Троглодит

«Хорошо-то хорошо, да ничего хорошего, – сообразил я, окончательно очухавшись. – Один персонаж Щепетова, помнится, оказался в каменном веке с ножиком и зажигалкой в кармане. А у меня нет и этого: все, все, что нажито непосильным трудом – в смысле наследия тысяч лет цивилизации – сгинуло бесследно! Остались только бусы на руке, да видеокамеры на лбу. Даже палицу «под дуб» потерял… Ну, подумаешь, палица! Выломаю деревце с корнем, обломаю сучки и… Интересно, что же это я тут – в степи – выломаю? Правда, по берегам плавник валяется… Плавник… Значит, в верховьях лес! Ну и что?»

Сколько я ни тужился, не смог придумать ничего лучше, чем отправиться на ближайший холм и попытаться оценить обстановку. Оценил: все те же горы вдали, все те же… Но!

Но теперь их ломаный контур совпадал с тем трафаретом, что хранился в моей памяти! И видел я его раньше не только при «информационном погружении», не только…

И я пошел – прямым курсом через степь, целясь на далекую вершину с раздвоенной верхушкой. Идти вдоль реки нечего было и пытаться – сплошные овраги или заболоченные устья притоков. С каждым пройденным километром уверенность моя крепла – где-то там должна быть «летовка» клана или группы тхо-Найгу. Правда, не факт, что тхо здесь уже появились или еще существуют. Так или иначе, но я туда доберусь. Или, во всяком случае, сделаю все возможное для этого.

Глава 4

Пришелец

В игры со временем ученые всех более-менее развитых стран начали играть давно. В неразвитых странах этим, естественно, занимались колдуны и маги. У кого получалось лучше, вопрос спорный, поскольку совместных конференций они никогда не устраивали. В послевоенные годы трудовой коллектив одной глубоко засекреченной «шарашки» совершил-таки прорыв в какое-то прошлое. Именно в «какое-то», поскольку фактических отличий от нашего выявлено не было, однако и эффекта «бабочки Брэдбери» не наблюдалось – настоящее не менялось, что в этом прошлом ни вытворяй. Даже какие-то предметы удавалось перемещать в обе стороны.

Всем, даже далекому от научных проблем советскому руководству, было ясно, что так не бывает: если где-то что-то убавилось, то где-то должно прибавиться. И наоборот. Где же, в каком настоящем происходят катастрофы из-за того, что сотрудники «Хроноса» орудуют в каком-то прошлом? На всякий случай, экспериментальную часть исследований остановили, устроив как бы карантин.

Отбушевали и улеглись мутные волны перестройки. К власти пришли новые люди с новым мышлением: если где-то есть выгода, то ее надо извлечь! В итоге путешествия в «безопасное» прошлое стали коммерческим предприятием – даешь хронотуризм!

Надо сказать, что эксперименты были остановлены на самом интересном месте. Никаких нано-капсул тогда, конечно не было. Переброски осуществлялись «врукопашную» с точностью «на глазок» при чудовищном расходе энергии. Попасть дважды в одно и то же место-время было исключительно трудно. В конце концов, ученым удалось проложить несколько «троп», обозначенных в пространстве-времени своего рода маячками-реперами. Одна из этих «троп» заканчивалась – или начиналась? – в летнем поселении неандертальцев. Первобытного мальчишку выдернули оттуда не навсегда. Он должен был почти сразу же и вернуться обратно, но… не получилось. А потом эксперименты остановили, аппаратуру обесточили.

Живой неандертальский мальчик представлял бы огромную ценность для науки, если бы он точно происходил из нашего прошлого. А так… Вряд ли руководитель группы мечтал о приемном сыне. Но что было делать с уродливым ребенком, на котором можно было сразу ставить гриф «совершенно секретно»? Моя будущая «бабушка» имела тогда доступ к секретной документацией и сумела сделать так, что «виртуально» я исчез. А «реально» остался.

И вот теперь я иду домой…

* * *

Среди прочего возникла проблема: а, собственно, что здесь сейчас? Утро или вечер? Поскольку солнца видно не было, сходу решить эту проблему я не мог. Она решилась сама – стало темнеть. Потеря времени на ночевку оказалась неизбежной, и я решил идти до упора – пока вижу ориентиры. Всяческих ночных хищников я опасался не сильно – все-таки целенаправленно на приматов охотятся только леопарды, а здесь не Африка. Может, конечно, кто-нибудь съесть – так, между делом, но тут уж ничего не поделаешь. Наверное, потратив время и силы, я смог бы добыть огонь и разжечь костер, но не факт, что он кого-то отпугнет, а не приманит. Например, кроманьонцев… В общем, буду идти, пока хоть что-то видно.

Расчет в целом оправдался – небо над горами почти всю ночь оставалось светлым, и ориентир было видно. Правда, я то и дело попадал или в кусты, или в какие-то рытвины. В конце концов я устал брести, спотыкаться и материться, залез в какую-то яму, где меньше дуло. Там я сначала сел, а потом прилег на бок в ожидании рассвета. И уснул.

Вообще-то, я только прикрыл глаза и сразу же открыл их, но вокруг было уже светло, а тело ныло от неудобной позы. Первое, что я сделал, справив нужду, – это начал считать ногтем зарубки на амулете. Их стало меньше, но они увеличились, заняв все свободное место. «Та-ак, десять часов долой, осталось четырнадцать, – сообразил я. – И чем же можно развлечься за это время?»

Пока я карабкался на ближайший бугор, окончательно рассвело. И цель путешествия предстала во всей красе: летовка!

* * *

Теперь – став взрослым и мудрым – я понял, что это место для жизни люди выбирали не абы как, а с тонким расчетом. Тут есть все, что нужно для комфорта: ветер, который сдувает комаров и мошку, кусты для топлива и снежник, в который можно закапывать излишки мяса. Правда, до реки отсюда почти километр, но на моей памяти никто никогда не ходил купаться.

Явиться вот просто так в поселок, конечно, было бы не просто глупостью, а смертельной глупостью. Поэтому я перебрался на холмик поближе и долго лежал там, рассматривая свою «малую родину». Я надеялся оценить количество жителей и, может быть, вычислить местного лидера-доминанта. Кроме того, надо было прикинуть, с какой стороны подходить к жилищам, чтобы не оказаться в «общественном туалете». У моих сородичей сортир – это вовсе не будочка из досок. Хорош же будет пришелец, появившийся из загаженного оврага!

С подходами и отходами я разобрался довольно быстро, а вот с личным составом это не получалось – я его не видел! Среди конических жилищ, покрытых разномастными шкурами, передвигались только женщины – больше десяти, и дети – меньше пяти. «А куда делись мужчины? На охоту ушли? Что ж… Значит, вначале не придется ни с кем конфликтовать. Зато когда мужчины вернутся, они попытаются меня сразу же убить – чужак проник на «сакральную» территорию жилья без разрешения хозяев. Нет, мне нужен хоть кто-нибудь мужского пола, причем взрослый. Иначе лучше поискать другой поселок, до которого, как минимум, несколько дней пути…»

Много лет «цивилизованной» жизни изрядно ослабили мою холодоустойчивость. В принципе, зимой в городе я мог бы обходиться вообще без одежды, но это не принято. А постоянное хождение в «утеплителе» расслабляет. В общем, я уже начал подмерзать на ветру, когда увидел-таки нечто полезное. Из крайнего жилища выбрался человек. Судя по тому, как он справил нужду недалеко от входа, это не женщина! Затем данная особь двинулась за пределы поселка, причем в мою сторону. Судя по всему, это был недолеченный раненый, калека или старик. Некоторое время я наблюдал за ним и сделал приятный вывод: «Скорее всего, он направляется прямо к моему наблюдательному пункту. Вероятно, здесь какое-то важное место, раз валяется столько не бытового мусора». Еще через некоторое время я разглядел, что ноги у человека ненормально кривые – прямо-таки колесом. Надо полагать, это результат болезни или травмы. Когда туземец скрылся за перегибом склона, я уселся на видном месте – дескать, не прячусь! При этом повернулся к поселку спиной – не подумай, что подсматриваю за вами! И стал ждать.

По моим представлениям, нормальная реакция первобытного человека, который вдруг наткнулся на чужака, это повернуться и бежать к своим, дабы сообщить о случившемся. Однако я полагал, что бежать он не сможет. Кроме того, сообщать о моем появлении некому – воины куда-то ушли и, по сути, поселок сейчас в моей власти.

Его шаги по тропе и пыхтение я, конечно, услышал заранее, однако головы не повернул и даже глаза прикрыл, как бы погрузившись в медитацию. Подсматривал лишь краем глаза. И опять мне повезло! То ли туземец был подслеповат, то ли сосредоточился на камнях под ногами, только разглядел он меня, когда мы оказались буквально в нескольких метрах друг от друга. Реакция была ожидаемой – вздрогнул, пригнулся, повернулся и кинулся…

– Куда и зачем ты собрался бежать? – медленно проговорил я, сохраняя неподвижность.

Туземец замер на месте. Некоторое время он осмысливал случившееся, а потом хрипло выдал:

– Кто ты?

И я понял его!

Это – мои пресловутые лингвистические способности, которых нет. Во время «информационного погружения» я не пытался ничего учить, ничего запоминать. Только вспоминал, освежал, вытаскивал на поверхность памяти язык моего детства. Да и не язык это вовсе в обычном смысле, это звуковая коммуникация людей с иным мозгом. Например, «слов» очень мало, зато бесчисленное количество интонационных оттенков. Они постоянно меняются и, если бы я сильно промахнулся во времени, то оказался бы здесь немым и глухим. Кажется, не оказался…

– Я – человек. Унаг-тхо-Найгу зовут меня, – так же медленно ответил я, сдобрив сообщение целой грудой смысловых оттенков. Главными среди них были гордость за себя любимого и миролюбие.

– Арю мое имя, – изумленно ответил туземец.

Его изумление было легко понять: я представился полностью, обозначив свою территориально-групповую принадлежность – принадлежность к его группе! Несколько секунд он, вероятно, рылся в памяти, а потом неуверенно проговорил:

– Я не знаю (никогда не видел) тебя. Ты пришел от тех, кто жил раньше (из мира мертвых)?

– Да, я был раньше, – решился я на сложную игру. – Но не жил с предками (не был в мире мертвых). – Я родился здесь, но потом ушел в горы за Длинной рекой. Теперь вот вернулся сюда. У меня нет зла, поговори со мной.

– А ты точно… не мертвец?

– Точно! – заверил я, повернулся лицом к собеседнику и благожелательно улыбнулся, опустив глаза. – Посмотри, разве перед тобой мертвый или чужак?

– Н-нет, пожалуй…

На радостях, что попал в близкое к родному время, что язык полностью соответствует, я задействовал самую простую и близкую к правде легенду: родился, мол, здесь, а жил на «дружественной», но очень далекой территории, с которой данная группа когда-то пришла. Перед заброской с моей растительности удалили краску, и она приобрела естественный цвет – стала почти полностью седой. Век моих соплеменников короток – мало кто доживает до тридцати. Так что я, наверное, должен выглядеть патриархом – кто тут вспомнит мое детство?

В руке Арю держал несколько коротких толстых палочек с какими-то зарубками и насечками. Для начала разговора я поинтересовался, указав на них:

– Сильные амулеты, да? Зачем ты принес их сюда?

– Это не амулеты, это – ханди! Это «слово» я хорошо помню с детства. Оно несет смысловые оттенки брезгливости, презрения, ненависти, страха и еще много чего – все в одном стакане. Условно-приблизительно перевести его можно как «ненастоящие люди», «чужаки» или просто «нелюди». Как я теперь понял, в большинстве случаев «наши» так называли кроманьонцев. Эти палочки, конечно, не люди, а их обозначения.

– О-о, ханди! – понимающе закивал я. – Тогда делай с ними то, что задумал. Здесь, наверное, хорошее место?

– Очень хорошее!

– Я не стану мешать тебе. Если боишься, что испорчу твою магию, могу совсем уйти!

– А ты портишь колдовство? – подозрительно спросил Арю.

– Н-нет, обычно только усиливаю! – заверил я.

– Тогда оставайся!

Арю приступил к действию немедленно. Очистил от мусора выступающий из земли пологий горб валуна, подобрал подходящий булыжник и принялся им дробить на валуне свои примитивные статуэтки – головы, ноги, тела. Делал он это весьма старательно – не оставляя крупных кусков. В конце концов, он собрал щепки и, встав на ноги, швырнул их в воздух.

– Вот и все, – с чувством глубокого удовлетворения произнес туземец. – Теперь им точно каюк (смерть, прекращение существования).

– Несомненно! – охотно признал я. – Но скажи мне, зачем такое сильное колдовство из-за каких-то ханди? Разве они стоят этих хлопот (усилий)? Когда я был молодым, на них плевали и мочились!