Каждому своё 2

– Штатные системы наблюдения снесло вместе с защитными кожухами, когда вход засыпало, – ответил Порфирьев. – Раньше это были здоровенные ворота в бетонной толще, над которой насыпали искусственную гору. Теперь тут все завалено так, что нашим предшественникам пришлось целый каньон отрыть, чтобы добраться до входной плиты. Раньше возле нее был внешний пропускной пункт, но сейчас нет ничего. Полузасыпанная вертикальная стальная плита в конце каньона и все. Долбиться в нее бесполезно, там шлюз, за которым лифтовая шахта вниз. Сам бункер на километровой глубине, оттуда никто не услышит. Надо покричать в эфире на аварийных частотах, у них же есть радиосвязь, должны услышать.

Полковник перевел взгляд на Овечкина:

– Если внешнее оборудование уничтожено, наружных антенн у них больше нет. Насколько реально, что они нас услышат с такой глубины?

– Сложно сказать, – Антону мгновенно стало страшно. Они добрались до убежища, но могут не попасть внутрь! Такое уже было в Москве! Он изо всех сил постарался не паниковать и торопливо заявил: – Бункер строился как полностью изолированный объект, значит, внешние системы связи связывались с внутренними по беспроводным каналам. Там, за шлюзом, должно быть установлено приемо-передающее оборудование. Пострадать оно было не должно. Нас должны услышать!

– Ближний эфир они точно слышат, – задумчиво прорычал Порфирьев. – По крайней мере, до захвата точно слышали.

– С чего ты взял? – Полковник натужно прочистил горло и распахнул шлем. – Потому что есть… – он сплюнул кровью и захлопнул лицевой щиток, – первый каньон?

– Его рыли в неправильном месте, – подтвердил капитан. – У них стопроцентно с самого начала были точные координаты входа, но копали они наугад, ориентируясь приблизительно. Думаю, из-за погрешности в привязке карты к местности. У них ведь тоже навигация не работает. Они выбрались из своего командного пункта, спутников нет, компас бесполезен, навигаторы – мусор. Пришлось привязывать карту к местности вручную, как нам. На глаз в такой каше без ошибок не привяжешься. На расстоянии в четыре с лишним сотни километров отклонение получится значительным. Мы почти час петляли, пока на гору натолкнулись. Они тоже не сразу вышли в нужную точку. И рыть начали с ошибкой. Наверняка все это время выходили в эфир. В какой-то момент их услышали и ответили. Они запеленговали сигнал, поняли, что роют не там, где надо, бросили первый каньон и переместились сюда. Значит, с этого места радиосвязь точно должна цеплять. Если ее не отключили после захвата.

– Вряд ли, – полковник снова скривился. – Зачем оставлять себя без ушей, когда вход в бункер демаскирован? Добрались одни – смогут добраться и другие. Сюрпризы никому не нужны. Капитан, бери людей и откапывай ворота. Я буду работать в эфире. Сколько времени нужно на раскопки?

– У нас только две лопаты, а снег снаружи вперемешку с грунтом. – Порфирьев поискал глазами пожарного. – Отбойный молоток есть. За час справимся. Может, раньше, если ураган не начнется. Но если не попадем внутрь до интоксикации, то придется выбираться из каньона. Он слишком узкий, базу здесь не развернуть.

– Откапывай вход, – решил полковник. – У нас есть два часа сорок три минуты. Если все затянется, то за час до интоксикации отойдем подальше и там развернемся. Вопросы?

– Вопросов нет, – ответил капитан. – Но, если ворота начнут открываться, в этот момент всем лучше находиться за путепрокладчиком. Пули его не пробьют. А там – как повезет.

Все кроме полковника полезли наружу, и Антон невольно вздрогнул, глядя, как цифры на дисплее счетчика Гейгера подпрыгивают до значения «999» и застывают на нем, словно нарисованные. Эпицентр ядерного взрыва находится в угрожающей близости, здесь смертельная радиация, если застрять тут надолго, то никакой антирад не поможет. Он вспомнил вереницу безжизненных тел, так и не поднявшихся на ноги после штормового ветра там, в Москве, в завьюженных грязным ядовитым снегом Раменках, и поспешил за остальными. Ему необходимо попасть в «Подземстрой», они должны его впустить! Должны!

Протиснуться между стеной каньона и путепрокладчиком оказалось труднее, чем на первый взгляд. Грунт под толщей грязного снега смерзся в покатую поверхность, и Антон несколько раз упал, поскользнувшись. Пришлось помогать себе руками, чтобы выбраться из черного месива. Показания термометра упали до минус двадцати трех, индикатор системы обогрева горел постоянно, и пиктограмма заряда аккумулятора демонстрировала треть емкости. Энергии все меньше, количество перенесенных интоксикаций все больше, першение в горле усиливается с каждым часом, а утолять голод и жажду приходится пропитанной химией водой и консервами, извлеченными из радиоактивной упаковки. Если потребуется, он откопает этот гребаный вход руками, лишь бы его впустили внутрь! Даже если «Подземстрой» захвачен какими-то спятившими вояками – плевать! Он вытерпит, главное – выжить!

Вход в бункер выглядел удручающе. Заполненный пылевой взвесью сумрачный каньон упирался в грязную стальную стену, ровную, без каких-либо кнопок, видеокамер и прочих устройств связи. Металлическая толща, выпирающая из доходящего до колен черного снега, и ничего больше. Собравшиеся перед глухой стеной люди молча смотрели на непреодолимую преграду, шаря по исцарапанной поверхности лучами нашлемных фонарей, но, кроме стали, не находили ничего. Если бы не техника, брошенная у входа в каньон, и стоящий за спиной путепрокладчик, Антон бы подумал, что они действительно стоят перед стеной, и никаких ворот тут нет. У кого-то из активистов возникли такие же мысли, и он тихо поделился ими с остальными. В ответ лейтенант сообщил, что они точно нашли вход, сомнений быть не может.

– Это противовзрывная плита. – Лейтенант попытался расчистить автоматным прикладом небольшой участок поверхности на стыке стального листа и земляной толщи, но смерзшийся грунт оказался слишком твердым, и ему удалось лишь отколоть небольшой кусок. – Сами ворота находятся за ней. Если внешнюю конструкцию деформирует взрывом или тектоническим смещением, то плиту можно вытянуть внутрь, зато ворота уцелеют, герметичность не нарушится. Раз плита на месте, значит, деформации не было. То есть сам бункер точно не разрушен. Его только завалило сильно, сами по себе ворота шире, чем тут раскопано.

– Здесь раньше было открытое место, – подтвердил Порфирьев. – Эта плита выходила во внешнее пространство: огороженная территория, подъездные пути, КПП, автобусная остановка, разгрузочный ангар для грузовиков с товарами. Теперь здесь слой грунта в пять метров. Тех, кто откапывал вход, навели на цель очень точно. Без помощи изнутри они не смогли бы безошибочно прокопаться к воротам. В первый раз у них не получилось, потому что на тот момент им еще не удалось установить связь с бункером. Потом связь появилась, и их сориентировали правильно. Значит, нас тоже должны услышать.

– «Подземстрой»! «Подземстрой!»! – радиосканнер скафандра вывел на головные телефоны гермошлема хрипение полковника на аварийной частоте. – Я – полковник Менделеев, Генеральный Штаб Министерства Обороны Российской Федерации! Прием!

Ответа не последовало, и полковник принялся монотонно вызывать «Подземстрой», часто прерываясь на кашель. В эти секунды в эфире стоял лишь треск сильных помех и ничего больше. Перед глазами Антона развернулась знакомая картина: мрачный каменный мешок в нагромождении развалин, вокруг радиоактивная пыль, впереди наглухо запертые ворота в бомбоубежище, за которыми никто не подает признаков жизни, хотя не вызывает сомнений, что там, за воротами, есть люди, и они смотрят на Антона через наскоро установленную видеокамеру… И вот сейчас он снова стоит перед убежищем, в шаге от спасения, но путь к выживанию ему вновь преграждает стальная стена. Нервы не выдержали, и Овечкин, спотыкаясь в перемешанной с золой снежном месиве, бросился к стальной плите.

– Открывайте! – заорал он, колотя ногами по грязному исцарапанному металлу. – Слышите?! Вы не имеете права! Открывайте немедленно! Здесь люди ждут спасения!

– Инженер, заткнись! – сквозь забитый помехами эфир пробился голос полковника. – Не засоряй эфир! Капитан, озадачь его, пока он не свихнулся, и проследи, чтобы не ныл на аварийной частоте!

– Овечкин, иди сюда! – зарычал Порфирьев. – Поможешь таскать носилки! Потом тебя сменят. Саня, давай отбойный молоток, бери Овечкина и за носилками! – Он перевел взгляд на активистов: – Несите лопаты, будете выгребать грунт! Лейтенант, дай мне одного бойца, будет работать ломом, остальных забирай и занимай позицию за путепрокладчиком. Если двери начнут открываться, держать выход на прицеле! Без команды не стрелять!

Лейтенант кивнул, оставил ему бойца и увел остальных солдат за путепрокладчик. Люди, спотыкаясь в глубоком снегу, побрели за инструментом, и амбал окликнул молодого техника:

– Володя! Садись за штурвал вездехода и не вылезай оттуда! Если нам начнут открывать, не жди особого приглашения, сразу вырубай прожекторы и сдавай назад хотя бы на десяток метров.

– Я не смогу задом сдать, – молодой техник поморщился. – Здесь еще уже, чем там, в первом тоннеле. Да еще темно! Врежусь! Может, ты сразу вездеход развернешь мордой на выезд? И пусть так стоит. По прямой я на габаритных огнях отползу!

– На нем задних прожекторов нет, – возразил амбал. – Без света будем копаться вдвое дольше, а в скафандрах аккумуляторы садятся. Тогда просто выруби все огни и заглуши движку. Все, давай в кабину! – Он обернулся к Антону: – Овечкин! Не стой столбом, хватай носилки и вперед!

Порфирьев бесцеремонно подтолкнул Антона в сторону тащащего носилки пожарного, отчего Овечкин едва не упал в грязный снег, поднял отбойный молоток и направился к стальной плите ворот.

Следующие полчаса Антон таскал носилки от орудующего отбойным молотком Порфирьева к путепрокладчику, скрепя зубами от усталости, злобы и постоянно растущего нервного напряжения. Идти через глубокий снег по скользкому грунту было нелегко без всяких носилок, а с ними выматывало так, что он взмок от напряжения. Амбал велел им с пожарным высыпать грунт в две кучи возле стен, чуть впереди путепрокладчика, чтобы получалось что-то вроде брустверов. Сказал, мол, если из лифта откроют огонь, то пули должны увязнуть либо в путепрокладчике, либо в этих кучах и не долететь до вездехода, потому что, если вездеход умрет, а в бункер их не пустят, то все, пиши пропало. И Антон послушно надрывался, тихо беснуясь от ненависти к военным. Сначала они устраивают на планете ядерный кошмар, потом один из них унижает его на глазах сына и лишает дочери. Потом этот ублюдошный генерал едва не расправился с Антоном и его семьей, хорошо, что подох, туда ему и дорога, а теперь выясняется, что еще какие-то подонки в форме захватили «Подземстрой», устроили там кровавую расправу и теперь не пускают его в бункер. Он, будучи остро нуждающимся в медицинской помощи, надрывается с этими долбаными носилками, а пятеро здоровых жлобов с автоматами разлеглись за долбаным путепрокладчиком, типа «заняли позиции», и ни фига не делают! Но он все равно выживет им всем назло! Лишь бы только эти сволочи там, за воротами, впустили его внутрь!

Усиливающееся першение в горле вызывало нарастающий страх, от частого откашливания гортань воспалилась и болезненно отзывалась даже на кряхтение, головная боль, успокоившаяся после полученной в метро травмы, снова напомнила о себе. От отчаяния Антон решился попросить Порфирьева отпустить его отдохнуть, и тот даже согласился, но в эту секунду, как всегда внезапно, налетел ураганный ветер, и у тупика их рукотворного каньона вспыхнул чуть ли не торнадо из грязи и мелких камней. Все попадали, кто где стоял, и Антон с пожарным укрылись носилками, как смогли. Овечкин сжался в комок, но полностью уместиться под носилками двум взрослым людям невозможно, и разогнанные ветром камни больно били по торчащим из-под них частям тела. Материал скафандра смягчал удары, но температура под ветром сильно упала, и лежащий без движения вспотевший Антон быстро замерз. По окоченевшему телу летящие камни били болезненнее, от холода начался озноб, сухой кашель усилился, раздраженное горло отдавало резью. В довершение всего этого никто не отвечал на вызовы полковника, не умолкающего в эфире ни на минуту, и это было самое страшное. Через десять минут ветер наконец-то стих, и измученный Антон, пошатываясь, побрел к вездеходу.

– Куда? – Порфирьев схватил его за локоть и направил обратно к носилкам. – Работать кто будет?

– Мне надо отдохнуть, – вяло возмутился Овечкин. – Ты сам разрешил!

– Ты уже отдохнул! – прорычал амбал. – Таскай давай! – Он вновь загремел отбойным молотком.

Пришлось подчиниться и таскать дальше. Сам амбал долбил заледеневший грунт без устали, словно робот, и Овечкин понял, что за прошедшее время они откопали ворота больше чем наполовину. До интоксикации два часа, времени хватит, но что потом? Если их не впустят до истечения этого срока, то за сутки сидения в палатке тут все засыплет заново и снова придется рыть. Еще через пятнадцать минут до Порфирьева наконец-то дошло, что люди валятся с ног, и он вышел в ближний эфир.

– Лейтенант, смени нас, – прорычал он. – Тут немного осталось. Оружие не снимать!

Услышав эти слова, Антон бросил носилки и поплелся в сторону вездехода. Ему никто не мешал, и он оглянулся. Оказалось, что Порфирьев остался у входа и разговаривает с лейтенантом. Они обсуждают что-то на тему кто где занимает оборону, когда ворота откроются. Потом амбал взял карабин в руки и залег за дальней кучей грунта, выпадая из света прожекторов вездехода. Его силуэт расплылся, растворяясь в пыли, и Антон потерял Порфирьева из вида. Вот и пусть там сидит. Надо еще полковника к нему подсадить, чтобы не грелся в теплом кузове! Военные все это устроили, вот пусть и расхлебывают! Чтобы договориться с маньяками, нужны другие маньяки, или как там говорят…

После троп, проторенных в снежной грязи от ворот до отвалов грунта, вновь пришлось идти через глубокий снег, и выбившийся из сил Антон несколько раз упал. Добравшись до вездехода, он с трудом влез в кузов и в изнеможении рухнул на сиденье. Отдыхающая смена забралась в машину, двери захлопнули, и три девятки на счетчике Гейгера превратились в три шестерки. Овечкин несколько секунд глядел на зловещую цифру, но уровень радиации не менялся, и в горле вновь запершило. Чтобы отвлечься от панических мыслей, он закрыл глаза и прислушался к монотонному голосу полковника. Сразу после урагана он дополнил свой примитивный армейский текст более разумной информацией, но ответа все равно не было.

– «Подземстрой», «Подземстрой», прием! Я – полковник Менделеев, Генеральный Штаб Министерства Обороны… – Полковник в очередной раз надрывно закашлялся, выходя из эфира.

Он привычным движением распахнул шлем, сплюнул кровавый сгусток и растер ногой. Антон открыл глаза и посмотрел на пол. Стальное покрытие под ногами полковника было покрыто грязно-красными разводами.

– …Российской Федерации! – Полковник захлопнул шлем, продолжая вызов. – «Подземстрой», мы знаем, что вы нас слышите! Мы находимся перед вашими внешними воротами! До окончания цикла антирада остался один час сорок две минуты! Нам требуется помощь! Под моим командованием находится двадцать человек, включая шестерых женщин и одного маленького ребенка. У нас имеются высококвалифицированные гражданские специалисты: три медика, инженер-механик, техник и сотрудник пожарной охраны МЧС. В нашем распоряжении вездеход на воздушной подушке на электрической тяге в исправном состоянии. Мы откопали вход… – полковник снова зашелся в кашле, – …теперь вы можете открыть ворота. «Подземстрой», ответьте! Прием!

Он замолчал, болезненно кривясь, и перевел дух. В кузове повисла гнетущая тишина, уставшие люди молча сидели на своих местах, никто ни с кем не разговаривал. Все напряженно вслушивались в шипение забитого помехами эфира, и ничто, кроме выживания, сейчас людей не интересовало. О чем тут говорить, когда ты стоишь в шаге от спасения, уткнувшись носом в стальную стену, и твоя жизнь полностью зависит от тех, кто за ней сидит. Почему они не отвечают? Они не могут нас не слышать! Это не какое-то там заштатное бомбоубежище возрастом в полторы сотни лет, в подвале московской многоэтажки, которое чинуши от Гражданской Обороны сохранили для галочки! У них там все есть! По последнему слову техники! Они в безопасности! Что им стоит впустить каких-то двадцать человек, если убежище рассчитано на тысячи?! А вдруг у них вышла из строя система связи, и они действительно нас не слышат?!! Нет! Такого не может быть! Антон с трудом подавил панику. Он специалист в этой области и прекрасно знает, что подобное оборудование надежно и так быстро из строя не выходит. «Подземстрою-1» всего три года, их система связи наверняка от лучшего производителя, рекламная кампания, которую проводили бизнес-структуры Шрецкого, уделяла особое внимание тому, что каждый элемент бункера исключительно надежен и выпущен изготовителями с мировым именем. Там даже гарантия не закончилась! Просто так сломаться она не может, если только заводской брак, но «Подземстрой-1» функционирует три года, за это время такое давно бы вылезло наружу, и бракованное оборудование заменили бы по гарантии! Они должны нас слышать, должны! Просто полковник неубедителен, бубнит свою армейскую бредятину, заходясь в кашле через каждые два слова! Вести переговоры должен он, Антон Овечкин! Его интеллект, красноречие и успешный опыт сетевого хедлайнера позволят ему заинтересовать их! Он приведет веские аргументы, грамотно обоснует свою позицию, авторитетно полемизировать с оппонентами – это его конек, он успешный лидер мнений…

Бубнящий свой монолог полковник в очередной раз зашелся в душащем кашле на полуслове, и в образовавшейся паузе на аварийной частоте внезапно зазвучал чужой голос.

– Полковник, как принимаешь меня? – сигнал говорящего пробивался через помехи, но был слышен вполне отчетливо. – Это «Подземстрой», прием!

– «Подземстрой»! Принимаю тебя тихо, но уверенно! – оживился полковник. – Мы перед вашим входом! Откройте ворота!

– Не торопись, полковник, – в голосе собеседника звучала ирония. – Сначала выведи в эфир кого-нибудь из своих медиков. Я хочу убедиться, что это не блеф.

– Что? – полковник оторопел от неожиданности, но сразу взял себя в руки: – Медиков рядом нет, это женщины, мы оставили их в погибающем бункере, планировали вернуться за ними, как только убедимся, что «Подземстрой» уцелел…

– Ну так возвращайтесь, – заявил собеседник. – Вы только что в этом убедились. Мы подождем.

– У нас через полтора часа заканчивается цикл антирада! – возразил полковник. – Мы не успеем вернуться за это время! Нам нужно переждать интоксикацию!

– Ну так переждите, – постоянное шипение помех делало демонстративное равнодушие собеседника еще более холодным. – У тебя же есть «База», полковник. Используй ее.

Ошарашенный диалогом Овечкин потрясенно переводил взгляд с полковника на окружающих и обратно. Там, в «Подземстрое», знают, что у них есть спецпалатка… Значит, они слышали радиопереговоры полковника и Порфирьева… То есть все это время они слышали нашу мольбу о помощи, но не реагировали! И наверняка не собирались отвечать вообще, но полковник упомянул о медиках, и их это заинтересовало. Там, внутри, засели какие-то монстры в человеческом обличье! Антон судорожными движением переключил рацию на аварийную частоту, но полковник его опередил:

– В чем проблема, «Подземстрой»? – полковник явно сдерживал кипящую злобу. – Впустите нас, мы переждем интоксикацию в безопасном месте, и после этого вернемся за медиками. Их бункер в восьмидесяти километрах, это почти два с половиной часа езды!

– На таком расстоянии от нас нет никаких бункеров, – перебил его собеседник. – Я из штаба РВСН, полковник! Мне можешь не рассказывать.