – встречно поинтересовался Одуванчиков.

– Тот самый, вместе с которым ты задержание эмира Бацаева проводил. Полковник Вострицин.

Одуванчиков слегка нахмурился, но майор этого не заметил. На самом деле полковник только присутствовал при задержании эмира, но в дело, слава богу, не совался.

– Никак нет, товарищ майор. Не звонил.

– Стало быть, вскоре позвонит. Он вечером со мной говорил. Я его к тебе направил. В случае чего поможешь ему. Тем более что дело это общее.

Майор, настроение которого обычно соответствовало его фамилии, в эти ранние часы много и вполне благодушно болтал. Видимо, хорошие сны ему под утро снились.

А вот капитан Одуванчиков никогда своих снов не помнил, ни хороших, ни плохих. Видимо, только и исключительно по этой самой причине он был человеком уравновешенным, отличался одинаковым невозмутимым, совершенно спокойным нравом при любых обстоятельствах. Он не любил выставлять наружу собственные эмоции. Только сам этот офицер знал о том, что происходило у него в душе.

– А что за дело? – вроде бы совсем равнодушно поинтересовался Василий Николаевич.

– Так, почти пустяк. Следует устроить ловушку для одного эмира местного разлива. Уголовник со стажем, причастен к нескольким убийствам и, естественно… – Смурнов остановил свой монолог, ожидая продолжения от Василия Николаевича.

– Естественно, к ограблениям. Разве уголовник может без этого!

– Конечно, не может, – согласился майор. – Если сам ничего хорошего не надумаешь, то попроси капитана Мишу Мимохожего из оперативного отдела. Он на любые гадости горазд. Великий мастер на этот счет. Фантазия, понимаешь, у человека играет. Сам говорит, что по характеру интриган, и если бы не армейская специализация, то много нервов сослуживцам попортил бы. Поговори с ним, не стесняйся. Только пусть сначала тебе самому полковник позвонит. Но об этом после. А пока доложи, что хотел, когда в штаб направлялся. Как я понял по твоему маршруту, ты ведь из гаража шел?

– Так точно, товарищ майор! Из гаража. Проверял листы обшивки грузовиков. Как они выдержали.

– И как? Что скажешь?

– Хорошо было бы в горячих точках, где есть вероятность стрельбы, так надежно укрыть. Я с большим трудом выковырял пулю, которая в защитном листе застряла. Вот она. – Капитан Одуванчиков аккуратно положил на рабочий стол майора пулю, вытащенную из кармана. – Даже не сплющилась, просто застряла и приклеилась.

– Я почему спрашиваю, – сказал Алексей Викторович. – Мне необходимо отчет об испытаниях написать. А что за документ будет без рапорта непосредственного участника события? Вот потому я к тебе и обратился. Еще попроси об этом кого-то из офицеров роты, которые в машине встретили обстрел. Тоже приложим к моему отчету.